всей своей эффективности, мягко говоря, некоторой нестандартностью),
то ли, как это бывает порой с очень молодыми людьми, дал он какой-то
никому не нужный зарок, вбил его себе в голову, как железный ерш - в
дубовый брус, навроде того, как рыцари брали на себя обременительные
обеты в честь прекрасных дам, не имевших к ним никакого отношения, или
же в результате смешения всех этих причин, действующих одновременно,
он вроде бы как и не стремился к обществу девушек. Не притворялся, а
как-то отодвинул в сторону эту часть жизни, и как будто бы забыл про
нее. Не задумываясь особенно о причинах. Вид девушек, таких разных,
таких сладких и приятных для глаза, соскальзывал с его души, как вода
- с вощеной бумаги, и вот на тебе... Какая там, к дьяволу, любовь с
первого взгляда! Это было вовсе не в его натуре, а чуть ли не вовсе
наоборот, он и разглядеть-то ничего толком не успел, только просто
УВИДЕЛ, попавшись врасплох... Трудно сказать - что. Наверное,
недостающую часть жизни здесь, где отсутствие романа, романчика или же
просто легкого флирта казалось тягостным недоразумением.
- Не знаю. Откровенно говоря, - я ничего не понял. Кроме того,
что это интересно.
- Так ты не коммуникатор?
- Нет. Пробую научиться лечить.
- И как?
- Интересно, только тяжело очень. Я сюда вообще случайно попал,
проголодался, решил спрямить, и угодил...
- Пойдем вместе? Дело в том, что мне тоже не помешало бы...
Он обрадовано кивнул, с некоторой опаской, исподтишка бросая взгляды
на новую знакомую, а она уже увлеченно говорила о чем-то, а он как-то
и не очень слушал, потому что в этот день ему чересчур оказалось и
того, что твердые маленькие пальцы время от времени трогают его за
правый локоть.
- Куда мы идем?
- В "Аргумент".
- Это вы так назвали?
- А чем плохо? Независимая переменная, и абсолютно невозможно
предсказать, кто и чем накормит тебя в следующий раз: покушав сырого
тунца под соусом из красной смородины, в следующий раз можешь поспеть
на какой-нибудь казан-кебаб, сырную похлебку или термитов в листьях
дерева чли с Саранды. Очень познавательно.
- А-а-а, - смутные подозрения, возникшие у него некоторое время тому
назад, несколько окрепли, - ты это про "Чертовы Ступеньки"?
Она хихикнула:
-Видишь - и тут перемены...
Место это, как бы оно ни называлось, располагалось на территории
Каменного Парка и составляло его неотъемлемую часть. Неким подобием
барьера служила гряда беспорядочно наваленных, груботесанных плит
серо-черного камня и скала Зуб Нюкты с объемистой пещерой у основания,
достигавшей метров ста в глубину. Отграничение имело определенный
смысл: некоторые из горизонтальных или слегка наклонных плит этого
внешне-беспорядочного нагромождения дышали адским жаром, и если
некоторые были горячими, словно утюг, то другие светились красным
накалом. Так же накаленными были иные из углублений, образованных
плитами, выпавшими под углом друг к другу, и над ними, как правило,
громоздились груды каменного крошева. Когда приходили дожди, это
нелепое место курилось десятками струй пара, - сразу переходящего в
туман, или же перегретого, бешено-прозрачного, обжигающего. Совершенно
непонятно было, что разогревает в вечном накале камни одного,
сравнительно-небольшого участка городского центра, гарантированно не
имевшего никакого отношения к действующим вулканам, но все настолько
привыкли к этому, что и не задавались подобными вопросами. Напротив, -
диковатое, несокрушимое, непонятное место это как-то само собой
приспособилось для изощрений в поварском искусстве, и, почитай, не
было в сутках ни единого часа, когда бы не булькали здесь котлы, не
пеклись бы хлебы или же целые туши, не присутствовал бы разного рода
жующий народ, по той или иной причине не желающий есть дома или же
жаждущий общения и сюрпризов; стало своего рода спортом - пойти к
"Чертовым Ступенькам" и покорно Судьбе съесть то, что там готовят и
раздают в этот момент. Им повезло: трое громадных бородатых мужиков с
угрюмыми лицами, одетых в безрукавки из козьих шкур мехом наружу, как
раз раскрывали яму, разгребали гравий, отворотив дубленые лица от
пышущей жаром щели между камнями, и выволакивали оттуда - крюками,
туши двух молодых репликов - медлительных и быстрорастущих пожирателей
водорослей вдоль всех достаточно прохладных побережий. Туши, по всем
канонам, были набиты луком и дикими яблоками, и пахли оглушительно, а
для голодных юнцов - так и вообще почти смертельно.
- Ну, - сказал главный из бородатых, - прощайте, если чего не
так... У нас без изысков.
Ага, - думал школяр, жуя побелевшее, душистое мясо со сфановой
горбушкой и запивая его пронзительно-крепким мясным соком из середины
туши, - южане, видите ли! Коренные! Но самое смешное, - сама собой
продолжилась мысль, - природа этого города такова, что точно в
подобных случаях знать попросту невозможно. Скорее всего, конечно, -
маскарад, но вполне-вполне возможно, что и настоящие зутлинги, только
вчера с корабля, вон какие обветренные рожи... И не выяснишь, потому
что вполне можно нарваться на уклончиво-угрожающую, оч-чень вежливую
отповедь в лучших южных традициях. Вообще можно сказать, что главное в
Суланской жизни - это стиль. Каков бы он ни был, лишь бы только был.
Стилей здесь вообще, во всем, великое множество, самых разных,
отовсюду, но есть в этом поразительном смешении, как стержень, и
собственный, Суланский стиль. Вот например, - он оглянулся по
сторонам, - это место, и весь Каменный Парк целиком суть проявление
этого стиля: все вечное, неподвижное, неизменное, вроде бы как
совершенно дикое и необработанное, а на самом деле безотказное и
непонятно как устроенное... Вот интересно еще, - пока дожидался,
казалось, что съем килограммов пять или шесть, а на самом деле - уже
сыт, не лезет больше. Он подмигнул спутнице, которая, похоже,
насытилась еще раньше, а сегодняшние их кормильцы тем временем
выволокли откуда-то здоровенный серый ящик, распахнули его, выпустив
целое облако холодного тумана и выставили оттуда целый отряд корчажек
из раковинно-бороздчатой, гребнистой, красной, звонкой глины, имевших
форму небольших бочонков. Выставили - и стали в сторонке с равнодушным
видом людей твердо знающих, что все от них зависящее они выполнили как
следует, а уж понравилось, нет ли - не их проблемы. А молодцы, - если
и маскарад, то до сих пор ни единого прокола. Аплодируем вам мысленно,
потому что вслух будет неприлично. В корчагах, как и положено, было
легкое, прозрачное пиво, довольно темное, как то и надлежит настоящему
"Теззер Шуу" без всяческих модных новаций. Сильвер, как приклеенный,
висел почти в самом зените, небо выцвело от жара и стало
бледно-сиреневым, а камни, залитые ослепительным бриллиантовым блеском
светила, раскалились больше даже, чем то рассчитывали неизвестные
собиратели.
- Послушай-ка, - сказала Голубоглазка, - а не второй ли день
солнцестояния сегодня?
Он многозначительно поднял левую бровь, как бы выражая легкое
сомнение, хотя на самом деле по этому поводу никакого особенного
мнения не имел.
- А ведь на самом деле он! Слушай-ка, как ты отнесешься к тому,
чтобы покамест не налегать особенно на пиво? Мне вдруг до смерти
надоел город и море это... Чего только люди в нем особенного находят?
Так домой захотелось, что, кажется, умру сейчас. Не составишь компанию?
Ну, это она могла бы и не спрашивать.
- Когда?
- Сейчас, медленно, чтобы утряслось и да не смущать бы добрых
людей, дойдем до дороги к Старому Порту, а уже оттуда - быстро-быстро,
к Логову Пауков. Не страшно, что большой конец выходит...
-Не страшно, потому что не знаю я тут почти ничего. Стыдно
сказать, - я тут уже больше полугода, а почти что нигде до сих пор и
не был... И город плохо знаю.
- Так бывает, если здешние уроженцы не вытаскивают к себе.
Довольно некрасиво с их стороны: живет человек в лучшем месте
Вселенной и толком его не видит.
Неторопливо, как и планировалось, они пошли по удивительно
чистым дорожкам Каменного Парка, мимо молчаливых, неподвижных,
несколько зловещих в своей первобытной грубости дольменов, которые, по
сути, и составляли основу и душу парка. Потому что растительность
здесь не то, чтобы совсем отсутствовала, а просто была она как-то
подчеркнуто-скудной, на роли редких оттеняющих штрихов. И смысл здесь
был вовсе иной, чем в знаменитом японском Саду Камней, насколько ему
приходилось об этом слышать: не покой и гармония, а тревожащие душу,
вздыбленные формы, восставшие кости Мира, голые скелеты отживших
апокалиптических чудовищ. Было тут и сейчас практически безлюдно, и
ему подумалось еще, что это тоже черта собственного Суланского стиля:
где бы ты ни был, все равно ощущаешь себя несколько на отшибе,
отдельно, без принудительного единения. Постепенно, как и все в этих
местах, дорожка перешла в желобоватую тропинку, тянущуюся по самому
краю трехсотметровой высоты обрыва, и тут было место, где последним
напоминанием, межевым камнем, безмолвным стражем лежал
округло-продолговатый камень, напоминающий пятиметровой длины череп
Твари Из Снов. Потом тропа отступила от края, миновав далеко
выдающийся скалистый уступ, на самом конце которого, продолжая
вертикаль обрыва, высилась восьмигранная башня с контрастными черными
швами между плоскими лиловыми кирпичами и без всяких видимых
отверстий в глухих стенах только на отвернувшейся от моря грани
виднелась каменная плита с выпуклым изображением короткорогого
бородатого быка, в свирепой бдительности нагнувшего голову.
- Знаешь, что это?
Он слыхал какие-то упоминания о Глухой Башне, и смог сообразить
сейчас, что это, по всей видимости, она, но и только, а потому
предпочел просто пожать плечами.
- Это знак запрета, наложенного Фаромом с его другом Одетым В
Серое, иначе известным, как Борода. Со времен Исхода и до сих пор
сохранилось всего только две таких заповеди: Сокровище-Сокровенное,
которое было запрещено трогать на протяжении десяти поколений, а потом
- на усмотрение посвященных, да вот эта башня, и про нее не сказано о
сроке...
- А посвященные-то кто?
- Всегда только два человека из всех живущих: Хранитель из
колена Бороды, и предводительница Птиц Лебедь Черных Небес. Говорят
правда, что оба заповедных сокровища теперь не так уж и важны, потому
что после Вениаминова возвращения все блага их переоткрыты и
многократно превзойдены, а запреты остались только чтимыми традициями.
Он усмехнулся, привычно приседая и протягивая руки к Башне,
пальцы словно сами собой скрючились, а зрачки, медленно, страшно
проплыв несколько раз по плавной дуге влево-вправо, начали
закатываться. Раздался первый, неуверенный вибрирующий свист вроде бы
как на пробу, а спутница его вдруг почувствовала подобие ожога, и
сразу же - испуг, и желание как-то предотвратить предстоящее действо,
чем бы оно ни было. Это было возможно, пока Безымянный не вошел в
процесс на должную глубину, пока он не ВСПЫХНУЛ и не начал
поддерживать сам себя чтобы завершиться только по достижении цели, и
она схватила его за руку:
- Пойдем! Не нужно, - мало ли кто мог узнать о хоронящемся в
башне, не ломая кладку? Это не делалось из почтения к предкам, чтобы
не было вседозволенности, чтобы не нарушать по крайней мере без
крайней необходимости, а Ушедшие всей своей жизнью доказали право
оставлять заповеди.
- Да, лучше уж уйти: больно уж ты здесь торжественная и истовая,
так молятся богу дети, - не потому что сознательно веруют, а потому
что родители внушили. В таком тоне только эпосы писать!
- Лучше, - кивнула она, - ты со стороны себя не видел! То, что
ты делаешь, если и не зло, то и не добро во всяком случае, - по
крайней мере пока.
- Надо же... Ты с деканом моим, случайно, не сговорилась? Он
тоже говорил, увидав мои дела, что я не лекарь пока, и даже человек
непонятно какой: "Сейчас от тебя польза только как от инструмента:
смотря какая рука возьмет. И чья."
- Если, не сговариваясь, сказали двое, значит что-то есть... Ты
как относишься к пробежке?
- Совершенно спокойно. А к чему спешить?
- Пока до гнезда. Пока оттуда до моей страны. А нам надо к ночи
поспеть, я чувствую.
И сразу же, повернувшись, бросилась бежать в зной самого
длинного в году дня, а длинные, чуть волнистые волосы, прихваченные
ниткой бус из черного камня, летели за ней вслед, как струится по
ветру хвост дикого коня. Мгновение помешкав, он рванулся за ней,
отыскивая ритм, подходящий для такой скорости хода. Уж что-что, а
спортом он в Сулане занялся очень серьезно, а кое в чем, - так ему и
вообще не было равных: для него не составляло ни малейшей проблемы,
например, подняться по вертикальной кирпичной стене на двадцать
метров. Он первенствовал бы, наверное, и в гимнастике, не будь в его
движениях маловато эстетики, и это коррекции не поддавалось, потому
что пластика и эстетика его движений была, пожалуй, принадлежностью
другого мира и другой жизни. В разного рода видах единоборств сильной
стороной его был очень высокий болевой порог и умение терпеть
нестерпимое. Наконец, в ходе занятий выяснилось, что сухощавая
легкость в сочетании со своеобразной выносливостью очень подходят для
бега на длинные дистанции, а тот, кто тренировал его сказал непонятно:
"Бегай. Тебе это поможет удержаться." Так что Надлежащий Ритм он
отыскал быстро и теперь, длинноногий, легкий, как вздох, вихрем летел
по сонному от жары, в сиесту впавшему городу, мимо тесных рядов
плант-мастерских, по кромке площадей, залитых беспощадно-ярким,
знойным светом. Мимо тихих ресторанчиков, неизменно отмеченных знаками
Априорного Языка на вывесках, как правило - малоусловных и с
Расширением. Мимо прячущихся за рядами высоких деревьев двух-
трехэтажных домов горожан. Мимо низкой, разлапистой пирамиды с пятью
черными, отверстыми, аки пасть Ада, входами в подземелье музея,
принадлежащего Обществу "Лабиринт". Поперек кривых дорожек парков,
через прихотливо-изогнутые ленты цветущих кустарников, окруженных
густыми от зноя, застойными облаками запаха, - и поперек Города, прочь
от моря, к горам, туда, где в скале, источенной пещерами и ходами, как
кусок старого дерева - древоточцами, располагалось Логово Пауков.
Последний отрезок пути к нему пролегал по резко спускающейся вниз,
проложенной прямо через камень предгорья, недлинной улице Аллеи
Изваяний. По обе стороны ее в два ряда стояли диковинные изваяния, то
почти понятные и загадочно-красивые, то чудовищно-чуждые,
расположенные по вовсе непонятным соображениям. У входа в Логово, как
бы намеком на сокрытое, били фонтанчики чистейшей воды и скатывались в
грубые каменные чаши, составлявшие со скалой одно целое и как будто
даже не имевшие следов хоть малейшей обработки. Тут они остановились,
выпили ледяной воды, омыли от пота и пыли разгоряченные лица и только
после этого ступили под своды Логова Пауков. В таинственном сероватом
сумраке мрачно горели многоцветными отблесками семь громадных сростков
крупных кристаллов. Один, самый большой, включавший в себя особенно
много черно-синих, дымчато-коричневых и непроглядно-черных самоцветов,
находился посередине и назывался с какой-то стати Черной Вдовой,
остальные располагались по неправильному кольцу вокруг него. И, - хоть
не было видно в сростках даже намека не какие-нибудь отверстия, из них
бесшумно били семь белесо-серых гейзеров вовсе даже не воды, а
какого-то таинственного невесомого вещества. Вырвавшись из тел Пауков,
они рассыпались множеством тончайших струй и без следа пропадали,
коснувшись самого обыкновенного с виду, грубого каменного пола. Не раз
слыхав про это место, он впервые видел его воочию, и впервые стал под
струи, избрав для этого Черную Вдову. Трепет, тепло, все нарастающая
легкость в теле, слабое покалывание в коже, - и его вдруг окружил
ореол тончайших радужных нитей, ИСТЕКАЮЩИХ равно из кожи его и одежды,
и все больше тянущихся в длину. Когда ореол стал совсем густым и начал
касаться стен, он двинулся вслед за девушкой наверх, по кривому,
прихотливо меняющему ширину коридору с жирно блестящими, вылощенными
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг