осталось ничего, кроме рыжих, порядком поредевших бачек. Эти бачки он
пытался снова отпустить после того, как перестал быть ленинградским
дворником Василием Федоровичем. Боже правый! Как наивен он был тогда,
воображая, будто начинается его новая жизнь: возвращение в фатерлянд,
почет и деньги в воздаяние за услуги, оказанные германской разведке.
Перспективы были самые розовые, а действительность оказалась более чем
серой. Теперь даже роль советского дворника казалась ему полной величия по
сравнению с тем, во что он превратился здесь. Простой филер на забытом
богом островке, среди пропахших треской бородатых рыбаков!
Барон знал, зачем его позвал комендант. Германские власти хотели получить
доказательства опасной для них деятельности слесаря Йенсена и список его
сообщников. Смысл деятельности Нордаля, направленной к подрыву германской
власти на острове, не был тайной, но нужны были детали, имена. Барон был
далек от того, чтобы остановиться перед выдачей самого Нордаля и любого из
людей его отряда. Но он знал, что тот час, когда он выдаст кого-либо из
них, будет его последним часом. Скрыть предательство не удастся. Поэтому
он боялся выполнить требование коменданта о выдаче группы Нордаля. В этих
обстоятельствах появление на острове русского беглеца с "Марты" было для
барона сущим кладом. Он рассчитывал подсунуть его коменданту взамен
Нордаля. Однако и с этим не следовало спешить.
И вот, не подозревая того, что каждое его слово слышно Вольфу, с которым
он побоялся бы вести такую игру, барон старался уверить коменданта в том,
что дело Нордаля Йенсена должно быть отодвинуто на второй план.
- На острове появился новый человек. Для капитана Вольфа он интересней
десятка Йенсенов...
- Не играйте в загадки!
- Вы полагаете, что на гроши, какие вы мне даете, можно развязать языки
всем пьяницам острова?
- Деньги?
- Вот именно, господин комендант.
- Сто крон.
- Я ослышался?
- Двести. На это можно опоить весь остров.
- Мне нужно... - рыжий решительно проговорил: - Тысяча крон.
- Может быть, вы воображаете, что управляющий вашим прибалтийским
майоратом переводит сюда подати ваших крепостных?
Довольный своей шуткой комендант рассмеялся. Но каково было его удивление,
когда обычно терпеливый и покорный барон вдруг нахлобучил шапку и шагнул к
двери.
- Эй, вы! Какая муха вас укусила? - крикнул комендант.
Он бросил на стол триста крон. Барон, не считая, сунул деньги в карман.
- Чтобы сегодня же мне было доложено, где скрывается этот ваш "человек", -
приказал комендант.
- Сначала с ним нужно выпить бочку пива.
- Из вас мог бы выйти первоклассный шантажист, но вы слишком уж мелкая
дрянь.
Барон, шагнувший было к двери, остановился. В его воспаленных глазах
появился злобный блеск затравленного зверя. Весь он, со своими небритыми
щеками, с клочьями рыжих бачек, с гнилыми клыками между дряблыми губами,
стал похож на старого, обессилевшего хорька.
- Я не простил бы вам этого оскорбления, - медленно проговорил он, - если
бы знал вас, как крупную дрянь. Ведь в расходную книгу секретных фондов вы
сегодня запишете на меня всю тысячу.
Полковник вскочил и бросился к барону.
- Вы с ума сошли! Я пристрелю вас!..
- Пристрелите своего же золотого осла?! Вряд ли...
Полковник выхватил пистолет. Барон втянул голову в плечи, закрыл лицо
руками. Он не видел, как из-за портьеры выскочил Вольф и выбил из руки
коменданта оружие. Барон отнял руки от лица, и воспаленные красные глаза
его встретились с твердым взглядом Вольфа.
- О каком человеке вы тут бормотали? - спросил Вольф барона.
- Я... я еще не знаю, кто он...
Тяжелая рука Вольфа легла на плечо барона.
Всякое желание сопротивляться исчезло. Барон снова был послушным филером.
- Это русский. Он бежал с "Марты", - бормотал он.
- Он жив?!
- Мне остается узнать, где он скрывается.
Вольф кивком выразил удовлетворение.
Барон, пятясь, толкнул спиной дверь и поспешно захлопнул ее за собою.
Подарок Элли
Уже несколько дней Житков находился в суровом убежище, куда привели его
Нордаль и Элли. В пещере было не слишком уютно. Но Элли оказалась права:
это уединенное место было единственным, где Житков мог чувствовать себя в
безопасности. По ночам девушка навещала его, приносила пищу. Часами сидела
она на корточках у входа в пещеру, не спеша рассказывая о жизни острова
или слушая его рассказы о России.
Когда солнце уходило за горизонт настолько, что длинные тени соседних гор
заслоняли вход в пещеру, они садились у входа, и Житков с жадностью
подставлял лицо свежему морскому ветру. Он отдыхал от влажной духоты
пещеры, от вынужденной неподвижности.
В эти дни Элли была единственным человеком, чей голос слышал Житков. Ему
нравилась эта живая, энергичная девушка, порой казавшаяся сильной,
мужественной, а порой вдруг становившаяся застенчивой, почти робкой.
Это случалось чаще всего, когда они оставались с глазу на глаз в
серебряном сиянии ночи. В такие минуты Житков не раз ловил на себе
лучистый взгляд ее больших глаз. Он знал, что, кроме забот, ничего не
доставляет ей, знал, какое трудное и опасное путешествие совершает она
каждый раз, пробираясь к пещере. На пути от поселка к ущелью лежал ледник
- один из многочисленных ледников, прорезающих плато острова. Зеркальную
поверхность ледяной реки рассекала гигантская трещина. Когда Житков, по
пути в пещеру, впервые увидел эту трещину, он невольно подумал, что Элли
заблудилась. Нужно было родиться здесь, вырасти на этом острове, среди его
гор и ущелий, исходить вдоль и поперек его глетчеры, чтобы с такой
уверенностью, как это сделала Элли, найти узкий лаз, ведущий вниз, в самую
пропасть, и без колебаний устремиться по нему. Глубоко внизу, в недрах
ледяного колодца, было достаточно узко, чтобы без труда преодолеть
пространство, разделяющее берега пропасти. Но подъем на противоположный
край трещины показался Житкову вдвое сложнее спуска.
Это-то путешествие девушка и совершала еженощно ради того, чтобы принести
Житкову термос с обедом и посидеть с ним часок-другой. По ее словам,
старый Глан уже сговорился с Нордалем: когда будет подготовлено бегство с
острова, Житкова отведут к слесарю. Однако потом этот план изменился.
Решили, что пребывание беглеца у Нордаля, пользующегося у немцев
репутацией неблагонадежного, было бы опасно. Поэтому Нордаль договорился с
новым пастором: Житков получит приют в его домике или, если понадобится,
даже в церкви.
Сегодня ночью Элли пришла к Житкову особенно оживленной. Все шло отлично.
Адмирал получил у немцев разрешение на дальний лов. Через два дня он
уходит в море, а вместе с ним - Элли. Они возьмут Житкова и высадят его на
дальних островах, куда заходят промысловые суда с материка.
- Я рада за вас! - сказала Элли.
Но в тоне ее Житкову послышалась грусть:
- Что с вами, Элли?
- Нет, нет... ничего! - Она отвернулась.
- Элли... - удивленно пробормотал Житков.
Он притянул к себе девушку и крепко поцеловал ее. Элли вырвалась.
- Так не нужно!.. - пробормотала она, отвернувшись, и стала тереть щеку, в
которую ее поцеловал Житков. Потом с деланной веселостью сказала: - Вот,
посмотрите лучше, какой подарок я вам принесла.
И протянула Житкову старую трубку-носогрейку.
- Спасибо. Теперь мне остается только разжиться табачком, - усмехнулся
Житков.
Элли с торжеством вытащила из кармана кожаный кисет, украшенный ярким
изображением национального флага.
- Это вам от отца... А трубка - от меня. Я нашла ее недавно на берегу.
Они поговорили еще несколько минут. Прощаясь, Элли сказала:
- В следующий раз я приду уже для того, чтобы отвести вас к пастору.
Когда Житков, нагнувшись к фонарю, стал набивать трубку табаком, сердце
его едва не остановилось: донышко старого чубука было заделано монеткой,
совсем маленькой серебряной монеткой. Да это же трубка Бураго, та самая
трубка, которую он в свое время получил из рук Мейнеша у ворот музея! Но
как могла она оказаться на берегу острова Туманов? Должно быть, Мейнеш
снова завладел ею, пока Житков был болен, а потом потерял здесь. Или она
побывала в руках Витемы?..
- Эй, Элли!.. Эй!
Только эхо откликнулось на его зов. Житков подбежал к трещине. Но найти
спуска он не мог. Тогда, свесившись через край пропасти и забыв об
осторожности, он крикнул вниз:
- Элли!..
Эхо, похожее на грохот снежного обвала, ответило из пропасти. Житков в
испуге отпрянул. Ему показалось, что от этого страшного шума рухнут
ледяные стены.
Он вернулся в пещеру, снова взял трубку и стал ее разжигать. Но трубка
плохо тянула. Житков вынул мундштук, чтобы продуть его. Из мундштука
торчал кусочек бумажки. Житков вытащил его и хотел бросить в огонь, но
заметил, что на бумажке что-то написано. Развернув испачканный никотином
листок, он прочел: "Ищите меня на "Марте". А.Б."
Житков узнал руку Бураго.
Глава шестая
Пленники Острова Туманов
Живчик доцента Фалька
- Я не завидую ангелам и прочим небожителям. Ведь говорят, будто
господь-бог, создавая человека, избрал образцом свою собственную персону.
Любой бронтозавр - сущий ягненок по сравнению с этой копией господина
Саваофа. Вы не находите? - Фальк со смехом отставил колбу и пожелтевшими
от реактивов пальцами поднял стакан с пивом. - Скооль, дорогой друг! - Он
большими звучными глотками отпил пиво. - Подчас я становлюсь отвратителен
самому себе. Хочется бросить все, раз навсегда отказаться от своего
страшного открытия, сделать так, чтобы человечество никогда о нем не
узнало. Хочется перестать быть самим собой - не быть подобием всевышнего.
Слишком много жестокости в этом проклятом подобии!
Доцент со стуком опустил стакан на стол и, раздвинув длинные худые ноги,
остановился перед пастором. Тот сидел в кресле-качалке. От легкого
движения его ноги кресло слегка покачивалось. Казалось, все внимание
священника было сосредоточено на том, чтобы, качаясь, не расплескать пиво
в стакане, который он держал.
- Боюсь, что дискуссия о нравственном облике того, кого вы называете
богом, не приведет нас к выводам, за которые меня похвалит церковь, -
сказал он. - Но я готов без боя присоединиться к тому, что вы говорите.
- Впервые вижу такого покладистого священника! - воскликнул Фальк.
- Ничто так не раскрывает всех отрицательных сторон профессии, как
проникновение в ее тайны. Быть истинным профессионалом - значит не только
постичь совершенство своего предмета, будь то механика, сапожное
мастерство или религия. Надо добраться до всего, что есть в нем
отрицательного. И вот мне кажется, что я - настоящий профессионал.
Фальк молча поднял свой стакан. А пастор продолжал:
- Это позволяет видеть вещи такими, каковы они есть. Я смотрю на них с
высоты, защищенной наиболее надежно. Мое место - табу. Но, дорогой доцент,
я категорически протестую против охватившего вас пессимизма. Если верно
то, что вы говорили о вашей бацилле, то нет сомнений: вы обязаны
продолжать работу, непременно продолжать, не подавая вида, что
догадываетесь о ее истинном назначении.
- Но ведь, если дело будет доведено до конца, то гунны получат в свои руки
страшное оружие. Знай я раньше, к чему это поведет, я ни за какие деньги
не пошел бы к ним на службу. Я не позволил бы им сделать из меня
невольного пособника их планов!
Пастор вскочил так порывисто, что качалка едва не перевернулась.
- Теперь, когда вы знаете истинное назначение вашей "мирной"
бактериологической работы, нельзя от нее отстраняться. Как можете вы,
ставший свидетелем унижения своего народа, свидетелем смерти братьев,
сестер, отцов, матерей, свидетелем беспощадного разрушения культуры своих
дедов и попирания их традиций, - как можете вы, Фальк, говорить, что все
это сделано людьми?! Называть фашистов людьми?! Отбросьте старые
предрассудки, вбитые в вас школой и церковью! Посмотрите на нациста
открытыми глазами. Разве Гитлер и Геббельс не провели резкую черту под
прежней Германией? Разве они сами не заявили, что гитлеризм не имеет
ничего общего с культурой прежних немцев? Можно только пожалеть о том, что
еще не объявился новый Дарвин. О, он, наверное, нашел бы объяснение тому
пути, который ведет гитлеровцев от высших форм развития обратно к
орангутангу. Во имя гуманности, во имя высшей человечности можно говорить
только об одном: уничтожать фашизм любыми средствами, любой ценой. Нужно
не только парализовать ваше страшное оружие, но знать, как в случае
надобности обратить его против самого же фашизма, прежде чем он успеет им
воспользоваться. Тут я снова готов стать священником: "Поднявший меч от
меча и погибнет"... Вот поэтому-то мне и хочется немного подробней знать о
вашей бацилле.
Пастор умолк. Прошелся по комнате.
Фальк опустился в свое кресло. Его большая голова, окруженная серебряными
прядями седины, лежала на спинке. Лицо казалось прозрачным от залившей его
бледности.
- Может быть, вы и правы, - тихо проговорил он. - И все же... страшно.
- Чего? - спросил пастор. - Или кого?
- Самого себя. Своей совести...
- Опишите суть своих работ, и я ручаюсь: мы найдем путь, удовлетворяющий
этого строгого судью.
- Сядьте! - вдруг раздраженно крикнул Фальк. - Вы мешаете мне своей
ходьбой!..
И едва пастор опустился в другое кресло, как доцент начал:
- Когда-то врачи были поставлены в тупик появлением новой болезни. Она
получила название "миланской проказы" или "миланской рожи". Больные
погибали при явлениях расстройства питания и при симптомах мозговых
страданий. Позже эта болезнь, обнаруженная во многих других местах Европы
и Америки, получила название пеллагры. Мы знаем ее как одну из форм
авитаминоза. Он является не чем иным, как результатом отсутствия в питании
некоторых компонентов комплексного витамина "В". Сотни тысяч людей
заболевали ею в годы пеллагрических эпидемий. Современная наука о питании
преодолела это зло. Цивилизованный человек получает нужное ему количество
витаминов. Но вот представьте себе, что произойдет с организмом, если он
вовсе не сумеет получать этот витамин. Пеллагра станет неизбежной и быстро
прогрессирующей. Беда в том, что современный человек, особенно живущий в
условиях больших городов, промышленных центров, почти совершенно лишен той
пищи, в которую природа вложила нужные организму витамины. Ведь нам
приходится искусственно возмещать этот недостаток. Но что будет, если мы
не только лишим организм витамина, а еще искусственно понизим
сопротивляемость явлениям авитаминоза? Течение болезни сделается
интенсивней. Будут поражены самые жизненные функции организма. Остается
сделать этот процесс настолько активным, чтобы болезнь развивалась не
месяцами и неделями, а часами, может быть, минутами. Так вот: довести
человека до полной прострации, до совершенного истощения в несколько минут
- вот задача, которая была передо мной поставлена. Тогда я еще искренне
верил, будто это необходимо для того, чтобы найти такое же верное
противоядие - найти способ бороться с этой "белой смертью". И лишь позже
мне стало ясно, что поиски "белой смерти" - самоцель для тех, кто
финансировал мою работу, кто ловко завлек меня в свои сети, - для
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг