сбежав из дому, вроде бы как (но это же все только кажется!) бредет к
своим невиданным и неслыханным дворцам, навстречу приключениям в
местах, которых никогда не было и нет. "Бред", кстати, скорее всего
тоже происходит от "брести". Это все не он. Не он. Не он!!! Он, скорее
всего, визжит и вопит от ужаса где-нибудь за миг "до" или "после"
"Здесь И Сейчас" опустевшего тела, равномерно переставляющего ноги. А
он еще, - какой глупый, наивный мальчик! - Темную Трубу всерьез считал
солидным, заслуживающим уважения ночным кошмаром! Нет, он сейчас
соберется с силами, и остановится. И пусть она там что хочет говорит
про тысячу и один способ совершенно надежного отличия яви от сна:
психи вон не различают, способы там или не способы. Но вместо этого
ноги сделали следующий шаг, а потом еще. А когда задумчиво молчавшая
по правую руку иллюзия вдруг спросила, что он думает о ней теперь,
после всего того, что произошло за какие-то восемь часов,
замороженные, отгороженные от него губы немедленно ответили, оставляя
его беспомощным свидетелем:
- К сожалению, - то же, что и прежде. Ты самое прекрасное
существо из всех что были, есть и будут.
- Это ты уже говорил. Скажи что-нибудь, что имело бы побольше
смысла.
- Ты н человек долга, - с холодной корректностью проговорил
Чужак, которого он до сей минуты в себе не знал, - и это очень,
просто-таки непозволительно много. Беда только в том, что это гораздо
больше, чем ты вся.
- Прекрасно. н Холодно констатировала она. н Но тогда, пожалуй,
я вынуждена буду настаивать, чтобы ты высказался до конца.
- Ты действительно этого хочешь? Предупреждаю, что разбираться в
людях н мой единственный природный дар. А язык дан людям только для
того, чтобы скрывать от других правду. Так что лучше не настаивай.
- И все-таки. Похоже, что с тобой сегодня происходит то, что в
иных местах именуют "кристаллизацией", этим грех не воспользоваться в
интересах истины.
- Хорошо. н Он пожал плечами и следом с ледяным ужасом услыхал
собственные слова. н Ты н понятия не имеющая, чего, собственно,
хочешь, холодная, но при этом странным образом очень ебливая телка.
Это н суть. Все остальное н частности. То, что ты совершенно
беспощадна и, - если бы не Долг! н видела бы в людях только игрушки, -
это, скорее, нейтральное качество.
- И ты решился сказать мне все это сейчас? И совсем не боишься?
- От прежнего не осталось ничего. Нового еще нет. Так что не за
что н бояться. И раньше было не за что, жаль, что я этого не понимал.
- И уже, - она посмотрела на него с некоторым научным интересом,
- никакой благодарности?
- Подробно объяснив, как и почему я "все испортил", ты сама же
освободила меня от этого атавистического чувства. Как некий деятель
освободил подчиненных от химеры, именуемой "совестью". Ты так все
хорошо объяснила! Более того, - убедила! Утро, Демон Трезвого Утра
окончательно, как дважды два показали мне суть проблемы: пизда -
довольно распространенное явление природы в этом мире. И, похоже, не
только в этом. Так что ничего не следует ценить больше, чем оно того
стоит.
- Вон ты какими словами заговорил! Я ведь могу обидеться!
- А ты этого еще не сделала? н Холодно удивился он. н Странно.
Потому что я ждал чего-то такого с самого начала этого идиотского,
никому не нужного разговора.
- И так-таки совсем не боишься?
- Я уже сказал. И я ведь ни в чем не виноват: я предупреждал, а
ты сама настаивала. А главное, - голос его чуть ли ни впервые в жизни
обрел едкую, как самая сволочная щелочь, издевку, - в тебе слишком
много этого самого чувства долга, чтобы ты пошла в отношении
кого-нибудь на откровенную подлость.
- Ну, молодец! Какой способный к расчету молодой человек! н
Глаза Елены по кличке "Ланцет" светились ровным, стылым, беспощадным
светом, бывшим, пожалуй, пострашнее, чем давешняя желтая лютость. н А
знаешь, как я могу распорядиться тобой вполне даже в рамках своих
представлений о должном?
- У меня только узкоспециальная информация о твоей фантазии.
Поэтому точно сказать не могу, но думаю, что сурово. Может быть, даже
не оставишь в качестве комнатной собачки, потому что у тебя найдутся
более серьезные дела. Примерно так, а остальное н не так уж
существенно.
Но она уже в полной мере обрела привычное душевное равновесие.
Человек, который на пятнадцатом году жизни только в личном зачете
обошелся Люгэ-Молоту в восемьдесят три сбитых машины и при этом еще
командовал одной из лучших истребительных частей, просто не мог бы
являться личностью неуравновешенной: скорее можно было ждать
редкостной, прямо-таки патологической уравновешенности и хладнокровия.
Правильное ожидание.
- Говорили же мне, что все мужики н свиньи. - Задумчиво
проговорила она. - Говорили, что любой заморыш начинает считать себя
полновластным владыкой твоего тела и души, попыхтев над тобой минуты
две, чуть только отдышится. Надо же н не верила.
- Я н не все. Все-таки, хоть ты и самое прекрасное существо на
свете, а есть в твоем характере что-то от существа хладнокровного.
Вроде хищной рептилии.
- Очень, очень верное наблюдение. Надеюсь, ты обрадуешься,
услыхав, что у тебя есть все шансы убедиться в истинности своей теории
на своей жеЕ На своем собственном опыте.
- Жаль прерывать такую продуктивную беседу, но мы, кажется,
пришли.
- АгаЕ Сейчас посмотрим.
Она оглядывала обрыв совсем не долго, после чего "агакнула" уже
по-другому, с явным удовлетворением.
- Ты идешь? н С явным вызовом спросила она, подняв тонкие брови.
н Тогда пошли.
И они, взявшись за руки, двинулись вниз по кривой, раскисшей
после вчерашнего земляной тропинке между высоких кустов и мелких
деревьев, и соблюдали осторожность, потому что обрыв в этом месте н
был достаточно крутым. Ему показалось только, что они идут вроде бы
слишком долго, а впрочем он очень сильно ощущал себя идиотом, попавшим
под глупейший розыгрыш. Спуск стал менее пологим. Кусты тут росли чаще
но при этом стали пониже и более редкими. Потом резкий порыв ветра
бросил в лицо пригоршню мелкой водяной пыли. Непонятно откуда
взявшейся, потому что, когда они выходили, умытое ночным ливнем небо
было совершенно ясным. Тропинка стала еще более пологой, но под ногами
откуда-то появились камни. Целые осыпи серых, довольно остроугольных
глыб. Потом заросли расступились, и перед ними, на широком прогале
каменной осыпи средь жилистых, кривых, перекрученных кустов появился
шатер.
Они сидели на матерчатом полу уже несколько часов, и все это
время зеленоватые стенки шатра струились и выгибались под напором
могучего, ровного ветра, что однообразно выл снаружи. Когда же ветер
все-таки стихал на мгновение, слышалось короткое пение на миг
ослабнувших шнуров.
-Отсюда, - без улыбки сказала Елена Тэшик, - с первой остановки
на пути к твоей Богом покинутой земле, мы скоро отправимся прямо на
Землю Юлинга. Я передам тебя прямо ему, и как решит Юлинг Об, так и
будет. Я весьма доверяю его мнению.
- Послушай, ты этоЕ Извини. Сам не знаю, что на меня нашло, что
я нес неизвестно чегоЕ
- А-а, одумался, - с непонятной улыбкой проговорила она, - а ты
поумоляй еще. Покланяйся. Может быть, - уговоришь еще, и я передумаю.
Пожалею.
- Чего?!! н Голос его взлетел каким-то шипящим свистом, словно у
гигантского гада. н Ты чего это надумала себе, а? Решила, что я тебе в
ножки паду, чтоб смилостивилась?
- Да знаю-знаю, что ты хотел сказать, не волнуйсяЕ - Она
улыбнулась уже явной, хотя и холодноватой улыбкой. н Это я так, с
целью мелкого сведения счетов. Но ты все равно не извиняйся.
- Почему? Нехорошо же вышло, я тебя вовсе незаслуженно обиделЕ
- Ты все сделал правильно. Принципиально. Веди ты себя
по-другому, у меня могло бы возникнуть пристрастие к тебе, - вроде как
к своему творению. Как к облагодетельствованному, понимаешь? А это н
ненужные чувства, от них один вред. Ты своими словами помог мне решить
правильно а не так, как хочется в эту минуту. Всегда режь по живомуЕ
Только сначала хорошенько отмерь. Только и за правильные поступки
приходится отвечать. Это в их природе, в отличие от поступков плохих,
но умненьких.
- Не знаю, - повторил он, - что это на меня нашло. Никогда
такого не было, я не мечтал обижать людей даже тогда, когда меня
обижалиЕ
- Это как раз очень понятно. Ты с непривычки объелся сладким. Не
удивительно поэтому, что тебя начало рвать. Это между людьми бывает
очень часто, чаще, чем принято думать. Маятник н не более того. Важно
только это помнить и учитывать.
- А можно я выйду?
- Зачем?
- Посмотреть...
- Вообще-то нежелательно, - она поморщилась, - но, впрочем, как
хочешь...
Он расстегнул пуговицы из резной кости и шагнул наружу, и
бешеный ветер тут же заткнул ему рот куском плотного, как масло,
воздуха, взъерошил волосы, остановил дыхание. На желтовато-зеленом,
блеклом небе гигантским углем пылало ярко-алое громадное солнце.
Кряжистые, перекрученные, с замысловато-изломанными ветвями и серой
корой деревья стояли, наклонившись к почве, словно стараясь прижаться
к ней, узловатые ветви вместо листьев были густо усажены
зеленовато-желтыми тощенькими щетинками. Под ногами его лежали мелкие
болотца и округлые валуны, нагло выпирающие сквозь тонкий покров
скудной, серой почвы. Ветер нес запах, напоминающий запах мокрого
можжевельника, только какой-то более сухой. Ни души и до самого
горизонта - одно и то же. Он вернулся, застегнул палатку и услыхал:
- Поглядел? Земля Забвения. Паршивое место, и людей тут почти
нетЕ Не люблю я его.
- А люди, говоришь, все-таки живут?
- И в местах похуже живут. Все зависит от вкусов и Сути Вещей.
Далеко не все селятся в райских местах... особенно если знают, что в
любой момент могут туда перебраться.
-А чего мы ждем теперь?
-Надлежащего времени. Жди.
Сама же она ждала безупречно, прочно усевшись по-турецки и
замерев в каменной неподвижности, казалось даже, - перестав дышать.
Меж тем ветер снаружи все выл, выводя нескончаемую, унылую ноту.
Наконец, она пошевелилась, - очевидно, Надлежащее Время подходило.
Затем они вышли из палатки, пригибаясь, прошли шагов двадцать против
ветра, и она сделала знак остановиться. Помедлив минуту, словно для
того, чтобы еще раз, окончательно проверить расчеты, взяла его за
плечи и резко повернула на сто восемьдесят градусов. Он ощутил
знакомое уже ощущение короткого падения - или легкого удара сразу по
всему телу, а потом увидел совсем-совсем другую местность.
Красноватый, сглаженный, уложенный в пологие бугры голый камень.
Низкое и плоское серое небо.
-Вот так-то, - усмехнулась она, - определенные неудобства
путешествия налегке.
-Не понимаю.
-Ничего особенного. Я просто-напросто не знаю, где именно мы
находимся и как тут найти Юлинга.
-Не верю своим ушам. Оказывается, есть такие места, о которых ты
не знаешь - где.
-Шутки могут оказаться очень скверными. Пошли.
В руках ее неизвестно откуда оказалась та самая сумка, из
которой она достала странные туфли из пестрой шкуры и на толстой,
многослойной подошве, провела пальцами по крутому своду небольшой,
гибкой ступни и обулась. Путь их пролегал по неглубокой борозде между
двумя каменными мозолями, и с каждым шагом их в воздух поднималось
аккуратное облачко тончайшей красноватой пыли. От нее сразу же начало
першить в горле и пересохло во рту. Час тянулся за часом, а пейзаж
вокруг оставался все тем же, безжизненным и безрадостным, но все-таки
дорога едва заметно шла под уклон. "Вот тут то мы и ляжем, - подумал
он, чувствуя боль в горле, - в самом начале. Как это глупо. И ведь не
сделаешь ничего. Ничего, где уклон, там должна быть и вода, но если
она даже километрах в семидесяти, то это все равно, что совсем нет."
От слабо светящегося неба и нагретого камня шел ровный, какой-то
упорный жар, словно от печи.
-Слушай, а почему мы идем в этом направлении, а, скажем, не в
противоположном?
-Не болтай, - голос ее был хриплым, - дело не в "куда", а в
"сколько".
И тут они как-то враз, одновременно увидели непонятное, стремительное
движение далеко-далеко, у самого горизонта. Что-то неслось к ним,
оставляя за собой плотный шлейф красной пыли. Три грубых, слегка
изогнутых полосы бурого металла образовывали некое подобие корыта,
либо же плоской, распяленной лодки. У кормы дикого сооружения, прочно
упираясь в его дно бугристыми ногами, стоял худой, жилистый старик с
длинным шестом в руках. Коричневая хламида, подхваченная узким
пояском, скрывала его фигуру до середины икр. Резко затормозив, он
сделал им жест подняться, а когда путешественники стали рядом с ним, -
размашисто толкнулся шестом, и "лодка" стремительно рванулась вперед.
Старик ритмично, словно автомат отталкивался от голого камня этих
мест, и плоская железяка стрелой летела вперед, все набирая ход с
каждым толчком и слегка раскачиваясь с одного бока на другой. Сразу же
после очередного толчка скорость бывала так велика, что дух
захватывало, а красные холмы по сторонам сливались в мутно-тошнотную
ленту. Здесь не за что было держаться, и он не смел глазеть по
сторонам. Возница их, казалось, был скручен из железной проволоки и не
ведал устали: костистые, узловатые руки его ходили, словно шатун
допотопной паровой машины, а сам он словно бы только входил в раж, все
чаще и резче отталкиваясь шестом. Над пустым горизонтом едва заметной
каймой розовела пыльная дымка. Елена Тэшик уселась посередине летучей
лодки и сидела спокойно, как на полу давешней палатки или же на тахте
в его комнате. Наконец, "лодка" нырнула во все углубляющуюся ложбину,
ведущую вниз.
Тут пустынное плоскогорье все более круто обрывалось книзу,
дробясь гребнями, отлогими пирамидами и тупыми клыками черного и
красного камня. Передний конец неуклюжего летучего корыта все круче и
круче опускался вниз. Старик, переместившись вперед, какое-то время
умудрялся тормозить скольжение, ловко упираясь шестом в каменные
уступы, направляя движение вкось и зигзагообразно, но потом желоб стал
слишком крутым, и они посыпались вниз почти вертикально. Железяка все
стремительнее валилась вниз, только что не переворачиваясь кверху
дном, а они лежали на горячем металле, судорожно уцепившись за ее
неровные края, пока транспортное средство их не скатилось на пологий
склон, поросший желтой, жесткой колючкой, чуть не опрокинулось и по
инерции проскользило дальше. Туда, где рядом с нешироким бурным
ручейком поразительно-голубой воды возвышался сложенный из крупных
плит известняка домик. Все вокруг летело, качалось и тряслось, словно в
лихорадке, их чудовищный слалом чуть было не закончился в воде ручья
под обрывом, но в последний миг хозяин как-то сумел зацепиться, а
потом выпрыгнул и привязал лодку к вертикально торчащему
столбообразному камню толстенной веревкой. Рядом с домом, среди
истертых вздыбленных плит того же известняка было втиснуто что-то
вроде чуть перекошенной каменной скамейки. Было здесь сыровато, и
потому подножье плит подернулось желто-зеленым налетом и пестрело
пятнами лишайников. Сюда-то и привел их хозяин. Он уселся на скамью,
вольготно откинувшись на спинку этого странного кресла и указал гостям
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг