1.16. ...и лицо Его, как солнце, сияющее во славе своей.
Поди пойми, то голова и волосы белы, как снег, то сияют, а солнце, оно ведь
звезда желтая, золотая, какое-то странное нагромождение, ну прямо на радость
атеистам.
Воистину страшен подобный Сыну Человеческому, у Босха он много благообразнее
получился, ангел как ангел, а что Иоанн в некотором обалдении, так ведь не
каждый день ангелы ему являются. А рядышком демон пристроился, и опять же все
ясно: где бог, там и черт, не зря всякая нечисть обожает гнездиться на
освященной кладбищенской земле, а всякая ересь закоснело укореняется в
монастырях. Но страшен, страшен бог для того, кто в него верует!
2.6. Впрочем, то в тебе хорошо, что ты ненавидишь дела Николаитов, которые и Я
ненавижу.
Неужели же так до самого конца будет - наставления по богословским вопросам,
давно утратившим всякую актуальность, борьба с какими-то непонятными еретиками?
Ну ладно, все равно буду читать, Бен прав, это стыдно не читать.
2.20. Но имею немного против тебя: потому что ты попускаешь жене Иезавели,
называющей себя пророчицею, учить и вводить в заблуждение рабов Моих,
любодействовать и есть идоложертвенное.
Да, он, кажется, настроился в самом деле перечислить все семь церквей, что в
Асии. Но до чего же убог грех: как обычно, все вертится вокруг блуда!
Называла себя пророчицей, и были, быть может, ее последователями также
писаны священные книги; не исключено, кстати, что книги эти были хороши. Ибо
если среди считаных первоначальных христиан, среди этого мелкозабитого сброда,
едва ли излишне отягощенного гуманитарной образованностью, удалось отыскать не
одного хорошего писателя, остается предположить, что литературный талант
распространен гораздо шире, чем принято думать, - или что такой штуки вообще не
существует. Остается предположить, что чуть не каждая секта грязных, темных и
вонючих фанатиков имела свои писания, от которых непредвзятый и, следовательно,
неверующий читатель не отвернулся бы в негодовании. Конечно, в век второй
софистики владение словом ценилось высоко и было необходимым условием успеха -
пусть даже и среди нищих духом варваров. Впоследствии установили, что
писательское мастерство вовсе не обязательно, вполне достаточен авторитет
лидера, магия личного воздействия и прочее, но тогда.
It seems to me a strange thing mystifying
That a man like you can waste his time
On women of her kind.
2.21. Я дал ей время покаяться в любодеянии ея, но она не покаялась.
В самом деле, убог грех: всё вокруг блуда, всё вокруг секса, а, собственно,
почему? Эх, и разгулялись же они там! Так и подмывает присоединиться, но нет,
надо быть выше этого.
3.3. Если же не будешь бодрствовать, то Я найду на тебя, как тать, и ты не
узнаешь, в который час найду на тебя.
Страшен бог, старый библейский бог, бог небесный, до которого так и не
доросла башня, воздвигавшаяся некогда в Вавилоне, граде великом. Они стреляли с
вершины, и стрелы, уносившиеся за облака, падали наземь, залитые кровью,
огненной, всесжигающей божественной кровью, не преобразованной еще таинством в
сладенькое винцо причастия. И страшен был гнев божий: лингвистический террор,
как доказано - самое надежное средство заставить человека добровольно отречься
от своих убеждений. "Созидающий башню сорвется".
3.15. Знаю твои дела; ты ни холоден, ни горяч; о, если бы ты был холоден или
горяч!
3.16. Но как ты тепл, а не горяч, и не холоден, то извергну тебя из уст Моих.
Правду сказать, все это, пожалуй, могло бы быть даже и скучно: мелкая грызня
жалкой кучки жалких фанатиков. Но слова! Какие слова, наверное, из-за этих слов,
которые и впрямь заставляют предположить чуть ли не божественное вмешательство,
и стоит читать дальше.
Какие слова, какие прекрасные слова, как уже было многократно сказано.
Впервые, вероятно, сказано было по-арамейски, но тогда имело под собой хоть
какие-то основания. А потом некритично повторяли по-гречески, на вульгатной
латыни, на всех возможных языках, переводчики стремились сохранить не слог, но
смысл, а поди пойми, насколько его сохранили, если даже в Септуагинте, как
утверждают. Вначале было дело, а уж потом явился дьявол, инферн-асессор Мефисто.
Ведь есть книги, не поддающиеся переводу именно из-за внушающей трепет красоты
слова, и перед развеселыми кощунственностями Бака Маллигана робеешь, словно
понуждают тебя всуе помянуть святое Имя, которое дозволено произносить лишь
первосвященнику и лишь единожды в году. А есть книги, которые переводятся.
Библия, скажем, или Хемингуэй.
3.21. Побеждающему дам сесть со Мною на престоле Моем, как и Я победил, и сел с
Отцом Моим на престоле Его.
Древность, настоящая, доподлинная древность, изначальная простота, это потом
уже стали щеголять парадоксами, именуя их при надобности диалектикой либо
милосердием, до чего же просто, никаких изысков, слова, которые всегда к вашим
услугам.
4.7. И первое животное было подобно льву, и второе животное подобно тельцу, и
третье животное имело лицо, как человек, и четвертое животное подобно орлу
летящему.
4.8. И каждое из четырех животных имело по шести крыл, а внутри они исполнены
очей...
Кажется, это называется контаминация... Ну как они могут быть похожи на
простых, всем известных животных, имея по шести крыл, не говоря уж об уйме очей
- внутри почему-то? Как вообще таких на небо пустили? Или символика
какая-нибудь, ну ладно, символику, если кто спросит, как-нибудь растолкуем. Или
просто достаточно будет сказать, что это символика.
Наверное, отсюда и пошли уподобления четырех евангелистов, Иоанн не просто
орел, но орел летящий, кто же у них там за Ганимеда, птица Зевса, а сам
Иоанн-евангелист стоит себе и символ свой созерцает... А как еще прикажете
описать то, чего на земле не бывает и быть не может? "Символами, дорогой мой, и
приходится пробавляться, говоря об аде", рай, можно полагать, в этом отношении
подобен аду, будучи вещью в той же мере последней. Но страшен, непостижим и
чуден мир небесный! "Видя льва, стремящегося следом..."
4.8. ...И ни днем, ни ночью не имеют покоя, взывая: свят, свят, свят Господь Бог
Вседержитель, Который был, есть и грядет.
Нет, это уже просто смешно, и жалко к тому же бедных животных: ну какое
удовольствие все время повторять одно и то же?
Время и вечность, и связанному временем не дано постичь беспощадного величия
суеты, начинающейся там, где кончаются эти самые последние вещи, from here and
to eternity. И не дано нам, живущим лишь ныне, знать, чтО есть блаженство
воссоединения, созерцания и прославления Господа. Он был в духе, вне времени и
пространства - как Цезарь?
5.4. И я много плакал о том, что никого не нашлось достойного раскрыть и читать
сию книгу, и даже посмотреть на нее.
Истинно теологическая душа, Великий текст за семью печатями, книга,
написанная Богом, а, собственно, кто еще мог бы ее написать, если она
предвечная? Да, тут начинаются бездны, уводящие в сатанинские глубины и
первобытные космогонии. Книга являет собой тайну высшего порядка: на нее
смотреть нельзя, а на бога - пожалуйста. Эх, было где разгуляться поздним
софистам на ниве ранней схоластики!
5.6. Стоял Агнец, как бы закланный, имеющий семь рогов и семь очей, которые суть
семь духов Божиих, посланных во всю землю.
Нет, все-таки не понимаю: если агнец - это Христос, так за что его столь
изукрасили? И что в этом от христианства? Ересь, сплошная ересь, из тех, что
могут быть интересны лишь пару тысяч лет спустя, когда читаешь и тщишься
выискать хоть какое рациональное зерно, но не дай бог жить при таких еретиках...
Между прочим, никто, кажется, не изображал его таким многорогим бараном, и
не предполагалось, может быть, что мы будем себе это представлять в зримых
образах, ибо сказано: "Не сотвори себе кумира". Впрочем, логично допустить, что
Христос на небе не тождествен Христу на земле: слишком мало антропоморфен, чтобы
кумир сотворить и ему поклоняться, но, в конце концов, ведь и рыба. С другой
стороны, можно примыслить и такой вариант теологии, где жертва как раз в том и
состоит, что принял Он облик человека - существа примитивного и
неизбежно-смертного (смерть тогда предстает естественным и закономерным
результатом рождества). Ох, и ересь же, всегда и всюду ересь, ведь намного
занятнее выдумать нового бога, нежели поклоняться старому.
6.6. И слышал я голос посреди четырех животных, говорящий: хиникс пшеницы за
динарий, и три хиникса ячменя за динарий; елея же и вина не повреждай.
А что такое хиникс, почем этот хиникс в базарный день? И чем так страшен
имеющий меру в руке своей, вестник экономического чуда, с подозрительной
быстротой наследующий войнам и убийствам? Кажется, о дороговизне речь; но
сколько динариев в месяц получал тогда простой инженер? Как раз тот случай,
когда внести ясность мог бы подробный анализ состояния имперской экономики, вот
куда заводит стремление к злободневности, если текст должен быть при этом еще и
вечен. Впрочем, Иоанн не рассчитывал на вечность, бессмертие явилось для него
неожиданностью, и, наверное, уже скоро превратилась в прельстительный иероглиф
актуальная деталь, которую вычеркнул бы изощренный стилист, стремящийся к
бессмертию.
6.8. И я взглянул, и вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя смерть; и
ад следовал за ним, и дана ему власть над четвертою частью земли, умерщвлять
мечом и голодом, и мором, и зверями земными.
Вот он откуда, конь блед! Но что же это получается, до чего живуче
человечество: вроде бы и предыдущих зол хватило бы для поголовного истребления,
ан нет - существуют еще люди! Наверное, очень трудно было тогда представить,
сколь быстро можно при желании уничтожить все, что угодно, включая и зверей
земных.
Нет, вероятно, тут хитрее, "здесь мудрость", ибо в противном случае слишком
уж часто ад выбирается на поверхность, а ведь ад, ставший явным, ад, о котором
известно, что он не более чем ад, по самой своей сущности обреченный на
поражение, - да, пожалуй, сохранил бы привлекательность разве что для чертей.
Сказать по совести, похоже, что не о последовательности какой-то идет речь
(первая печать, вторая, седьмая), - да и какая, право же, может быть
последовательность в вечности! Похоже, это все об одном и том же, только в
разных системах символов, на разных языках, чтобы хоть что-то дошло до читающего
и слушающих. Хотя нет, что-то - это для слушающих, читающий-то все знает, ибо на
что иначе богословы.
6.11. И даны были каждому из них одежды белые, и сказано им, чтобы они
успокоились еще на малое время, пока и сотрудники их и братья их, которые будут
убиты, как и они, дополнят число.
Нет, это уже просто издевательство какое-то: успокоиться, пока и остальные
будут убиты! Это уже ни к какому христианскому гуманизму ни в какие ворота не
лезет, это уже очевидная попытка утихомирить возмущенные массы, опиум для
народа.
Чтоб подождали жаждущие отмщения, ибо идет день гнева, и придет день гнева,
и каждый убийца должен встретить его во всеоружии своей мерзости, чтоб ни один
не спасся от чудовищной, небесной, нечеловеческой справедливости, ничего общего
не имеющей с гуманизмом и милосердием. Ведь нет милосердия в том, чтобы
провоцировать честного, мирного бюргера на гнуснейшие из преступлений, особенно
если бюргер по убожеству и не ведает, что творит: главное, чтоб успел сотворить
по собственной своей свободной воле, ибо когда сотворит, он будет справедливо и
несомненно проклят. Неведение принимается во внимание гуманностью, но не
законом, и все убийцы, все их сообщники, все, кому в нормальных условиях, без
божественного попустительства, может быть, и в голову бы не пришло. А те - чего
возиться, дать им одежды белые, и хватит с них.
6.17. Ибо пришел великий день гнева Его; и кто может устоять?
Какие слова! Черт возьми, вот так вот не читал, не знал, а сколько народу
занимается тем, что цитирует Иоанна ничтоже сумняшеся, ничего, зато теперь уже и
я читал, всем можно говорить. Я знаю.
Едва ли было их тогда более нескольких тысяч, скорее менее, чем более, никак
нельзя поверить, что все они гении, если только не признавать бытия Божиего, а
признавать мы пока погодим. И вера ничего не объясняет, фанатичная вера,
пламенно-огненная, слепая, глухая и бессловесная, ибо истинная вера не нуждается
в словах, а еще менее нуждается она в хорошей литературе, строевой устав еще
куда ни шло. Но, допустим, мы примем, что хорошая литература являет собой нечто
довольно распространенное, нечто такое, что по силам чуть ли не каждому.
Возникает еще более каверзный вопрос: откуда же берется литература бездарная?
Так и подмывает выдвинуть ничего не объясняющее объяснение, ибо все понятно,
если Он чудо явил, но самопроизвольно напрашивающиеся решения слишком легки и
очевидны, чтобы быть истинными.
8.7. Первый Ангел вострубил, и сделались град и огонь, смешанные с кровью, и
пали на землю; и третья часть дерев сгорела, и вся трава зеленая сгорела.
Вот и поди попробуй объяснить, откуда ему такие картинки на ум приходят,
кажется, кары все восходят к ранним источникам, а они-то откуда могли знать,
если пришельцы на Земле свои боеголовки не испытывали? Да тише вы там!
И опять жестокая божественная справедливость, воскресение и смерть, трава не
имеет бессмертной души, не жаль поэтому праведному травы, выгорающей под
пламенем небесным; в Нью-Иерусалиме вообще не растет, кажется, ни черта, кроме
древа жизни, кое росло от века и, возможно, какую-то там завалящую душонку имеет
тож, распростертые на могиле. А все-таки жалко: не грешила она, не вершила дел
праведных, ибо не от Господа трава, не от Дьявола, а просто так. Просто живая.
9.1. Пятый Ангел вострубил, и я увидел звезду, падшую с неба на землю, и дан был
ей ключ от кладезя бездны.
Красиво, до чего же красиво! Падающая звезда, облеченная властью, очарование
демонизма, хотя куда там: она просто исполняла приказ, и чего они там так
разорались? Витя, что ли, в экстаз впал?
Люцифер, падший ангел, падучая звезда, в эпилептическом припадке
пригрезившийся низвергнутым ныне, хотя случилось это еще задолго до начала
времен (сказано было отменно, так и тянет меня сегодня на ересь). "Мой старый
друг, мой верный Дьявол", и не был ли кладезь также отворен изначально, если
всегда была у так называемых глубин сатанинских возможность искушать и
обольщать? Еще один аргумент в пользу того, чтобы не слишком тщиться изыскать
какую-либо последовательность.
9.7. По виду своему саранча была подобна коням, приготовленным на войну; и на
головах у ней как бы венцы, похожие на золотые, лица же ее, как лица
человеческие.
И опять все перепутано, опять никак не представишь себе, на что, в самом
деле, похожа эта саранча - или чем она похожа на саранчу. Но - лица, как лица
человеческие, до чего же страшно! Да хватит вам шуметь! Не ясно, что ли: человек
занят, библию читает, тут настрой должен быть надлежащий, возвышенный...
9.21. И не раскаялись они в убийствах своих, ни в чародействах своих, ни в
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг