понадобилось ни гостиницы, ни странноприимного дома, ни чьего-нибудь
частного гостеприимства: мы гордо и непреклонно остановились на горе,
где от веку, с самого укоренения в здешних местах Подворья Киале
располагалась стоянка Крылатых, сейчас, понятное дело, это были
исключительно только геминеры, и какие! Куда там нашему "Северному
Стандарту" под номером "69"...
Когда Мушка увидала эту конюшню, глаза у нее лихорадочно
вспыхнули, и я тут же понял, что останусь позабыт-позаброшен, пока из
стоянки не будет высосана последняя капля костного мозга, - страсть,
ничего не поделаешь. Она мгновенно отыскала единомышленников, и
особенно один из них птенец чуть постарше меня так на нее глядел, что
у меня, с одной стороны, чесались руки, а с другой - даже жалко было
глядеть на него, онемевшего и ошеломленного. Забавно было видеть, что
его папаша, похоже, вполне разделял сынковы чувства, но, однако же,
прятал их куда более искусно. Так что большую часть своего времени она
проводила в полетах, а я... я отчасти был даже доволен таким развитием
событий, потому что сразу же, как только бросил с вершины Горы первый
взгляд на панораму мыса Хай, понял, что тоже явился сюда за товаром, и
нет нужды, что товар этот - особого свойства. В то время я даже не
смог бы ответить, что именно ищу, но твердо знал, что нахожусь в
поиске, поиск этот касается только меня, и не будет мне покою, пока не
найду. Тут еще надо иметь в виду сугубую оригинальность ситуации: не
кто-нибудь искал, а Я, я - с некоторых пор способный найти ЧТО УГОДНО
в КАКОМ УГОДНО виде, и если мне попадалось таким образом что-то,
соответствующее какому-нибудь незначительному и подсознательному
желанию, я странным образом смущался самого себя и покидал такую
находку. Это было похоже на старинный обычай некоторых народов дарить
гостю все, что он похвалит или даже приглядит излишне пристально:
лично я не знал бы, куда деваться, угодив в подобную ситуацию. Так вот
я искал - и не находил, а потом все-таки дал себе труд задуматься: а
не слишком ли быстро, в конце концов, я бегу? Не избаловался ли,
находя все, что угодно - бездумно? И сразу же понял, что феномен
ненаходимости чего угодно может быть объяснен только одним
единственным способом: если искомое обладает волей к тому, чтобы не
находиться, и силой, достаточной для того, чтобы не быть найденным. Из
этого до меня, как до жирафа, дошло, что я ищу какую-то ЛИЧНОСТЬ, и
эта личность - не вполне обычная, и не слишком-то стремится к
контакту со мной. После этого я начал искать вполне осознанно, и,
соответственно, осознал, что до сих пор обращался с открывшимся мне,
как безмозглый потребитель, потому что как иначе назвать положение,
когда возможностей становится в тысячу раз больше, а желания остаются
в основном прежние, - и, надо сказать, достаточно незамысловатые
желания. И не то, чтобы слишком уж возвышенные. А это вредно, - давать
существам низшего порядка все то, чего они простодушно вожделеют, дать
какому-нибудь питекантропу вволю корму, так он и не подумал бы
превращаться в человека. А теперь я ВПЕРВЫЕ за все это время испытываю
затруднение, и тут же впал в растерянность. Спартанцы меня не одобрили
бы. А ведь затруднение - это же хорошо, это же позволяет узнать
положенные мне на текущий момент границы, - или, по крайней мере,
указать, где они хотя бы находятся. Поэтому, тщательно оценив
ситуацию, я прекратил бессистемные поиски и взялся за дело со всей
основательностью. Надо сказать, что Побуждение возникло у меня именно
в этом месте отнюдь не случайно: чем проще, спокойней и монолитней
природа места, тем проще и сильнее владеющие им закономерности; это
аксиома, и для планетарных условий пределом такого рода является, само
собой, какой-нибудь полярный континент, но там все становится уже
СЛИШКОМ простым, не оставляя возможности для маневра. Стиль мыса Хай -
недоступная простота, а если бы он был рыцарем, то девизом его
непременно было бы что-то вроде: "Ничего лишнего". Так что, с этой
точки зрения, место почти оптимальное, и ситуация как раз сложилась
/Схематизированный графилон, достаточно условный. Прим. ред./...
Вопреки уже начавшей складываться у меня привычки, я постарался
остаться в прежнем трехмерном локусе, и никуда не пошел,
последовательно моделируя параметры искомого; мозгов для этого у меня
явно не хватало и я прибег к расширению /Малоусловный графилон. Прим.
ред./ вида. Дошел до предела собственной устойчивости, чуть не
расползся в рыхлое "веретено", но вовремя остановился: может, это и
неизбежно, только кажется мне, что для меня покамест рано и никогда,
ни для кого не поздно. Постепенно искомый объект начал моделироваться,
обрастая все большим числом подробностей, несколько раз пробовал
растекаться, но сила этого метода как раз в том и состоит, что
удалиться для объекта - практически невозможно, как с грамотным
исчислением. Я сидел, закрыв глаза, и занимался предельной деталировкой
объекта, и прозевал момент, когда напряжение между моим собственным
локусом и здешними сингулярными точками пришло к пределу пластичности;
это больше всего напоминало монотонный звук, постепенно достигающий
угрожающей силы, но по сути являлось /Схематизированный графилон.
Прим. ред./... Когда я, наконец, обратил на него внимание, процесс
замкнулся и стал самоподдерживающимся, потом действительно раздался
звук, напоминающий приглушенный гром, и я сразу же обнаружил себя
почти тремя километрами ниже, на Длинном Торгу в Желобе, рядом с
ресторанчиком "Акрос", где мы с Мушкой давеча лакомились маринованным
тунцом, а Мушка ввергла в шок всю почтеннейшую публику, лупанув (самый
подходящий термин для этого явления!) грамм сто пятьдесят
водорослевки, настоянной на бобах шкуродера, за единый дух... Я -
огляделся и не увидел вокруг себя ничего, заслуживающего внимания, за
исключением того, что на восточной скуле Горы, у самого верха,
появилось небольшое, невинное с виду облачко, напоминающее плотный
клок серой ваты, а с этой штучкой меня позаботились ознакомить сразу
же по нашему прибытию в эти богоспасаемые места. Клок ваты на склоне
Горы был абсолютным признаком того, что через час-полтора на сцене
мыса Хай состоится бенефис местного демона, жестокого норд-оста, без
изысков именуемого "даун". Его можно считать одним из последних
осколков знаменитой Погоды эпохи Лагеря и Ранней Вит, появление его
было непонятным, потому что не сезон, а самое главное, - совершенно
неуместным, потому что во время выступления "дауна" находящихся на
открытом воздухе следует считать самоубийцами, кем бы они ни были, и
во всяком случае отказывать в погребении на освещенном кладбище по
обряду матери нашей Святой Церкви. Но я рассчитывал успеть:
интересное, вообще говоря, дело, - только что я во вред делу
переосторожничал, отказавшись от собственного движения в ходе
моделирования, и довел ситуацию до того, что она с хрустом выдернула
меня с нагретой грядки и пересадила на новое место, и тут же, - с
несказанной наглостью собираюсь по-быстренькому, за часок, догнать
увиливающую от меня сущность... Зашел в ресторан, заказал уху
"Комплетекос" из семи сортов рыбы, молок, икры и рыбьих печенок и
тонко нарезанный вяленый ласт реплика с луком. Выпивать, понятное дело
ничего не стал, ограничившись двойным кола-кофе с медом, но в башке
процесс тоже вошел в самоподдерживающийся режим, и поэтому спустя пять
минут я уже не чувствовал вкуса переводимых деликатесов и жевал все
подряд чисто автоматически, а когда поднял голову, то обнаружил
тяжелую черную дверь рядом со стойкой бара, а сама она имела не тот
цвет, что я, по-моему, запомнил. Сам я был теперь, весьма
благоразумно, затянут в серый комбинезон из бездефектного волокна,
непромокаемый и с магнитадгезивными застежками. Пора было делать
следующий шаг, и я, выбрав темпоритм, обеспечивающий мою незаметность,
скользнул в эту черную дверь, и оказался в закутке Овощного Ряда, как
раз между оптовым складом компании "Фрей" и псарней моего доброго
приятеля Эрика, и увидал, что никто до сих пор так и не приобрел
большого фраттида, неутомимо кружившего по просторной клетке. Мы
частенько шутили по поводу этой серой, гладкошерстой твари с острой
мордой и длинным телом на коротких сильных лапах, похожей не столько
на собаку, сколько на помесь крысы с крокодилом и бывшей с хорошего
леопарда размером: я говорил, что следует в качестве поговорки ввести
выражение :"Когда купят фраттида", - а он собирался дать рекламу с
обещанием бесплатного гроба покупателю этого экземпляра. Фраттид
заметил меня, скосил для начала красные, неизреченно-подлые глаза, а
потом остановился и хрипло завыл. Я не слыхал, чтобы он когда-нибудь
лаял, но зато как он выл! Сейчас у меня только защемило почему-то
сердце, когда я вспомнил всю эту веселую чушь и почувствовал острый
запах псарни, и кошмарный вой этого адского создания не оказал на меня
своего обычного воздействия. Я быстрыми шагами вернулся к входу в
ресторан и оглянулся на Гору: тяжелый темно-серый облачный пояс
тянулся уже вдоль всего ее склона, спустившись до половины ее высоты,
и уже начинало темнеть, а все вместе это обозначало, что самое
интересное начнется минут через двадцать, не больше. Я снова вошел в
ресторан, и на этот раз потолки в зале были ниже, народу сидело
больше, и народ был совсем другой: огромные, коренастые люди в высоких
сапогах, с ладонями, как лопаты, одетые в тяжелые серые плащи и с
взглядами тяжелыми, как серый свинец. Один из них, вдруг отвернувшись
от стойки, полоснул меня таким взглядом, что я поневоле вспомнил
Эрикова неликвиду, а зал между тем начал наполнять тревожный,
призрачный синеватый свет, не то проникающий сквозь окна, не то
зародившийся прямо здесь, в застойном воздухе кабака, вездесущий, как
керосиновая вонь. Я прямиком направился к двери рядом со стойкой, и на
этот раз попал в сводчатый коридор, в котором царил сумрак. Ненужные,
чужие, посторонние двери виднелись по сторонам, и от некоторых из них
исходили призывы фальшивые, как перстни на грязных лапах оборванцев, а
в других ровно, мощно гудел огонь, звенело тяжелое железо и метались
деловитые, смутные тени, и это вызывало ассоциации с кузницей, но я,
обливаясь потом от предельной сосредоточенности, шел по возможности
мимо, свернул по коридору налево и с чувством просто-таки невероятного
облегчения снова вышел под открытое небо, туда, где тянулся
бесконечный ряд мастерских и лавок Сплетенной Конгрегации Ювелиров.
Убедился, что почти замкнул кольцо, по большинству признаков
оказавшись на прежнем месте. Небо было черным-черно, как в одном из
самых страшных моих снов, а склоны Горы, остающиеся ниже туч,
светились тем самым голубым блеском, и было в этом свете, как и в
страшной тишине вокруг, как в кромешном небе над головой разлито такое
напряжение, что волосы вставали дыбом, и самое страшное было в том,
что никак нельзя мне было смотаться или Перелистнуть, если уж я не
хотел погубить все дело... На этот раз я дополнил последовательное
уточнение модели собственным движением, и потому процесс пошел
значительно быстрее: в дверь этой внешне-невзрачной лавки я вошел,
будучи почти уверен в обретении искомого. За тройными дверями из
бездефектного композита, построенного по псевдофрактальной схеме, за
полутораметровыми, немудрящими стенами из плавленого базальта, в
обширном, низком зале причудливой формы было светло, как днем. Я
отлично знал эти светильники с Земли Харальда, они как раз и были
приспособлены для того, чтобы обеспечивать стандартный, образцовый
белый свет без теней, но почему-то не ожидал увидеть их в этом
старом-старом здании. По светло-желтому с коричневым орнаментом
каменному полу бесшумно кружилось совершенно непостижимое существо, со
светящейся красным безволосой кожей и множеством круглых глаз на
конической голове. Оно одновременно вращалось вокруг своей оси, даже
как бы ВНУТРИ собственной кожи, и с неуловимой быстротой, хаотически
металось по залу, бесшумным вихрем посещая все закоулки и умудряясь
при этом ни с чем не сталкиваться. Помнится, на почве вдруг
наступившей крайней усталости, меня при взгляде на это чучело посетила
уж-жасно глубокая мысля: что оно пытается-де изобразить поведение
элементарной частицы согласно модели Шредингера, и не без успеха. В
следующую секунду мне стало ясно, что это что-то вроде стража или
просто милая шутка, изображающая чисто для смеху этакое воплощение
Абсолютного Стража, и ничего особенного, и интересующиеся могут
проверить, шутка это или нет. Что же касается меня, то я глянул на
него, и понял, что верю и так. Повсюду в зале, как и положено,
высились наклонные витрины, в каждой из которых содержалась
какая-нибудь целостная серия украшений, объединенных непременно
стилем, школой, эпохой и, в меньшей мере, своим происхождением. В
другое время я, хоть и нагляделся не менее полных коллекций в богатых
Гнездах, все-таки поглазел бы на эти маленькие яркие штучки,
переполненные подробностями, плод, зачастую, совершенно чуждой
традиции: взгляд на них кое-когда порождает совершенно новые
ассоциации, а важнее этого, пожалуй, ничего и нет. Витрины поменьше
занимали почти все пространство стен, а народу, по погоде, было не так
уж и много. Оценив эти и другие важные подробности, я направился
прямиком в один из самых закоулистых закоулков, где были выставлены
предметы из мира, населенного какой-то группой сарпризантов, и увидал
там спину, явственно выражающую ожидание. Меня. Не поворачиваясь,
человек вполголоса произнес:
- Что ж, - ты победил, римлянин... И пойдем-ка поскорее в одно
тут место неподалеку, потому что надолго оставаться здесь - неудобно,
а если мы не поторопимся, то и вовсе не дойдем.
Когда мы вышли, я убедился, что определенная правда в его словах
содержалась: пока мы проходили очередной десяток шагов, становилось
заметно холоднее, все, что располагалось между фонарями, заливал мрак
такой же плотный, как в самую сволочную из ночей, а потом раздался
Вздох, напоминающий больше всего начало артподготовки перед
наступлением группы фронтов, слышимое с некоторого удаления, гулкий,
воющий грохот, а потом небо словно бы раскололось круглой паутиной
радиально направленных молний, треснутым в тысяче мест огненным
куполом. А потом, смешанный с ледяной водой, что застывала на одежде,
как стеариновые слезы свечей, нас настиг ветер, рухнувший вертикально
вниз, и мы попадали, и не знаю, каким святым молиться, что попустили
добраться до противоположной стороны улицы да ползти, - согнувшись в
три погибели или вовсе на четвереньках, - прижимаясь к несокрушимому
камню испытанных стен. Грохот ветра, как тысячи свихнувшихся поездов,
рев тысяч громов, и снизу, постепенно нарастая, донесся обвальный
грохот моря, угодившего в лапы урагана. Я довольно быстро
приспособился Пролистывать время самых страшных порывов, и мой
попутчик ни капельки от меня не отставал, но мы успели увидеть, как
первым порывом ветра несло в океан громадную стаю молчаливых белых
птиц, и некоторые из них пытались сесть на землю, снижались, но вместо
этого бесшумными снарядами врезались в стены и превращались в кровяные
кляксы, окаймленные перьями... Так, в импульсном режиме, мы и
добрались до места, и никак нельзя было как-то облегчить этот процесс,
потому что места назначения следовало достигнуть с предельной
точностью, а располагалось оно слишком близко. Тут оба фонаря горели
исправно, и даже сквозь сплошную завесу огня я аж метров с трех сумел
прочитать скромную и солидную вывеску "Бюро найма Гудгеймера", а потом
мы, изо всех сил цепляясь за леерные перила, по входному тоннелю
достигли двери. Раздался гул, щит по освещенной годами традиции
поднялся вверх, и мы угодили прямиком в приемную бюро. Хозяин сбросил
такой же, как у меня, комбинезон и остался в мундире. Что-то в
последнее время на моем пути все время попадаются ряженые в мундирах:
и ладно еще, если это черный мундир сотника, но когда перед тобой
предстает некто в ладно сидящей голубенькой форме комкора
Военно-Воздушного Флота Народной Армии Федеративной Республики Тангал
всего-навсего... Он бы еще тогу напялил и лавровый венок. Плотный,
среднего роста дядечка с густыми, коротко стрижеными русыми волосами и
классически голубоглазый.
- Ну? Чему обязан такими настойчивыми попытками встретиться?
Неотложное дело, праздное любопытство, или же, - не дай бог, - смутные
духовные искания? Впервые сталкиваюсь с такой манерой доставания меня
самого...
В глубине души я, очевидно, ждал подобного начала беседы, и
потому решил не показывать стеснения:
- А чем плохо-то? Просто, технично и вполне эффективно... А
насчет цели, - спасибо за вопрос. До него я и сам не знал - зачем, а
потом подумал: должен же кто-то, в конце концов, за все это ответить?
- Во-он оно што! Не скрою, поначалу отнесся несерьезно, но ты
прилип, как маркианская "липучка", и я решил, что от меня, в конце
концов, не убудет. И каких же откровений ты ждешь от меня, мой юный
друг?
- Простого, человеческого жизненного опыта. Начиная поиски, я
хотел встретить кого-то, кто во всем этом пребывает давно, и сейчас
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг