начатую игру:
- Капитан Витема не раз делал мне предложение порвать со скромными
благами, какие в России выпадают на долю таких людей, как я и мой друг
Найденов.
- О, что касается меня, то я довольствуюсь совсем скромной возможностью
взращивать розы, - с усмешкой перебил Мейнеш.
- Вот как?!.. Ну-с, повторяю: капитан еще раз предложил нам перейти к нему
на службу. За это нам предложены вполне ощутимые земные блага...
Мейнеш проворчал что-то неразборчивое.
- И вот, по-моему, - продолжал Житков, - капитан решил устроить мне
экзамен: послал сюда. До последней минуты он не верил, что я решусь по
собственной воле ступить на палубу судна, где буду окружен верными ему
людьми. Он предупредил: здесь я встречусь с вами и при вашей помощи смогу
выполнить то специальное задание, какое возложено на это судно. Решусь ли
я нанести удар русским? Вот мой экзамен...
- Очень жаль, что это так, - с самым мрачным видом проворчал Мейнеш. - И
все-таки он забыл уведомить меня о вашем появлении. Первый раз в жизни он
оказался так небрежен.
Житков внимательно следил за каждым движением Мейнеша, за малейшим
изменением в его лице. И тут ему показалось, что в глазах боцмана исчезла
насмешка и самый тон его изменился.
Эта перемена была едва ощутима, но что-то все же говорило Житкову: Мейнеш
принял решение. Больше того, Житкову показалось, что Мейнеш готов ему
поверить, поверить вопреки собственному желанию, невзирая на то, что вся
игра Житкова была шита белыми нитками и самого Житкова, будь он на месте
Мейнеша, никогда бы не обманула.
Мейнеш в раздражении повторил:
- Да, жаль, что депеша капитана до меня не дошла.
- Уведомление должно было быть передано вам. Только вам. Он не хотел
открыть этой тайны никому другому. Все остальные на судне, где я буду
играть роль самого капитана, должны думать, будто имеют дело с самим
Витемой.
- Недурно придумано... Мне это нравится, - невесело пробормотал Мейнеш. -
Вы не лишены фантазии.
- Вы поступили бы умно, поверив мне. Я думаю, что мы с вами уживемся.
Житков поглядел на свои ручные часы с изображением медузы, подаренные
недавно ему Найденовым, - те самые, что были получены от Зуденшельда. Он
не имел иного намерения, как только узнать время. И если бы в этот момент
Мейнеш не крякнул с особенной многозначительностью, ему, наверное, и в
голову бы не пришло сказать:
- Вот подарок капитана...
Это было сказано без всякого умысла, но вопрос, тут же заданный Мейнешем,
навел Житкова на догадку: "Уж не замыкается ли на этих часах цепь Витема -
Зуденшельд?"
- Не хотите ли вы сказать, будто он вам дал эти часы?
Было ясно: Мейнеш имеет в виду Витему, и часы ему безусловно знакомы.
Поэтому он смело подхватил:
- Вот именно! И при этом он сказал: "Передайте Юстусу, что я приказываю
ему не забывать, что в вашем лице перед ним - я". - Житков усмехнулся: -
Видите, вы не должны забывать, что перед вами командир корабля. - И,
внезапно меняя тон, с резкостью бросил: - Встать по форме!.. Встать!.. У
вас приготовлен мой вермут?
- Да, капитан.
- Подайте.
Мейнеш с минуту медлил. Потом повернулся, как того требовал устав, и
вышел, осторожно притворив за собою дверь.
Житков и сам не знал, почему он верил, что все обойдется хорошо. Ведь если
здраво рассуждать, через несколько минут должна была бы распахнуться дверь
и десяток сильных рук... Но, как известно, далеко не все, что происходит в
жизни, диктуется здравым смыслом. Многое происходит вопреки ему.
Житков зарядил пистолет и положил в карман запасную обойму.
В коридоре послышались шаги нескольких человек... Шаги замерли у двери.
Раздался осторожный стук. Житков ощупал пистолет:
- Войдите.
Первым вошел Мейнеш. Ставя на стол бутылку вермута и рюмку, он сказал, не
глядя на Житкова:
- Вас желает видеть капитан-лейтенант.
- Пригласите его и принесите вторую рюмку.
Когда Мейнеш отворил дверь, приглашая войти первого офицера, Житков увидел
за спиной того еще несколько человек. Рука крепче сжала в кармане рукоять
пистолета. Но он с улыбкой встретил офицера.
Мейнеш принес вторую рюмку и вышел.
От первого офицера Житков узнал, что в ответ на его рапорт, отправленный
по радио гитлеровскому командованию, прибыло то "особое" задание, которое
должна была выполнить лодка. Операция была задумана довольно хитро и в
случае успеха сулила большие неприятности советскому флоту: лодка входит в
узкий пролив, соединяющий с морем бухту Сельдяную, где укрылась небольшая,
но важная для советского командования база. До сих пор считалось, что база
в Сельдяной вовсе неизвестна противнику. А по плану операции лодка Витемы
расставляет в проливе мины и уходит. После этого немцы ночью на малых
кораблях подходят к соседней с Сельдяной бухтой, слабо охраняемой Кривой
губе, и тайно высаживают десант. Все эти сведения, по-видимому, добытые
гитлеровской морской разведкой, вполне соответствовали действительности.
Задача гитлеровского десанта - проникновение к Сельдяной бухте с суши.
Вторая группа немецких кораблей производит демонстрацию против Сельдяной и
выманивает советские корабли на расставленные подводной лодкой мины.
Десант с суши совершает налет на базу.
В инструкции, принятой по радио, пока спал Житков, был дан точный
распорядок всех фаз этой операции.
Не меньше, чем этот план, заинтересовало Житкова и то, что во всех пунктах
инструкции, касающихся лодки, говорилось, что она "действует, используя
свою тактическую особенность".
Как Житков ни ухищрялся, ему не удалось незаметно выудить от офицера ни
единой фразы, которая могла бы разъяснить, в чем же эта особенность
заключается. А задать прямой вопрос он, понятно, не мог. Единственное, что
он понял: данный поход лодки является первым боевым испытанием этой
"тактической особенности".
Исследовав все механизмы лодки и ее вооружение, Житков не обнаружил
ничего, что могло бы считаться этой особенностью.
А время шло. При всей дисциплинированности офицеров Житков угадывал в их
глазах немой вопрос: "Когда же мы приступим к выполнению задания?"
Когда сменившийся с вахты старший офицер пришел вечером к командиру за
распоряжениями, то застал его изучающим карты района предстоящей операции.
К удовольствию помощника, Житков сказал:
- Завтра приступим к выполнению задачи.
- Разрешите взять у вас карту. Я должен инструктировать штурмана.
- Нет, - отрезал Житков. - Корабль поведу я сам.
Это решение удивило офицера, но Житков предупредил готовый сорваться у
него вопрос:
- Задание очень серьезное. Я лично отвечаю за него от начала до конца.
- Каждому из наших людей, я, не колеблясь, доверил бы не только любое
задание, но и собственную жизнь, - заметил офицер.
- Речь идет сейчас не столько о моей или вашей жизни, сколько о выполнении
задания. Такой ответ я предпочел бы услышать от своего офицера.
Помощник покраснел.
Житков отпустил его молчаливым кивком головы.
Едва успели затихнуть шаги капитан-лейтенанта, как в дверь осторожно
постучали. Это был Мейнеш с ужином на подносе. Он молча поставил кушанья
на стол и исчез. Потом так же молча убрал посуду. Он действовал, как самый
исполнительный буфетчик.
Перед тем, как Житков лег спать, к нему снова зашел Мейнеш. Вполголоса, но
настойчиво он спросил:
- Мне очень важно знать: что с капитаном?
- То, что и должно быть...
Мейнеш испытующе посмотрел на Житкова.
- Должен ли я понять вас так, что капитан... в руках русских?
После секунды колебания Житков ответил на вопрос вопросом:
- А если... так?
Мейнеш покачал головой.
- Это было бы очень печально. - И решительно заключил: - Грубая ошибка!
- Как вы сказали?
- На вашем месте я бы предоставил ему возможность бежать.
- Вы понимаете, что говорите? - рассердился Житков.
Но Мейнеш оставался очень спокоен и все так же, вполголоса, но твердо
повторил:
- Пусть лучше ему дадут бежать. - И тоном, уже совсем не подобающим
простому буфетчику, добавил: - Хорошенько подумайте. Хорошенько!
С этим он и ушел. И сколько Житков ни раздумывал над истинным, как ему
начинало казаться, скрытым смыслом слов Мейнеша, он не мог их понять. Так
ни до чего и не додумавшись, он лег спать, приказав не будить себя иначе,
как по тревоге. Радист получил распоряжение в любое время доставлять
Житкову все шифрованные сообщения.
Чем разочарован Мейнеш?
Найденов пришел в себя от нестерпимого жара, опаляющего голову. Горела
меховая одежда, тлел сбившийся на сторону шлем. Он сорвал его и стал бить
по горящей одежде рукавицами. Это плохо помогало. Тогда он сообразил, что
рядом есть более действенное средство - вода. Волны ударяли в остатки
самолета. Найденов окунулся в ледяную воду. Огонь больше не угрожал ему.
Левая плоскость, где был расположен бак, который успели залить бензином,
оказалась оторванной взрывом от центроплана и отброшенной далеко в
сторону. Фюзеляж и другая плоскость продолжали держаться на воде благодаря
пустым бакам - центральному и правому крыльевому. Большая часть кабины уже
наполнилась водой, хвост погрузился. Найденов надеялся, что некоторое
время остатки машины еще продержатся на поверхности моря. Но какой ему от
этого прок, он и сам не знал. По-видимому, человек уж так устроен, что во
всякой оттяжке конца, даже явно бесцельной, он склонен видеть благо.
Найденов подошел к отсеку радиста. Там по-прежнему лежал Витема, связанный
и втиснутый в узкое пространство между переборкой и станцией.
Найденов стоял в раздумье, что делать с пленником, когда раздался какой-то
слабый звон. Остатки самолета качнулись, и Найденов полетел в воду...
* * *
С тех пор, как находившийся в море спасательный буксир "Пурга" перехватил
призыв горящего фашистского танкера о помощи, прошло немало времени: Иван
Никитич не сразу согласился на предложение Элли, пользуясь темнотою,
подойти к танкеру, взять его на буксир и отвести к себе.
"Если экипаж ко времени подхода "Пурги" покинет танкер, - задача сведется
к тому, чтобы справиться с огнем. Если же у немцев хватит выдержки не
покинуть судно, то, пожалуй, придется вернуться ни с чем", - думал старый
капитан.
Стоя рядом с Элли на ходовом мостике "Пурги", он вглядывался в метущееся
над горизонтом зарево пожара.
- Эй, на руле! Держи ближе к танкеру с наветра. - И мгновенно
переключившись на английскую речь, обратился к Элли: - Товарищ Глан,
прикажи готовить шлюпку - пойдешь на танкер.
Скоро дыхание пожара стало опалять стоящих на мостике "Пурги".
Иван Никитич почесал затылок.
- Такое разве потушишь?!
- Все-таки разрешите взглянуть, - сказала Элли.
- Словно отсюда не видать? Бензин. Давно взорвался. Гляди, на что палуба
похожа. Просто чудом на плаву держится.
- Может, людей снять надо?
- Э! Все давно изжарились либо сбежали...
- Разрешите все-таки спустить шлюпку? - настаивала Элли.
Капитан нехотя согласился. Тали скользнули в блоках шлюпбалок. Через
несколько минут шлюпка Элли отвалила от борта "Пурги". Когда она скрылась
в дыму, стлавшемся по морю вокруг пожарища, из той же самой дымовой пелены
показался немецкий сторожевой катер. Расчеты двух сорокапятимиллиметровок,
стоявших на носу и на корме "Пурги", не раздумывая, открыли по нему огонь.
С борта немецкого катера заговорили крупнокалиберные пулеметы, а через
минуту и носовая пушка. Людям спасательного буксира, не предназначенного
для боя, было трудно состязаться хотя бы и с маленьким боевым кораблем.
Через несколько минут "Пурга" получила два прямых попадания в борт, против
котельной. Буксир окутался клубами пара.
Травя пар из пробитого котла, "Пурга" пыталась отойти под ветер, чтобы
воздвигнуть между собою и немцами корпус горящего танкера. Но выйти на его
подветренную сторону оказалось невозможным. Удушающий черный дым и палящий
жар заставили Ивана Никитича тут же отказаться от своего плана. Он решил,
что самое правильное - поскорее уйти в битый лед. Прочный корпус буксира
позволяет углубиться в него дальше, чем это удастся немецкому сторожевику.
Но старик помнил о шлюпке Элли. Он не мог бросить на произвол судьбы
товарищей. Потянув рукоятку ревуна, он дал несколько тревожных сигналов.
Из клубов дыма показалась шлюпка. Ее заметили и гитлеровцы и очередями из
пулеметов тотчас загнали обратно в дым. Так повторилось раз, другой. Иван
Никитич понял, что немцы не дадут им соединиться, и решил под огнем
противника войти в полосу дыма, а там, как за дымовой завесой, принять
своих людей.
Старик не боялся пробоин в бортах судна. Он знал, что прочный корпус
"Пурги" разгорожен достаточным числом непроницаемых переборок. Лишить
буксир плавучести не так-то легко. К тому же ремонтные средства "Пурги",
предназначенные для починки чужих корпусов, сноровка ее экипажа - все это
позволит быстро залечить полученные раны. Поэтому капитан смело шел к
намеченной цели.
До полосы дыма оставалось рукой подать, когда гитлеровцы по очертаниям
"Пурги" поняли, с какого рода судном имеют дело. Командир немецкого катера
рассудил, что мелкими снарядами трудно пустить ко дну это прочное судно. И
вот катер, дав полные обороты машинам и оставляя за кормою высокий бурун,
описал циркуляцию и повернулся кормою к борту "Пурги". Когда ее
приземистый корпус уже скрывался в дыму, от кормы немца по направлению к
"Пурге" протянулась белая борозда торпедного следа. С "Пурги" этой борозды
видеть не могли, но последовавший в гуще дыма мощный взрыв с
достоверностью сказал, что торпеда достигла цели.
Командир сторожевика схватил мегафон и крикнул на корму торпедистам:
- Благодарю за меткий выстрел!
Матросы повернулись к мостику и уже открыли рты для положенного уставом
ответа командиру, но их никто не расслышал: голоса потонули в грохоте
расцветшего светло-желтым сиянием взрыва.
Прошло несколько секунд.
Сверху на то место, где только что был катер, на клокочущую вздыбленной
пеной поверхность воды падали его обломки. Воздух был еще наполнен запахом
взорванного тротила, когда послышалось журчание воды, стекающей с рубки и
с палубы поднимающейся на поверхность подводной лодки. Со стуком
откинулась крышка люка. Несколько человек, выскочивших на палубу, с
интересом и удивлением смотрели на место взрыва.
- Чистая работа, - спокойно произнес по-немецки статный белокурый офицер,
судя по всему, - командир лодки. Он взял бинокль и стал рассматривать
показавшуюся из-за клубов дыма шлюпку и сидящих в ней двух людей, которые
вели себя так, словно не замечали всплывшей подлодки.
Элли, потрясенная происшедшей на ее глазах гибелью двух кораблей, не
отрываясь, следила за поверхностью воды. Она надеялась найти хоть
кого-нибудь из своих товарищей. Неужели весь экипаж "Пурги" погиб?
Она всматривалась в плавающие обломки. Тут смешались останки обоих
кораблей, и трудно было сказать, что принадлежит "Пурге", что - немецкому
катеру.
Матрос сильными ударами весел гнал шлюпку Элли то в одну, то в другую
сторону. Так подгреб он к двум темным предметам, оказавшимся безжизненными
телами в раздувшихся спасательных жилетах. Когда шлюпка приблизилась к
ним, Элли издала громкий крик и вскочила так порывисто, что едва не упала
за борт: она узнала Найденова! Голова другого человека была замотана
мешком.
Занятая вытаскиванием из воды Найденова и Витемы, Элли действительно не
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг