праха земнаго идуща" панике, - а не показался ли я ей недоноском?
Глубокоуважаемым шкафом и глубокомысленным ослом? Ведь ничего
существенного между нами так и не сказано, и все это - одни мои
мечтания. Наверное, мне не жить, потому что нельзя, невозможно
теоретически жить в таком вот раздвоении; что и говорить, даже ПРОСТО
прогулка и ничего не значащий треп с Мушкой доставляет вышеуказанное
немотивированное наслаждение. Такое вот времяпрепровождение ласкает
все, что есть во мне от Того Самого. Но, наряду с любым наслаждением
такого рода, во мне неусыпно бодрствует это самое: "Зачем?" И это
наряду с моим глубоким убеждением, о принципиальной ущербности
анализа, если оставить его в качестве единственного метода... А
Великая Свинья, выходит, и вовсе третий обитатель моей души, а точнее
- третья неотъемлемая ее часть? Почему третья? Потому что сегодня я
даже и помимо своего "Зачем?" не испытывал к Мушке вожделения. Это
кажется вовсе противоестественным, но я вовсе не уверен, что она не
посетит меня в ближайшем сне голой, оч-чень непосредственной и
позволяющей проделать с собой все, что пожелает моя Великая Свинья.
Нет выхода, все это каким-то образом нужно сплавить между собой
воедино, тем более что я уверен, - сила наша и всяческая способность
преодолевать - именно от Великой Свиньи. Хорошо говорить, а на самом
деле все это кажется порой таким унизительным... Воистину, братие, в
воздухе разных времен года разлиты разных времен года разлиты разные
же наркотики: много осеннего воздуха успокаивает, делает тихим и дарит
крепкий, глубокий сон без прорывающегося в него Света, как от
длинного, переполненного солнцем и движением летнего дня. А самый
страшный и самый черный яд разлит апрелем, хотя я люблю и апрель, и
его яд.
Кажется, я придумал с "медленным" кристаллом и сегодня полдня
мастерил кристаллизатор помощнее, - на полтора киловатта, а потом еще
считал и делал кое-какую дополнительную оснастку. Когда я думаю о
третьем варианте, все мысли разбредаются в стороны и теряются в
какой-то серой пустоте, и "упереться в глухую стену" - кажется мне
вполне подходящим сравнением. Тут нужно не мое даже воображение, а
что-то совершенно непредставимое; мне остается только создать
формальный аппарат, довести его до нужного уровня развития и дальше
действовать в соответствии с правилами, а только потом попробовать
дать физическую интерпретацию. Другого пути я, во всяком случае, не
вижу, только вот долгая это ряда...
Боюсь, с Танюшей что-то не в порядке: она плохо спит уже вторую
ночь подряд, кричит, а подойдешь - царапается.
VIII
Третий раз перечитал "Лезвие бритвы" - детскую, в сущности,
книжонку, переполненную оптимизмом и верой в конечную победу добра,
причем подразумевается, что автор знает, что такое добро и как оно
будет выглядеть через двести лет хотя бы. Вообразите себе
представления о добре каких-нибудь неандертальцев и примерьте их к
себе... Сама по себе формулировочка "победа добра" двусмысленна уже
сама по себе: а над кем, собственно говоря, победа? И с чьей точки
зрения - добра? Это напоминает до отвращения однообразные у всех
народов сказки, где эта самая победа приравнивается к убийству
какого-нибудь злодея с преотвратной внешностью (это чтобы читатель
проникся надлежащими в данном случае эмоциями) как-то: Дракона, Змея
Горыныча, Кощея Бессмертного, Великана какого-нибудь, либо же Фильки
Кривого или Меченого. Само собой разумеется, что после его весьма
показательной, как правило, погибели все пойдет просто-таки
великолепно, а ежели злодеев поистребить много, так и еще
замечательнее. Как будто после смерти Кощея они перестанут хлестать
водку, лупить жену, портить девок, халтурить, скучать от безысходной
глупости, считать себя лучше других без всякого на то основания и
всегда правым, вешать кошек и негров исключительно для собственного
удовольствия, пытать ведьм, приносить в жертву младенцев, пороть
собственных детей, бездельничать, и от извращенной взаимосвязи все
изобретать и изобретать концлагеря, бомбы, душегубки и тому подобное.
Но я о книге: один из центральных тезисов автор, на мой взгляд,
поставил с ног на голову или, во всяком случае, не так оттенил:
красота не есть принадлежность воспринимаемого а, скорее, единство
того, на что смотрят, смотрящего и условий смотрения. Я сам был
свидетелем, какими чудищами выглядят люди при некоторых особых
условиях. И наоборот: утверждают, что даже самые страшные бабы
начинают казаться красавицами к концу, например, длительных морских
рейсов. Мы видим что-то красивым в том числе еще и потому только, что
мы - это мы. Дикая свинья, мягко говоря, не кажется нам воплощенным
изяществом, но это потому что мы не способны видеть ее глазами секача
по осени. И точно таким же образом мы видим скверной пародией на
человека самку шимпанзе. У нас были бы существенно другие критерии
красоты, будь наше зрение инфракрасным или рентгеновским. Здесь
существует полная аналогия с другими чувствами, особенно со вкусом;
смертельно голодный человек найдет восхитительным то, что счел бы
совершенно неприемлемым будучи не только сытым, но даже и умеренно
проголодавшимся. Точка зрения на предмет в значительной мере
определяет, как он выглядит. Я чувствую, что здесь есть что-то
исключительно важное, но не могу покамест понять, что именно. Я,
кажется, заместо этого понимания начинаю понимать алкоголиков и
наркоманов: рассудок вопит - не тянись к рюмке, не трогай шприц! Но
вселившийся в человека дьявол сам, без спросу у мудрого разума, тянет
руку одержимого им тела. И я. Вчера подверг свои чувства беспощадному
анализу, разложил их на составные части и окончательно убедил себя,
что ничего такого и вовсе не существует. А поверх, для верности (ох,
как это было умно!), решил выбросить из головы. Понятное дело,
результат налицо: целый день, украдкой, когда она, - не дай бог! - не
видит, бросал на нее взгляды. Точнее, - башка сама поворачивалась, а
глаза сами собой скашивались куда не надо. Все, ни за что!!! Вот
только самый последний разик гляну, - просто из холодного любопытства,
- что она там делает, и окончательно пойму, насколько все это мне
безразлично. Вот гляну, чтобы уж совсем-совсем убедиться в полном
своем равнодушии и какая у меня сила воли... А теперь самый
последний-распоследний разик... А посмотреть, правду говоря, есть на
что: никогда бы не подумал, что так интересно подглядывать за самой
обыкновенной девчонкой (Подглядывать - кажется не вполне подходящим
словом, поскольку обыкновенно под этим подразумевают несколько другое,
но с другой стороны, как по-другому сказать, если пристально
наблюдаешь за человеком, а он этого вовсе не подозревает?), но и в
самом деле никто так не движется, как это делает она. Никаких видимых
усилий, никакой динамики, но вот она только что сидела - и уже стоит.
Пере-текла, пере-струилась. Тело ее напоминает прозрачную реку в тени
деревьев, когда кругом солнце, там так же играют, переходя одна в
другую, почти невидимые струи. Она идет - ни единого лишнего движения,
но и ни единой лишней неподвижности. Природе понадобился долгий путь,
чтобы через живой таран носорога, прыгучую пружинистость оленей,
хищную вкрадчивость тигра, суету обезьян, в итоге прийти к такому
вот, что ни убавить, ни прибавить. Болтает ли с подругами: увлечена, а
по лицу проходят тысячи оттенков выражения, и ни единого чрезмерного.
Если тело ее я сравнивал с прихотливой игрой водяных струй, то лицо -
как блики на воде. То, что золотым узором переливалось на потолке в
доме на берегу, солнечным утром. После уроков я брел сзади, непривычно
чувствуя косность, недоделанность своего тела, и жадно смотрел, как
она всего-навсего подбежала к трамваю и вскочила на подножку, - и тут
у меня бухнуло, - по-другому не скажешь, - сердце. Почему? А я
всего-навсего вдруг представил себе, как она должна танцевать, и впал
в неожиданную панику. Кощунство - связывать Мушку и Великую Свинью,
это чувство достаточно сильно, чтобы заглушить хрюканье днем, но ведь
есть же еще и ночь. Проклятая ночь, когда обыкновенная простыня
становится порой пеленой из негашеной извести, Пылающим Покровом из
"Баллады Рэдингской тюрьмы". Ох, как скверно-то быть одержимым! А это
явная одержимость, если даже невинная мысль о ее танце бросила меня в
дрожь - в жар - в пот и вызвала легкий сердечный приступ. А дальше что
будет? Кристалл мой растет, пожирая колоссальное количество энергии, и
для меня приблизительно ясно, каким образом она в нем упаковывается.
Если это действительно так, то некоторые эффекты Твердого Тела,
которые обычно числятся по "разным ведомствам", на самом деле
представляют собой разные стороны одного и того же, поэтому эффекты
лазера и сверхпроводимости будут отменно сочетаться в одних и тех же
молекулярных структурах. Посмотрим. В любом случае я сделаю несколько
кристаллов (не спалить бы что-нибудь, да еще, не дай бог конечно,
кто-нибудь заметит воровство электроэнергии), - это сколько же времени
пахать кристаллизатору?
Половину ночи ломал над формальным языком; ясное дело, без
теории множеств здесь лучше даже и не приступать, но только каким
способом конкретно? Вообще же подозрительно, что вот прочитал книжку -
и выводы делаю в соответствии с ней, - несолидно это как-то,
легковесно. Но, с другой стороны - это основа основ, даже
математическая логика выводится из Теории Множеств, а не наоборот. Вот
непонятно только, как понимают ее люди, ежели не в силу логичности ее
построений... выходит чувство логичности-нелогичности закладывается в
нас иным путем, не через доказательства, стихийно? Что-то тут...
Интересно, каковы закономерности этого стихийного процесса? Это потом.
Так вот, обычно я как-то напрягаюсь внутри головы и разом получаю
результат либо же резюме о его недостижимости. Если быть уж до конца
точным, то получается не весь результат разумеется, а его основная
идея, "ядро", который я потом довожу до ума. Сейчас все складывается
по-другому, потому что для моих мозгов необходим хоть какой-нибудь
образ, хоть какое-то представление, а если его нет, то вроде бы как
нет и цели для стремления моего ума, не возникает разность
потенциалов, а с ней - и выполняющий полезную работу ток. Когда я,
наконец, лег, то начали сниться такие изощренно-сложные сюжеты с
подспудными идеями, что впору было просыпаться в холодном поту. Не
проснулся. Вот еще! Убедился кстати, что не Менделеев, потому что
никакой такой таблицы мне не приснилось, хотя была бы она очень
кстати. А что надо-то? Несколько символов, обозначающих не более
двух-трех понятий, да столь же немногочисленные правила операций. Для
чего надо? Чтобы путем последовательного усложнения прийти к сложным
структурам. Что для этого надо? Проанализировать свойства этих сложных
структур, которых, к тому же, скорее всего попросту не существует...
Приехали, эта сказка про любовь, начинай сначала, очередной этюд о
всесильности логики. Ни черта она не может, если разом не увидеть
цели, если разом не прозреть. И мысли непрерывно кружатся около цели,
и все никак в нее не проникнут... Ей-богу, нет ничего мучительнее
ощущения собственной тупости, в подобном состоянии я, наверное,
особенно сильно похож на идиота. Дошел до того, что приблуждал
каким-то образом в актовый зал и, застав бедный, беззащитный,
беспомощный рояль одного, набросился на него, аки лютый зверь. Нет,
сочинять музыку я бы не смог и отлично отдаю себе в этом отчет, но вот
одни и те же вроде бы вещи звучат у меня, в зависимости от настроения,
очень по-разному. Естественно, нет никаких отступлений от партии, но
вот так уж получается. При этом я не могу сказать, что я так уж люблю
слушать музыку; то есть я, конечно, не против, но это никак нельзя
сравнить с тем, что испытываешь, когда играешь сам. Тема, развиваясь в
мелодию, словно уносит меня в какие-то неописуемые словами дали. С
этой точки зрения (а многие со мной не согласятся) особенно хороши
фортепианные переложения Баха, который Иоганн Себастьян, Бетховена и
Моцарта (эти - в несколько меньшей степени), причем особенно
нравящиеся вещи я даже жалею заканчивать, есть соблазн как-то раз! - и
продолжить, поразвить пришедшую к концу тему. Несколько раз пробовал,
и, понятное дело, ничего хорошего из этого не воспоследовало: у
мастеров все темы приходят к своему завершению в момент настолько
точный, словно он был математически выверен. На этом основании смешно
искать особый "механизм старения": просто-напросто приходят к концу
темы, начавшиеся в момент зачатия. Может быть, именно поэтому так
захватывает людей музыка. Это и познание, и развитие, и взрыв - все
одновременно. Кстати, мне кажется, что перемены стиля музыки странным
образом соответствуют переменам "общего", стратегического взгляда
людей на мир и его устройство. Импрессионизм был предтечей и
современником теории относительности, а уж джаз - так и вообще возник
одновременно с ней. И в совсем-совсем другом мире возник рок. Страшно
даже задуматься, что предваряет он, и зря думают, что это так,
хулиганская музыка, гнилой ветер с Запада. Это просто крикливый
младенец, который может вырасти в великана.
Так вот, играю я себе, значит, играю, ничего вокруг себя не
вижу, а слышу - как токующий тетерев, и чувствую вдруг, что позади
меня кто-то напряженно сидит, и это оказалась, надо сказать, Мушка.
Последнее время меня просто пугает, с какой точностью она начала на
меня выходить. Я смутился, - вдруг решит, что это я перед ней токую, а
потому сделал вид, что ничего не замечаю. Но обошлось. Смотрела на
меня горящими глазами, как, в свое время, психопатки - на Лемешева
(мать рассказывала и теть Лида). Вообще говоря, меня любят запрячь в
фортепиано, тогда играю на потеху почтенной публике все, от "Каховки"
и "Бьется в тесной печурке огонь..." - до Армстронга (тут, понятное
дело, старшие делают вид, что ничего не слышат) через "Старый клен" и
"Подмосковные вечера" а также быстрые и медленные танцы. Не люблю,
хотя никогда и не отказываю. А что касается Мушки, то девчонки вообще
очень интересно в этом смысле устроены, и среди них даже сравнительно
тупые порой непонятно чем очень точно воспринимают стихи и музыку.
Ритуся устроена по-другому, музыку она ценит и понимает, к стихам
рассудочно-равнодушна по убеждению, а в искусстве вообще ценит
всяческую прозу с изощренно-мрачными мыслями: "Братьев Карамазовых"-
особенно Смердяковскую казуистику, вообще невообразимые философские
выверты Достоевского, Брэдбери (это такой новый американский фантаст),
Эдгара По, особенно "Путешествие Артура Гордона Пима" - и тому
подобное. Теперь мне кажется даже, что история с "Доктором Фаустусом"
- не вполне случайна. Друзья-то мы с Ритусей друзья, но кто может
влезть в истинные ее побуждения, может быть, не вполне ясные даже ей
самой. И если это так, то следует ждать разговора, в котором я
неизбежно, при любом раскладе приобрету себе врага. Потому что я не
умею врать, а Ритуся - человек изощренно-чуткий.
А к утру, когда закончились наконец мои недо-Менделеевские сны,
мне приснилось другое. Как будто я знаю, что это наша квартира, и я
теперешний, и мать с отцом совершенно такие же, только нет Танюши и
жива бабушка, причем никого это особенно не удивляет. Только две
детали дурные, не соответствующие: во-первых - нет недавно
построенного дома за нашими окнами, и поэтому видно все аж до самой
реки и даже дальше, а из-за этого воздуха и неба за окном кажется
страшно много. Во-вторых - окна мне приснились на две стороны дома,
чего на самом деле в нашей выгородке из бывшей коммуналки, понятное
дело, нет. И ничего особенного в этом сне не происходит, просто небо
очень уж мрачное. Страшно мрачное. Оно затянуто тучами настолько
плотными и серыми, что в комнате царит сумрак, и по фону этой
железной, тяжко-серой завесы наползают тучи еще более темные, совсем
черные, и становится еще темней, темно, как скверным ненастным
вечером, только еще хуже, потому что в ненастье помимо напряженности
есть еще и разрядка ее дождем или же ветром, а тут ничего подобного
нет и в помине. Одно только все усиливающееся, давящее ожидание
чего-то бесконечно-ужасного, непоправимой, неотвратимой, неописуемой
катастрофы. Ожидание, как у привязанного к пыточному столу. Почему это
нельзя войти в свой сон? Этого жаль уже хотя бы потому, что наяву
никогда почти не бывает такой интенсивности переживаний. С этой точки
зрения я опять-таки могу понять наркоманов: чем плохо ждать такой вот
катастрофы наяву, краем сознания, за-сознанием зная все-таки, что ты
властен над своим пребыванием в этой обстановке. В не слишком глубоком
сне человек, будучи частью какого-то мира, в то же время является его
творцом, богом, магом и вот еще недавно вычитал подходящее слово:
"демиургом". Может быть, - именно способность в реальности творить
миры по своему вкусу как раз и можно назвать "счастьем"? Счастье,
просто неосознанное большинством. Есть наркотик. Есть сон. А есть
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг