Владимир ШКАЛИКОВ
ПУСТЫЕ СЛОВА
Фантастический рассказ
В заводском парткоме звонка ждали. Через минуту в проходной появился
подтянутый секретарь. Он провел Игнатия Данилыча на территорию, принял
пальто возле рогатой парткомовской вешалки и предупредительно расписался в
лекторской путевке, которую следовало сдать в общество <Знание>.
- У вас тема... - прочитал он. - <Все для человека, все во имя
человека>. - И вздохнул. - Ох, эти общие названия... Кто их только
выдумывает? Вы не обижайтесь, но мне кажется, это все равно, что стоять
перед людьми с зеркалом и говорить: <Вот, смотрите, какова жизнь>.
- А что же, - возразил Игнатий Данилыч, - бывает, люди просто не
замечают...
- Конструкторам бы что-нибудь поконкретнее, - уточнил секретарь, -
они народ подкованный.
- Как, почему конструкторам? - заволновался Игнатий Данилыч. - Меня к
рабочим посылали...
- К рабочим пошел товарищ из автоинспекции, - сказал секретарь. -
Читали в последнем номере газеты: <Усилить профилактику
дорожно-транспортного травматизма?>
- Так что же, - огорчился Игнатий Данилыч, - инженеры правил не
нарушают?..
- Инженеров гаишники вчера агитировали, - сказал секретарь
терпеливо. - А у вас, я слышал, богатый опыт... Вы просто расскажите
ребятам, как раньше трудно жилось, примеры приведите из своей жизни... Им
это нужнее, чем общие фразы.
- А возраст какой? - спросил Игнатий Данилыч угнетенно.
- Не старше тридцати. В самый раз.
...В расписанный по последнему слову дизайна зал
экспериментально-конструкторского бюро Игнатий Данилыч входил с опаской.
Практик без высшего образования, он чувствовал себя среди этой
дипломированной молодежи не в своей тарелке. Ребята начитанные и
радионаслышанные, они всегда были готовы <сыпануть> лектора неожиданным
вопросом. Игнатию Данилычу даже казалось, что в этих вопросиках они видят
всю соль и терпят лекцию только ради последующего зубоскальства. Главное,
никогда не угадаешь, кто из них что придумает. Рабочая же аудитория
философских и прочих подвохов не устраивала, и в любой цех Игнатий Данилыч
входил как домой, заранее зная, на какие вопросы придется отвечать. И
сейчас, открывая дверь с табличкой ЭКБ, он ощутил вдруг желание поправить
галстук и пригладить остатки волос, заметил, что брюки слегка пузырятся на
коленях, ботинки пора менять, левый рукав рубахи истрепался о часы, а
ремешок на часах лоснится и потерял форму и цвет. Да еще эта новая лекция,
которую ему навязали читать по бумажке, без подготовки, ссылаясь на то,
что, мол, надо для плана, а текст легкий. И он, уважая план, взялся
попробовать...
Встретили приветливо, как своего. Какой-то шустрый очкарик принял из
рук гостя портфель, сунул его куда-то между приборами, быстренько
освободил свой стол от паяльника и каких-то разноцветных панелей и
пододвинул стул.
- У нас традиция - разговаривать сидя.
Остальные отложили паяльники и карандаши, трое в углу высунулись
из-за чертежных досок. Обстановка создавалась располагающая. Они даже не
загудели, когда начальник бюро назвал тему лекции. Присматриваясь к
аудитории, привыкая к лицам, Игнатий Данилыч поговорил немного о значении
своей лекции и взялся за портфель. Он выложил оттуда красную папку с
лекцией, вернул портфель на прежнее место, развязал шелковые тесемки с
узелками на концах, извлек текст и, отвернув титульный лист, увидел под
ним чистую бумагу. <Как попал сюда чистый лист?> - подумал Игнатий
Данилыч. - Давеча просматривал, не было его>. Он открыл следующую страницу
и увидел, что и она чиста! Игнатия Данилыча охватил озноб на странице
значилось - <2>.
Не слыша своего голоса, который для заполнения паузы произносил
какие-то необязательные слова, лектор в безграничном смятении листал
пронумерованную пачку чистой бумаги. Где-то попадались какие-то даты и
цифры, несколько известных в области имен, но все это было отпечатано в
разных местах - как будто кто-то стер или вытравил весь остальной текст, и
теперь ничего нельзя связать. И будто в издевку сохранилась почти
полностью последняя фраза:
<В заключение, товарищи, разрешите выразить твердую уверенность что
мы с вами... сумеем преодолеть все трудности!> - Совершенно растерявшись,
Игнатий Данилыч молча перечитывал эти слова уже шестой раз, а в голове
хихикал, мешая сосредоточиться, анекдот о престарелом профессоре: <Снится
мне, что читаю лекцию студентам. Просыпаюсь и что же: я действительно
читаю лекцию>. Игнатий Данилыч незаметно куснул себя за язык. Нет он не
спал. Чертовщина какая-то.
Инженеры вежливо ждали. Пахло канифолью.
- Секунду! - попросил Игнатий Данилыч и зачем-то заглянул за
последний лист - инстинктивная бессмыслица всякого потерявшего. И новая
волна озноба покрыла все его тело <гусиной кожей>. На дне папки россыпью
лежала вся лекция. Неуловимо тонкие, хрупкие, невесомые буквы были свалены
многотысячной приплюснутой кучей, сбившейся в угол бумаговместилища.
Казалось, они готовы улететь при малейшем движении воздуха. Игнатий
Данилыч задержал дыхание и попытался ухватить буквы вдруг задрожавшими
корявыми пальцами. Но пальцы взяли пустоту.
- А можно вопрос, пока вы не начали? - раздался звонкий молодой
голос.
Игнатий Данилыч оторвал взгляд от чуда и увидел очкарика, уступившего
ему стол. Кивнул очкарику, отгоняя движением головы разноцветные круги
перед глазами.
- Вот когда я учился в политехническом институте, начал тот, - нам
говорили, что в первые месяцы войны сюда, в Чаинск, были эвакуированы 38
промышленных предприятий. А прочитать об этом как-то нигде не пришлось. Не
могли бы вы что-нибудь присоветовать?
Это был спасательный круг. Кто-кто, а уж Игнатий Данилыч знал историю
эвакуации из первых рук. Более того, он собственными руками делал эту
историю!
- Принимал участие в эвакуации, - сказал он осторожно. - Я мог бы
рассказать обо всем безо всяких источников. Но вам ведь интересно о вашем
заводе, а мы все тридцать пять лет - на манометровом...
- Это ничего! - воскликнула раскосенькая в цветастой кофточке. - Я
год работала на манометровом и ничего не знаю...
- Но тема лекции...
- Это тоже пустяки, - успокоил очкарик. - Пусть для узкого круга
лекция называется: <Вклад города Чаинска в победу над фашизмом>.
- Даешь! - сказала маленькая блондинка, за чей стол очкарик пересел,
устраивая лектора. - Это ведь живая история! Даешь! Пожалуйста...
- А я - живой экспонат, - усмехнулся Игнатий Данилыч. Круги у него
перед глазами уже исчезли, озноб кончился. - Только вот вымираем мы все
быстрее. Особенно фронтовики.
- Мемуары вам надо оставлять, - сказал кто-то из-за кульмана.
- Мы ведь писаки неважные, - вздохнул Игнатий Данилыч. - Я, как на
пенсию проводили, уже год читаю лекции, - он опасливо потрогал красную
папку, - о рабочей гордости. Там и про историю приходится говорить. Ну,
слушайте, раз интересно. Морозы тогда завернули под пятьдесят. Мы и сейчас
не особо их любим, а тогда были только что из Москвы, кто в чем от войны
утек...
...Через час, провожаемый аплодисментами, с развязанной красной
папкой в одной руке и расстегнутым портфелем в другой, он вошел в кабинет
начальника бюро.
- Ну, как? - поднялся тот из-за стола. - Довольны аудиторией?
- Вот как довольны! - заулыбался Игнатий Данилыч. - Славные у вас
ребятки. Приглашали еще раз прийти, дорассказать.
- Вот и приходите. Я тоже послушаю. Вас проводить?
- Сам выберусь, - махнул папкой лектор. - Вы мне только вот что
объясните: как такое могло случиться?
Он вынул из папки свой облысевший конспект и продемонстрировал
осыпавшиеся буквы.
- Вот тебе раз! - удивился начальник бюро. - Отчего же это? Когда?
- Час назад. Здесь, у вас.
- И что вы об этом думаете?
- А что я могу думать? Я больше по слесарной части. За вами слово.
- Может быть, бумага такая? - почесал в затылке инженер. - Или на
машинке лента некачественная?
- Вы еще скажите: от мороза, - рассердился Игнатий Данилыч. - Даже
следов не осталось. - Он повернул бумагу ребром к свету. Оттисков литер на
ней действительно не было. Начальник бюро всмотрелся в остатки текста.
- Так ведь это на ротаторе отпечатано!
- Да не важно, на чем! - вскричал пенсионер. - Важно, что буквы
осыпались, как листья с клена. И притом не все.
- А знаете что? - сказал начальник бюро. - Это макулатура вам не
очень нужна?
Игнатий Данилыч махнул рукой.
- Так оставьте ее мне. А к следующей нашей встрече постараемся
разобраться.
- Постарайся, сынок, - сказал старый слесарь. - Бумага там, краска,
ротатор или... А я через пару недель к вам загляну.
Оставшись один, начальник бюро поглядел бумагу на просвет. Потом
поставил на листе свою подпись и потряс его за угол. Буквы не осыпались.
Он снял с гвоздя ножницы и отрезал от листа узкую полоску. Вынул из
кармана зажигалку и поднес к бумаге огонь. Полоска легко занялась и быстро
сгорела. Он разглядел пепел - не появились ли буквы на нем. И, ничего не
найдя, стряхнул его в пепельницу.
Удовлетворившись своими опытами, начальник бюро вышел из кабинета,
отыскал глазами шустрого очкарика и строго ему кивнул. Тот сразу подошел и
вслед за шефом расположился на стуле в его фанерных аппартаментах.
- Кайся, - сказал шеф. - Кроме тебя, некому.
С минуту длилось молчание. Начальник бюро глядел на молодого коллегу
задумчиво и дружелюбно, а тот рассматривал содержимое красной папки и
пепел. Делал он это без лишних эмоций, как делают простые, привычные дела.
Потом спокойно сказал:
- Ген Геныч, бумага тут почти ни при чем.
- Почему почти?
- Давайте начнем не с бумаги, - предложил конструктор.
- Давай, Арсений Петрович, давай, - согласился начальник. - Но только
сначала ты скажи, зачем пытался обидеть человека? Пожилого и заслуженного,
между прочим.
- А разве он ушел обиженным? У меня и в мыслях не было его обижать.
- Но текст лекции ты ему сгубил или не ты?
- Я. Но у меня на этот случай было три варианта отвлекающих вопросов.
И не случайных.
- Ты что же, все бюро опрашивал?
- На то я и культмассовый сектор, чтобы знать вопросы...
- И что же, интересно, он без текста доверил?
- Вы же слышали наши аплодисменты! От всей души, ей-богу! Да мы и на
пленку записали, память останется...
- М-да-с, - покачал головой Ген Геныч. - Память народная теперь
магнитофонной записью сильна?
- Не сильна, шеф, а усилена!
- Согласен. Теперь кайся.
- Только предупреждаю, - сказал Арсений Петрович, - до конца я еще
сам не разобрался.
- Ничего, валяй. Вместе разберемся.
- Вчера после работы, - начал конструктор, - я задержался с вашей
тройной модуляцией, варианты попробовать. Ничего особенного не узрел, но
возникло желание увеличить кратность. Стащил к своему столу все
генераторы, какие у ребят нашел, и начал загружать схему покаскадно. На
осциллографе - какая-то свистопляска...
- Само собой, - вставил шеф. - Считать же надо...
- Когда подключал седьмую частоту, - продолжал Арсений Петрович, - я
неловко потянулся к генератору и животом навалился на входной кабель
осциллографа. Он выскочил из гнезда, и штекер упал на статью. Я за ним
нагнулся и вижу - буквы перед штекером с газеты осыпаются, как будто из
него дует ветром, как будто их водой смывает!..
- Все подряд?
- В том-то и странность, что не все. Вот смотрите.
Он вынул из заднего кармана брюк обрывок газеты. Вместо целых абзацев
там были белые пятна. То есть не совсем белые, газета была испачкана
чем-то жирным, но букв там, где им по логике следовало находиться, не было
и в помине.
Ген Геныч принялся изучать текст. Арсений Петрович перебирал текст
бывшей лекции и качал головой.
Наконец начальник поднял глаза.
- Нет, Арсен, до меня не доходит. Все-таки у тебя на размышление
целая ночь была... Вот, смотри, тут написано: <В селе все считают Катю
своим человеком>. Дальше пробел. Две строчки с небольшим. Потом:
<Хлеборобы ценят в ней уважение к их труду, грамотность>. Что могло быть
там, где пробел?
- Сейчас, сейчас, - сказал Арсен и полез в другой карман. - В этом
месте не случайное облучение. Тут я уже пытался анализировать, поэтому
сначала переписал, а потом - под штекер... Вот: <Невысокая, худенькая,
похожая на пионерку, девушка пришлась, как говорится, ко двору>.
- Так-так, - начал понимать начальник бюро. - Повторение сказанного и
ненужная информация. Короче говоря, пустые слова.
- Вот! - вскричал Арсен. - Вот та формулировка, которая мне не
давалась. Именно пустые.
- Можно сказать и <лишние>, - пожал плечами Ген Геныч.
- Нет-нет! В <лишних> - нет физического смысла.
- Ты хочешь сказать...
- Да, я хочу, только скажите сами, у вас вообще талант на
формулировки.
- Пустые слова, - начал Ген Геныч, - слабее весомых держатся на
бумаге... как сухие листья на дереве... Но это мистика, Арсен!
- Это микрогравитация, - сказал Арсен, - и резонансная чистота с
необходимой модуляцией.
Он схватил со стола авторучку и быстро написал несколько фраз.
- Прочтите!
- <Никому не нужны пустые слова, - читал вслух Ген Геныч. - Никто не
нуждается в повторении ненужных слов. Не пишите на бумаге и не произносите
вслух слова, от которых нет пользы>.
- Давайте сейчас внесем этот листок в поле излучателя, - сказал
Арсен, - и из трех фраз на нем останется только одна. Да и то в лучшем
случае, потому что истина больно уж избита.
- М-да-с. Так избита, что лечат, лечат... - было видно, что Ген Геныч
каламбурит автоматически и не слышит собственных слов. Какая-то идея
забрезжила в его остановившемся взоре.
- Можно предположить, - продолжал свою мысль Арсен, - что сам процесс
написания пустых слов, незаметно для пишущего, отличен от нормального.
Веские мысли пишутся с удвоенным нажимом, а пустые...
- А ротатор, типографская машина? - очнулся шеф.
- Да откуда же я знаю? - вскричал Арсен. - Дело новое...
- Ну, тогда, - глаза шефа хищно сверкнули, - тогда, как полагается в
лучших традициях, - эксперимент на себе!
- Облучаться?
Шеф усмехнулся и поднял с пола свой тяжелый портфель.
- Хуже. Его облучим.
- А что там?
- Слушай, - сказал тихо Ген Геныч, - ты считаешь меня ученым? Или уже
только администратором?
- Всем бы ученым быть такими администраторами! - искренно воскликнул
Арсен. - И всем администраторам - такими учеными. У вас вон докторская
готова...
- Вот она и лежит в портфеле, - сказал шеф.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг