водой каменными стенами. Выбрались в какое-то подобие холла и здесь
спутница остановила его:
- Тут Зал Наставлений, а потому задержимся.
Посередине, перекрещиваясь под прихотливыми углами, тянулись
совершенно невидимые со стороны поляризованные лучи, и туманными
изломанными радугами вспыхнуло под ними густое облако Эманации. Бросив
единственный взгляд на образовавшиеся при этом световые знаки (как
выяснилось потом - "адаптированного" типа), он замер и так, бездумно
застыв, простоял какое-то, вовсе выпавшее из памяти время. Вряд ли оно
было слишком длительным, потому что когда он, наконец, вышел на
скошенную вершину скалы, под сверкающее небо, оказалось, что солнце
почти не сдвинулось, зато тканый ореол вокруг тела неожиданно оказался
странно-осмысленным, он обрел власть над силовыми линиями, вдоль
которых текли невесомые, замкнутые струи Эманации, они выстроились в
соответствии с законами его собственного тела и стали его естественным
продолжением. Его спутница раньше вышла под открытое небо, и поэтому
он успел увидеть, как лучи Сильвера, пробиваясь сквозь окружающее ее
облако, дробятся неожиданно-зловещей радугой кровавых, алых,
киноварных, мрачно-рыжих и пурпурных огней. Сердце взволнованно
билось, паутина, подпитываемая тянущимися за ними струями Источника,
все дальше распространялась в стороны, и по мере этого тело все больше
теряло вес, переставало давить на вдруг ставшую зыбкой скалу, а
стремление души в открытое перед ними небо становилось нестерпимым,
одного только желания казалось достаточным чтобы взмыть в воздух.
Естественно, как птица раскрывает крылья, они преобразовали каждый -
свою Паутину в подобие лежачего сплюснутого конуса, обращенного
притупленным острием к цели и чуть вверх, и после этого показалось
совершенно естественным - вслед за спутницей шагнуть в пропасть, но
только подняться выше вместо падения, когда неизвестная сила широкой,
мягкой пружиной сняла его с камня. Он лег, раскинув руки и, бесшумно
набирая скорость, чуть покачиваясь понесся следом за провожатой. Кроме
этого покачивания летуны в своей теплой невесомости не чувствовали
ничего, и ветер не бил в лицо, словно воздух летел вместе с веществом
Источника, но скорость стала весьма солидной, несущая их сила не
медлила, леса, поля, сады и холмы внизу уплывали назад весьма даже
заметно. Решив приблизиться, он догнал ее, и дальше они поплыли, слив
свои облака воедино, а он вдруг с изумлением заметил, что губы его как
будто сами собой шепчут заклинание, оставляя только намек на
взвизгивание по окончаниям:
Так проплывает над прахом из праха взошедшая плоть
Сбросив оковы и тем уподобившись вечной душе
Равно не властны над ними ни время, ни тяжесть
В сотканной сфере лукавой Паучьей Работы.
Очевидно, - неощутимо они преодолели встречь Сильверу огромное
расстояние, и на землю внизу начала наползать исполинская Тень, и даже
здесь, на высоте свет исподволь приобрел лимонные оттенки здешнего
заката. Слив воедино нити управления, теперь она вела их обоих, и
поэтому подчиняясь именно ее воле Облака их несколько спустя стали
расплываться, рыхлея, и снижаться, потому что приходил конец их
далекому путешествию. Неведомая сила покидала их, бережно выплеснув
напоследок на берег незнакомого ему одинокого озера в бескрайней чаще
тростника. Тут, на глинистой проплешине остатки Паутины слезли с них,
как перелинявшая шерсть, а когда они отошли подальше, неряшливые
хлопья вдруг с глухим хлопком вспыхнули подобно взрыву и бесследно
исчезли. Спутница его с наслаждением, как завзятый курильщик - первую
после долгого воздержания затяжку, втянула в себя сыроватый,
совершенно по-особому пахнущий воздух и на выдохе странно
полупропела-полупрошептала:
- Стра-ана-а... Земля тростника и озер и проток лучшей в мире
воды.
И, словно в подтверждение своих слов, она замедленно нагнулась,
зачерпнула в ладони воды прямо у собственных ног, между тростников и
отпила глоток. Воздух и в Сулане был чист, почти как разве что в
земных горах, но все равно здесь - небо было чище, а может быть -
некая ворожба доселе хранила его от прямого взгляда в тысячи горящих
глаз здешнего неба. Тут и сейчас - взглянул. И покачнулся, и
почувствовал, что теряет сознание от одного только вида чудовищной
чуждости звезд и созвездий на этом небе. Он и представить себе не мог,
как глубоко впечатывается в душу вид родного неба, ведущего даже через
незнаемые пути, на нем даже безмерно-далекий алмаз Веги показался бы
в этот миг родным и близким. Из-за ближайшей гривки послышался голос
хозяйки, показавшийся ему неожиданно-низким:
- Все-таки чутье меня не подвело: сегодня нас ждет особенная
ночь, пропустить ее - было бы для меня большой потерей, почти бедой.
Впрочем - время...
Он снова поднял голову и вдруг осознал то, что видел и прежде,
но по странной внутренней слепоте не придавал значения: над землей и
над озерами, приметно сгущаясь над склоненными метелками коленчатого
тростника, висело слабое зеленоватое сияние, а когда девушка,
нагнувшись, вдруг ударила ладонью по мелкой воде, взлетевшие капли
вспыхнули вдруг призрачной, фосфорной зеленью. Постепенно зеленоватый
световой туман усиливался, собираясь прожилками, расплывчатыми
кольцами, изогнутыми вертикальными слоями. Это был свет, но воздух
странным образом оставался по-прежнему прозрачным, а потом его вдруг,
как по команде наполнили явившиеся в неисчислимом количестве яркие
белые огоньки, сверкающие точки, что вспыхивали и гасли в
стремительном кружении над снопами забредшего по колено в воду темного
тростника и над их головами.
- Тут немного людей, но ради Ночи Света могут собраться даже и
чужие. Он сбросил обувь, закатал штаны и побрел куда глаза глядят да
ноги несут, весь окруженный муаровыми волнами призрачного света и
созвездиями шальноватых огней, не по размеру ярких. Иные из них
выписывали в вечернем воздухе причудливые огненные письмена, иероглифы
и восьмерки, а другие заполошно кружились, зажигая спирали, овалы и
обручи белого огня, а когда он подставлял ладонь под острие
уголькового пути, огненная черта огибала ее, словно ведомая опытным
пилотом с нахмуренными от напряжения бровями под забралом шлема. Здесь
были только маленькие и мелкие озера, и он проходил между ними,
пересекая узкие протоки, шлепая босыми ногами по мелкой воде, и тогда
ступни его ног вспыхивали на миг призрачным огнем подсвеченного
изнутри хризолита, и зеленью горели, просверкивая, капли, прежде чем
упасть обратно в воду и погаснуть. Спутница, втянувшая его в это
жутковатое мероприятие, шла неподалеку, чуть позади и по правую руку,
медленно, рассеянно озираясь, и маленькие сандалии, связанные между
собой длинными ремешками сиреневой кожи, легкомысленно висели у нее
через плечо. Он шел, чувствуя, как теряет себя, потому что его "я"
начало растворяться в окружающем заполошном сиянии и огнях. Поэтому,
нахмурившись, он тряхнул головой и без каких-либо дополнительных
усилий обрел прежний стержень. За этими занятиями путник заметил
нового человека только почти столкнувшись с ним. Здоровенный парень,
голый по пояс и с волосами, прихваченными по здешним канонам
фрии-стайла в пучок на темени, и встретил их так, словно бы
давным-давно был знаком и ждал именно их. В здешнем измененном свете
лицо незнакомца было, как зеленая текучая вода, с блуждающими по нему
темноватыми тенями.
- Чего вы плететесь тут? Лима в Серне - видимо-невидимо, еще
больше, чем в прошлом году... Бежим скорее!
Он почти ничего не понял, зато его спутница, похоже, все поняла
оч-чень даже хорошо и оттого, радостно взвизгнув, стремглав кинулась
за незнакомцем, а он, в недоумении, почел за благо направиться за ней.
Уж тут-то тростник был не тот, что у места высадки! Можно сказать, -
всем тростникам - тростник, он вздымался на шестиметровую высоту,
склоняя друг к другу грубые метелки, образовывал сводчатые коридоры,
под потолком которых горел извилистый, неподвижный от плотности слой
светового тумана, и бегуны стрелой, с бредовой легкостью летели по
этим коридорам, а фонтаны огненных капель салютом вздымались по их
пятам. Чуть повернув, они поднялись выше, выйдя из мокряди, пересекли
коленчатую завесу высоченных стеблей и враз оказались на берегу
обширного водного зеркала. Противоположный берег был от них метрах в
ста пятидесяти, ну, а длина, - длина была намного больше, концы
терялись в световом мареве и черных мазках стеблей. Тут слышались
приглушенные голоса, и в мелкой воде у берега виднелись согнутые и
темные фигуры в ореолах, нимбах, облаках света наподобие святых или же
древнеперсидских царей с их "фарром".
- Чего это они?
- Как чего? - Удивилась она. - Да ты только глянь!
И он увидел. На плотном песчаном дне в нескольких сантиметрах от
поверхности впритык друг к другу почти неподвижно сидели тысячи
неподвижных тел, и отражением фейерверка в воздухе горели бесчисленные
красные фонарики в воде, а выпуклые глаза существ тускло отсвечивали
зеленым. Охваченный незнакомым азартом, он потом даже припомнить не
мог, как в его руках оказался большой сачок, а сам он присоединился к
охотникам. Глаза поспешно выбирали стайку добычи покрупнее, затем
следовал довольно неуклюжий поначалу и все более уверенный потом рывок
сачка, - и груда добычи осторожно вываливается на широкое скользкое
полотнище расстеленной в траве ткани, к куче добытого прежде и
другими, в шорох, роговое постукивание и копошение живого лима,
крупного членистого существа длиной с хорошую сардельку,
вроде-рака-только-без-клешней. Другим отличием было то, что в отличие
от рака лим был совершенно беспомощным на земле и не ползал, а только
копошился, да хлопал широким хвостом. Вершина прибрежного холма,
пологим горбом выпирающая из огненного карнавала Ночи Света, казалась
угрюмой в своей темноте, только на самом верху рвались в небо рыжие
языки огня, и по траве среди заполошных бликов метались исполинские
тени. Азарт не иссяк, и не стало меньше добычи, а просто некуда стало
ее складывать, а охотники нехотя вылезли из парной воды и, увязав,
поволокли тяжелые, мокрые, шуршащие узлы наверх, - туда, где пылал
огонь, а на поверхности воды в котлах бурлила густая зеленая пена от
трав горьких и трав душистых с крупной розовой солью из небольшой копи
возле самого Сокэй-Ман. В этот-то пар, запах, в это бурление вывалили
добычу и сели, терпеливо дожидаясь скорой готовности. С хрустом
разломив пунцовый панцирь, он осторожно попробовал мясо первой жертвы,
но в дальнейшем сбился со счета, захлебываясь солененьким соком,
текущим по светлой бороденке, медленно хмелея без всякого вина и
временами оглядываясь вверх, как оглядываются обыкновенно назад, к
кажущемуся взгляду в спину, потому что это вновь и вновь доказывало,
что вокруг - вовсе не Земля, и совсем-совсем другие звезды над головой
складываются в совсем иные узоры, а внизу - все растущий в высоту
световой карнавал. Да вот еще, - по правую руку сидит молчаливый,
задумчивый, грустный Некто, длиннейшие узловатые руки протянувши
далеко перед собой, а из углубления на широком бугре выше переносицы
подслеповато щурится в темноту третий глаз, невеселый, чуть слезящийся
и вроде как слегка невменяемый. Да, сосед производил впечатление
чувствующего себя несколько чужим в этой компании, но и рядом с ним
так же, как и с другими высится объемистая груда разломанных пустых
панцирей. А руки лежат как будто бы отдельно, как будто про них
забыли, лежат, как боевые молоты, тяжелые, бугристые, с узловатыми
длинными пальцами числом пять... зато сразу же видно, что они с
легкостью, словно цыпленку, отвернут голову любому супостату. Конечно
же, интересно - кто, так ведь не спросишь... Впрочем, по какой-то
причине его сейчас куда больше интересовало, где находится его
спутница. Чушь конечно, она у себя дома, опасных зверей в Стране
Цирлир не водится, люди кругом - без черных затей, а все равно
чувствуется непрошеная ответственность за спутницу. Впрочем, - вот
она, блестящие глаза, в которых пляшет багровое пламя, видны совсем
близко, словно ищут его. Меж тем за время этого первобытного пиршества
море светящейся пыли медленно затопило и холм, окружило место трапезы
кольцом и злобно посверкивало на них первыми бегучими огоньками. И
кто-то уже заулюлюкал и, с неуловимой скоростью разоблачившись,
стремительно, головой вперед бросился вниз, и отыскались
последователи. Голые тела неслись подобно кометам, оставляя за собой
широкие, медленно меркнущие полотнища зеленого мерцающего света. Даже
сверху было видно, как, слетев с холма, они мчатся вдоль берега туда,
где, очевидно, было более подходящее для купания место. Он все-таки
медлил до последнего, пока не вошла в соблазн прежняя его спутница, а
он не побежал за ней следом.
Свежайший, с беспримерной жестокостью сваренный живьем лим,
казалось, вовсе не обременял живот, тяжести, нередкой после обильной
пищи, не было и в помине, а только легкое опьянение, возбуждение и
огонь в крови. Да нет, есть лучшее слово - упоение. Как давеча в
Тенетах тело стало почти невесомым, вес остался просто так, - чтобы
чувствовать силу и упругость неутомимых мышц. Люди, бросаясь в воду,
вспыхивали ярким фосфорическим блеском, и след за ними долго не гас,
во рту было сухо от волнения, в голове стоял слабый все возвышающийся
звон, а перед ним стояла одна цель, - как добычу догнать, настичь, и -
будь, что будет, но она уже была в воде, и видно было невооруженным
взглядом, что не ему - соревноваться с нею в плавании... А, живем один
раз! Вовсе никудышный до ухода своего из отчего дома пловец, теперь он
пронизывал воду, как тюлень, широко загребая руками и сосредоточенно
держа в прицеле плывущую впереди добычу. Раз - она добралась до
мелководья, вильнула за тростниковую гривку, исчезла, а потом
послышалось чуть сумасшедшее: "Эй!". А в воздухе тем временем снова
что-то изменилось: из вдруг вспыхивающих огненных точек расходились,
расплываясь и слабея, яркие световые круги, и в ответ кружилась все
сильнее голова, и сердце готово было остановиться, но он продолжал
погоню за мелькающей то тут, то там тонкой девичьей фигурой. Через
мелководья - в фейерверке пылающих брызг, через глубокие места - в
холодном огне прозрачной воды, через упругие стебли напролом, а кольца
все умножались в числе, переплетались, извиваясь, словно живые и
единые, пронизывали воздух изощренными переплетениями огня,
иероглифами с зыбким изменчивым смыслом, грезами о слиянии с вечной
Стихией огня. Что-то трепетало у него внутри, восторг нарастал,
становясь почти нестерпимым. Оглушенный, вдруг потерявший стремление,
он теперь блуждал наугад, безотчетно, безбоязненно, пока душа его,
исторгнутая и взятая взаймы колдовством Ночи Света, не покинула
бренного тела, что повалилось на мелкий, мокрый, белый песок Страны
Цирлир. При этом охотник довольно много потерял, потому что не видел и
не чувствовал, как счастливо избежавшая загона добыча его обеспокоено
вернулась. Он не чувствовал, как мокрую длинноволосую голову прижимают
к мокрой голой груди, как целуют в незрячие глаза.
Беспамятство его незаметно перешло в сон, а проснулся он только
утром в апельсиновом свете здешней зари, когда среди тростника еще
прятались остатки утреннего тумана. Лежа на высоком дощатом помосте
под легким навесом, без сил, он угрюмо думал о смысле вчерашнего. Да
неужели же любые возвышенные стремления и духовные искания в конце
концов так и сводятся к наслаждениям сильного и неутомимого тела? И
жизнь вечная, вечная молодость, атрибут и привилегия богов, сводится,
в пределе мечтаний, в МАТЕМАТИЧЕСКОМ пределе своем, - к экстазу? К
чему-то вроде, - скажем так, - непрерывного оргазма? Господи, да если
это так, то к чему же Тебе нужно было создавать разум? И, если
продолжить логическое развитие этой темы, - зачем Тебе вообще было
нужно вытаскивать из абсолютного, беспамятного небытия сами
предпосылки этого самого разума, если он только и стремится туда, к
черно-огненному, бездумному, ослепляющему и оглушительному восторгу,
что обрывает всякое восприятие? А, однако же, это не просто логическое
развитие темы, это развитие ТОЙ САМОЙ темы, и он лучше кого бы то ни
было знает, как это выглядит при достаточном приближении. И чего,
собственно, он так уж разошелся, - чего было-то ? А ничего и не было,
а если Он находит нужным награждать своих тварей, то в этом больше
мудрости, чем во всех их рассуждениях на эту тему. А, собственно, не в
этом ли и заключается смысл аскезы? Того, что чэньчун Лэньпоче иначе,
по-своему, называл Малым Искусом? Люди сознательно отказываются от
всего, обычно именуемого радостями жизни, от чувственных удовольствий
для того только, чтобы выяснить, какие стремления возникнут у них
самих при этом условии, да еще через сравнительно долгое время?
Выходит, исходный, многими позабытый смысл всего этого именно такой?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг