Приход св.Олафа
Ветер усиливался. Оле Хуль, причетник церкви св.Олафа, снял шапку и сунул
ее в карман, чтобы не унесло. Он не боялся, что ветер испортит ему
прическу: череп его был гол, как колено.
Хуль плотнее закутался в плащ. Ветер дергал его за полы, ударял в грудь,
бросал в лицо пригоршни соленой воды. Хуль только щурился и продолжал с
любопытством глядеть, как пристает пароход. Хотя погоня за куском легкого
хлеба и сделала его церковной крысой, но, как всякий житель этого острова,
в душе он оставался моряком.
Оле сразу узнал среди пассажиров нового пастора, хотя никогда не видел
его, как и никто другой на острове. Черный глухой сюртук и котелок
бросались в глаза на фоне туристских костюмов и зеленых шляп немцев,
толпившихся на палубе. Если что и удивило причетника в облике нового
пастора, так это его молодость. Но ведь на то херре Сольнес и был
скандинавом, чтобы иметь право на здоровый цвет лица, веселый блеск умных
глаз и твердую поступь, - даже в пасторском платье.
Оле хорошо знал, чего стоило добиться от немецких властей разрешения
прислать сюда нового пастора на смену умершему полгода назад старику
Никольсену. Если прибавить к этому полугоду несколько месяцев болезни
господина Никольсена, то, пожалуй, скоро исполнится год, как в церкви
св.Олафа не было справлено ни одной службы. Может быть, жители острова и
не испытывали большого ущерба от такого перерыва в сношениях с небом, но
зато он, Оле Хуль, как нельзя более остро ощущал досадные пробелы в своем
бюджете. Поэтому вдвойне радостно приветствовал он нового пастора, когда
тот, без всякого видимого усилия неся два больших чемодана, ступил на
каменистую почву острова Туманов.
- Во имя отца и сына, - почтительно произнес Хуль. - Со счастливым
окончанием путешествия, господин пастор! - Заметив удивленный взгляд
пастора, Хуль представился: - Я здешний причетник, сударь, - Оле Хуль.
- Меня зовут Сольнес, - просто сказал пастор.
- Как же! Мы уже знаем о вашем приезде, - сказал Хуль и взялся было за
пасторские чемоданы, но сразу почувствовал, что этот груз ему не по плечу.
- Однако! - воскликнул он. - Видать, вы не из слабеньких.
Пастор прервал его:
- Не проводите ли вы меня в церковь, чтобы воздать всевышнему хвалу за
счастливое окончание путешествия его слуги к этому острову?
- Охотно, охотно, господин пастор. - Хуль с кряхтением взвалил себе на
плечи один из чемоданов, что был полегче. Второй чемодан одной рукой легко
поднял пастор. Причетник шел впереди, показывая дорогу к церкви, по
соседству с которой стоял и дом пастора.
Не заходя в дом, пастор оставил чемоданы на крыльце и направился к церкви.
Перед дверью храма он остановился в ожидании, пока Хуль отворит ее. Однако
причетник так долго возился с ключом, что у пастора хватило времени обойти
вокруг церкви и полюбоваться морским видом, открывающимся с высокой скалы,
где стояла церковь.
Возглас причетника нарушил созерцательное настроение пастора.
- Небось замок заржавел... - сокрушенно пробормотал Хуль, почесывая
затылок. - Ничего не остается, как позвать проклятого нечестивца Нордаля
Йенсена. Он единственный толковый слесарь у нас в поселке.
- Грех так дурно отзываться о ближнем, Оле.
- Какой там грех, сударь! Ведь Нордаль - мой приятель. Но по чести-то
говоря, ни разу в жизни он не вошел в храм с иной целью, как починка по
слесарной части. В прошлом году, когда венчали лодочника Буля, жених
спьяна дернул престольный крест и отломил верхушку. Так можете себе
представить, берясь за починку столь священного предмета, Нордаль даже не
осенил себя крестным знамением. А вот еще помню...
Пастор отошел к краю скалы, спокойно опустился на камень и углубился в
созерцание расстилавшейся у его ног панорамы. Рокот прибоя доносился и
сюда. Из глубокой расселины слышался неумолчный гомон всполошенных птиц.
Ветер шуршал травой. Но эти шумы, казалось, не нарушали царящей вокруг
тишины. Несмотря на то, что все вокруг - море, травы, облака в небе, - все
находилось в непрестанном движении, ощущение необыкновенного умиротворения
охватило пастора.
Просидев некоторое время неподвижно, он вдруг быстро оглянулся и вынул из
кармана бинокль. Убедившись в том, что никто за ним не наблюдает, принялся
внимательно оглядывать берег и уходящее в туманную голубизну плато
острова. Метр за метром рассматривал он все, что попадало в поле линз.
Подолгу задерживался на каждой постройке.
Заслышав шаги возвращающегося Хуля, пастор спрятал бинокль.
- Разве этот ваш "нечестивец" живет так далеко? - с усмешкой спросил он
причетника.
- Ах, если бы вы знали этих людей, господин пастор! От зари до зари торчат
они в кабаке. Сплетничают, пока на языках у них не вырастают мозоли в два
пальца. С этим народом нельзя говорить иначе, как за кружкой пива.
По ароматному дыханию причетника можно было догадаться, что и он избрал
именно этот способ общения со слесарем.
Пастор снова уселся на камень, терпеливо слушая болтовню причетника. Так
прошло довольно много времени. Наскучив ожиданием, пастор решительно
поднялся.
- В конце концов, господь не взыщет с нас, дорогой Хуль, если мы вознесем
ему молитву под открытым небом.
С этими словами он преклонил колено. Хуль послушно опустился на землю за
спиной пастора.
Когда пастор поднялся и направился к своему новому жилищу, он увидел, что
со стороны поселка идет плечистый, рослый человек средних лет с
энергичными чертами сухого бритого лица. Это и был слесарь Нордаль Йенсен.
Пастор остановился. Слесарь приблизился и почтительно приподнял шляпу.
- Привет вам, господин пастор.
- И вам, господин безбожник, - улыбнувшись, ответил пастор. - Меня зовут
Сольнес.
- С именем святого Хакона, - четко произнес Нордаль, - могу приступить к
работе.
Священник негромко ответил:
- Во славу матери-родины.
Улыбка пробежала по лицу слесаря, а пастор обернулся к Хулю:
- Идите, друг мой. Оставьте нам ключи, я сам присмотрю за работой
господина Йенсена.
Хуль не заставил себя просить дважды и проворно пошел прочь. Когда он
удалился на достаточное расстояние, Нордаль сказал:
- Я был предупрежден о вашем приезде, господин Зуденшельд.
Когда ложь бывает нужнее правды
Через мгновение после того, как над головой Житкова захлопнулся люк
подполья, по полу хижины загремели шаги Тэдди и его спутника.
- Где отец? - спросил Тэдди.
- В море, - ответил Эль.
Житков заметил, что с братом Эль говорил совсем не тем тоном, пожалуй,
даже и голосом другим, чем с ним. Не было у Эля прежнего задора, юношеской
звонкости. Зато голос Тэдди звучал еще уверенней, чем на корабле.
- Не доведет отца до добра это "море". Пора бы ему бросить свои штуки.
- Ты говоришь об отце! - сердито напомнил Эль.
- Ах, брось ты эти нежности. Он мне только до тех пор отец, пока "синие
куртки" не накрыли его. Уходить на лов без разрешения властей! Вот
поймают, тогда уж быть его сыном не доставит мне никакого удовольствия.
- Наверно, ему давно уже не доставляет удовольствия быть твоим отцом, -
огрызнулся Эль.
- Ого! Смотри-ка, Вилли, как здесь тявкают щенята!
- Можно подумать, что вы кровные враги, - проскрипел тот, кого Тэдди
назвал Вилли - сутулый рыжий человек, чей пристальный взгляд до сих пор
стоял перед Житковым.
После нескольких минут препирательств Тэдди собрался уходить.
- Ты со мной, Вилли? - спросил юноша рыжего.
- Нет, дождусь Адмирала.
- Поговори с ним серьезно, Вилли. Нужно бросить бессмысленное
сопротивление. До добра это не доведет...
Весело насвистывая, Тэдди вышел из комнаты. Воцарилось молчание. Оно
казалось Житкову бесконечным. Он старался разгадать значение различных
звуков: вот характерный стук, - по-видимому, рыжий выколачивал трубку о
каблук; вот чиркнула спичка; теперь Житков слышит, как мягкие крадущиеся
шаги рыжего шуршат в разных направлениях, словно обшаривая все углы хижины.
Молчание продолжалось.
Житкову казалось, будто рыжий тянет носом, как ищейка, пытаясь по запаху
обнаружить его присутствие.
Раздался скрипучий голос:
- Послушай, перестань играть в прятки.
- Что ты хочешь сказать? - спросил Эль.
- Я видел здесь человека.
- Ты опять пьян, Вилли!
- Не хитри... Когда я заглянул в окошко, здесь был человек...
Остальное заглушили удары волн. Временами Житкову казалось, что домик над
его головой скрипит всеми бревнами, как корпус парусника. Вот-вот ветер
развалит постройку.
Как ни старался он разглядеть помещение, где очутился, это ему не
удавалось: в подполье царила тьма, а коробок спичек, обнаруженный Житковым
в кармане, совершенно размок. Житкова преследовал густой запах рыбы. Он
исходил решительно ото всего, и скоро его лицо, одежда - все было
пропитано тяжелым запахом лежалой трески.
Житков снова услышал голос наверху.
Рыжий сказал:
- Штормяга наползает. Как бы не накрыл Адмирала!
- Отец не даст себя поймать морю. Он вернется вовремя. И как всегда, с
уловом, - ответил Эль.
- На этот раз рыба не протухнет. Пусть только Адмирал сразу свалит ее в
погреб. Через два-три часа она будет там плавать, как в садке. Сегодня
вашему подвалу не избежать потопа.
- Пожалуй, ты прав! - В голосе юноши послышалось беспокойство.
- Не приготовить ли подвал? - сказал рыжий, останавливаясь над люком.
- Нет, нет! - воскликнул Эль, и Житков услышал его торопливые шаги. Юноша
встал на крышку люка. - Там все в порядке... Ты бы очень хорошо сделал,
Вилли, если бы вышел на пристань. Помоги Адмиралу пристать и выгрузить
рыбу. Я тоже сейчас приду.
- Так идем же, - настойчиво сказал рыжий.
- Как хочешь, вместе так вместе, - согласился Эль.
Хлопнула дверь. Переждав несколько минут, Житков поднял крышку люка и
вылез из подполья. Только тогда он понял, как разыгралось море. Волны
прибоя катились непрерывной чередой. Они образовали сплошной пояс
клокочущей пены вокруг плоской скалы, где стоял домик Глана. Над пеной
едва возвышался помост маленькой пристани, соединенной с берегом дощатым
настилом. В бушевании набегающих и откатывающихся валов это сооружение
казалось таким зыбким, что было удивительно, как оно выдерживает удары
моря. И еще удивительнее было то, что, несмотря на могучие волны прибоя, к
этой пристани уверенно приближался небольшой моторно-парусный бот. Житков
был моряком, он знал море, не боялся его и все же с беспокойством глядел
на маневры судна.
Он так увлекся этим зрелищем, что не сразу обратил внимание на людей на
пристани, помогавших судну пристать. Скоро они повернули к домику,
нагруженные корзинами с рыбой. Кроме коренастого седобородого рыбака, -
по-видимому, самого Глана, - с Элем шли еще двое: все тот же рыжий и...
Житков хотел протереть глаза: вторым был боцман Мейнеш.
О незаметном бегстве не могло уже быть речи. Житков едва успел юркнуть под
пол. При этом он даже не подумал о том, что рыжий был прав: по мере того,
как крепчал шторм, волны все чаще достигали домика. Вода легко проникала в
широкие щели между срубом и примитивным фундаментом.
Житков различал доносившиеся сверху голоса. Спокойный баритон хозяина
звучал реже всех: Глан скупо бросал короткие реплики.
- Времена изменились, старина, - гудел простуженный бас Мейнеша, - только
крепкая рука может навести порядок в этом сумасшедшем доме, а у нашего
капитана именно такая рука.
- Собака любит крепкую руку с хорошей плеткой, - сердито сказал Глан.
- Ты можешь оскорблять меня. Я прощу тебя, как прощают детей, не ведающих,
что творят...
- Зато ты очень хорошо знаешь, что делаешь, Юстус. Но ты должен знать и
другое: ни один из тех, кто изменил, не получит пощады. Горе тому, кто по
приказу немецкой падали, вроде твоего Вольфа, нанесет нашей матери-родине
хотя бы царапину, - твердо проговорил Глан.
- Он знает, чего хочет.
- В этом-то я не сомневаюсь: хочет стать нашим хозяином. Но мы не хотим
поступиться и крупицей своей свободы!
- Прикажешь есть ее с хлебом вместо масла - твою свободу? - проскрипел
рыжий Вилли.
- Молчи, ты! - сурово прикрикнул Глан. - Тебе-то что здесь нужно?
- Вот как! Ты отваживаешься говорить мне это в глаза? - Рыжий скрипуче
рассмеялся: - Хотя бы только поглядеть, кто прячется у тебя в подполье...
- Что он имеет в виду, Элли? - спросил Глан.
"Почему "Элли"? - мелькнуло в сознании Житкова, но раздумывать над этим у
него не было времени.
- Не знаю, отец...
- Что ж, ты станешь отрицать, Элли, что я видел тут человека? - спросил
рыжий. - Куда же он девался, а?
- Право, Вилли, ты пьян!
- А ты все-таки загляни, - ехидничал рыжий, - загляни-ка в свой погреб,
Ивар!
- Ты и впрямь хватил лишнего, Вилли, - нахмурился Глан.
- С тобою нынче не сговоришься...
Сквозь удары волн Житков услышал, как шаркающие шаги рыжего направились к
двери, как дверь хлопнула и свист ветра на мгновение ворвался в хижину.
- Он прав, - прохрипел Мейнеш. - С тобой сегодня не сговоришься. Пойду и
я. Вот здесь... голландский табачок для тебя, Адмирал.
- Мне от тебя ничего не нужно, - хмуро бросил Глан.
- Так, так... - Мейнеш помолчал. - И все-таки я скажу тебе, Ивар:
сопротивление теперь бесполезно. Мы с тобою не дети, чтобы убаюкивать себя
сладкими мечтами.
- Вот и я говорю: то, что позволительно дураку Тэдди, непростительно тебе
- Юстусу Мейнешу. Так-то!
- Будь здоров, Ивар.
- Хотел бы пожелать тебе того же, Юстус, да язык не поворачивается.
Раздался крепкий удар двери, тяжелые шаги боцмана.
- Так-то, Элли... - после долгого молчания произнес Глан. - Что нос
повесила?
- Я виновата перед тобой, отец. Я говорила неправду.
При этих словах люк над головой Житкова поднялся:
- Выходите, русский!
- Русский?! - прошептал Глан, с удивлением глядя на показавшегося из
погреба мокрого Житкова.
- Он бежал с "Марты", отец. Я вытащила его из воды.
- Русский?.. Правильный поступок! - одобрительно проговорил Глан. - Но
если он русский, то не следует ему попадаться на глаза "синим курткам".
- Да, меньше всего и я хотел бы попасть на глаза "синим курткам", хозяин,
- сказал Житков. - И вообще хотелось бы как можно скорее убраться с вашего
острова.
- Верно, он стал негостеприимным, - вздохнул старик. - Это нужно признать.
Но - не наша вина!
- Я уже понял.
- Вы настоящий... Оттуда? Из России?
- Оттуда, - улыбнулся Житков.
- Тогда... - Глан широко шагнул к Житкову и протянул ему руку. - Этот дом
- ваш дом!
- Нет, нет, отец! Его нужно как можно скорее увести отсюда. Вилли видел
его.
Житков с удивлением смотрел на Эля. Сидя в погребе, он думал, что
ослышался, что ему просто показалось, будто старый Глан обращается к Элю,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг