ложку, кричала, что виновата в смерти какого-то Одера,
почему-то расцарапала сама себе физиономию этой самой ложкой...
Конечно, теперь ты этого не помнишь.
- А вот в этом ты, Кельстер, ошибаешься. Я очень многое
помню, - я встала и обошла вокруг стола. На нем стояла
табуретка с надломленной ножкой и валялся мусор. - Я хочу,
чтобы отсюда убрали эту грязь.
- Что-о-о? - Кельстер лишился дара речи. Его толстый
живот возмущенно заколыхался, а челюсть отвисла. - Убрать?
Грязь? Давно ли тебе появилось дело до грязи?
- И я хочу зеркало.
Кельстер шумно сглотнул и, задом толкнув дверь, поспешно
выскочил в коридор. Пусть бесится. Сейчас поднимет шум.
Закричит, что ненормальная дура еще больше свихнулась. Зеркало
требует.
Зеркало мне было сейчас необходимо. Мне нужно было
увидеть, какой же окончательный облик приобрела Катька Орешина.
То, что я осознала себя в ту же секунду, как пришла в себя, не
удивило меня ни капельки. Как говорится, первый блин комом,
зато второй - как по маслу. Но главная причина была,
по-видимому, в самой личности. Рэста. У нее не было ничего: ни
судьбы, ни памяти, ни целей, ни мыслей. Недаром же ее держали в
такой конуре: высокий потолок, мрачные зеленые стены, битая
плитка на полу. И холод. За несколько минут после пробуждения я
продрогла, и мне ничего не оставалось, как завернуться в тонкое
байковое одеяло.
Интересно, что это все-таки за заведение, почему меня
здесь держат? Я никогда не спрашивала об этом у Кельстера.
Впрочем, этот жирный боров все равно не стал бы ничего мне
говорить. К тому же я поняла, что слишком ненавижу его, чтобы
опускаться до расспросов.
Ситуация была более, чем любопытная. Я прекрасно помнила
все про себя: все, что было со мной, как с Катей, все, что было
со мной, как с Мариэлой. Но я почти ничего не могла припомнить
о Рэсте. Словно и не было такой. А Рэста хорошо помнила обеих
девушек. Она не просто помнила их, она все время видела их во
сне и ощущала себя по очереди то одной, то другой. Она
пропускала через себя все, что происходило с ними двумя.
Может, такое положение вещей было даже выгодным? Ведь не
возникало ничего лишнего, ничего, что сковывало бы теперь мои
действия, Теперь придется по порядку выяснять, где я, что я
такое, почему я здесь. И самое главное, как далеко отсюда дверь
в мой мир, и как можно ее открыть. Столько раз я слышала от
Валерия о дверях, но его полунамеки так и не объяснили мне, как
это - открывать двери.
Никакой перемены в своем состоянии, никаких необычайных
способностей у меня не возникало. Преимущества единого сознания
как-то не спешили о себе заявлять. Хорошо бы сейчас быть не
одной, а вместе с кем-нибудь, кто смог бы помочь хотя бы
советом. Но увы. Сама захотела, сама и расхлебывай.
Мне вдруг стало страшно. Я подумала об этом, и тут же
пришла четкая насмешливая реплика Извекова:
"Вот тебе и с добрым утром! Падать в пропасть она не
боялась, а тут струсила!"
И это уже не был навеянный сон, это был четкий контакт,
такой же, на какой я была способна в Раю.
- Привет, Валера! Ты где? - я обрадовалась, что он
по-прежнему связан со мной.
"Я у себя. В "каменном мешке", ты же знаешь."
- А где я?
"Я понятия не имею. Мне не видно ничего. Визуальный
контакт не получается. Я только по-прежнему могу поговорить с
тобой, и только."
- Как мне найти путь домой, Валерий? Он молчал. Наконец,
ответил:
"Не думай, что я и здесь буду стараться тебя задержать.
Там у тебя не то место, где стоило бы задержаться. Но помочь
тебе я пока ничем не могу. Ты почувствуешь сама, когда нужная
дверь будет близко..."
Дверь в камеру распахнулась, и высокая женщина в черном
стремительно вошла ко мне. Эти блестящие глаза и челка с
нанизанными на нее бусинками были мне уже хорошо знакомы. Вот и
она. Это было неожиданно, но приятно, и возможно, что вполне
закономерно. Наконец-то, мои путешествия и броски из одного
состояния в другое достигли хоть какой-то осмысленной точки.
- Кельстер сказал, что тебе лучше, - осторожно заметила
она. Входную дверь она оставила открытой, а из коридора за нами
пристально наблюдал Кельстер. Что это могло означать? Только
то, что меня боялись. Это радовало. Если боятся, значит, имеют
основания. Значит, мы их чем-нибудь да возьмем!
- Я бы не сказала, что мне лучше. Мне холодно, у меня
болит голова, я хочу есть. Наконец, мне надоел этот свинарник,
- я кивнула на пол.
- Что ж, возьми и убери сама, - серьезно сказала
Даррина. Похоже, она хотела посмотреть на мое дальнейшее
поведение, чтобы разобраться, действительно ли с Рэстой
произошла перемена, та самая, которой они ждали и боялись.
- Еще чего?! Я что, по собственной воле тут сижу? Кто
меня сюда посадил, тот пусть и убирает.
- Кельстер! - крикнула она. Тюремщик высунулся, и
Даррина коротко приказала: - Наведи здесь порядок.
- В смысле?.. - Кельстер неопределенно помахал рукой.
- Как положено, - строго приказала Даррина. - Чтобы к
нашему возвращению все было в полном порядке. Пойдем со мной.
Я встала и шагнула вслед за ней.
- Оставь одеяло, - брезгливо поморщилась Даррина.
- Ну уж нет. Во-первых, мне холодно. Во-вторых, моя
одежда в таком состоянии, что лучше ее чем-нибудь прикрыть. Еще
я просила зеркало.
- Тому, с кем ты будешь разговаривать, абсолютно
безразлично, как ты выглядишь, - отрезала Даррина. - Если
хочешь, можешь идти с этой тряпкой, только поторопись. Виллен
ждать не любит.
Кроме того, что Виллен не любит ждать, я знала о нем еще
кое-что. Я знала, что он не любит шутить. Такое впечатление
оставили у меня слова Даррины, сказанные ею тогда, когда она
угрожала Извекову. Ничего другого о Виллене мне пока не было
известно.
Мы вышли в коридор, и Даррина молча указала направление.
Я, запахнувшись в одеяло, пошла вперед. Может быть, мне
показалось, но Рэста была вроде бы выше ростом, чем Катя и
Мариэла. Грязные, неопределенного цвета волосы, торчавшие
из-под бинтов с правой стороны, не очень-то радовали меня, но я
надеялась, что меня не долго продержат в этом свинском
состоянии.
Даррина шла сзади, и ее каблуки звонко постукивали, и эхо
разносило звук во все стороны коридора.
Блестящие однотонные стены, двери, ответвления коридоров.
Какой-то большой муравейник, то ли тюрьма, то ли больница.
Рэста никогда не знала, что это. Но Катя узнает.
Прогулка по коридорам была долгой и запутанной. Вряд ли
Даррина специально плутала по закоулкам, скорее всего, здесь
просто иначе до цели было не добраться.
Стены коридоров постоянно меняли свой цвет, Тот коридор,
куда мы, наконец, добрались, являвшийся, видимо, целью нашего
путешествия, был светлым и многолюдным. Десятки мужчин и женщин
самых разных возрастов перемещались по нему, сталкиваясь
поминутно друг с другом, и не обращая друг на друга никакого
внимания. Большинство из них были в блестящей черной униформе и
при оружии. Катя никогда не видела подобного оружия. Было даже
непонятно, на каком принципе оно основано, но на огнестрельное
оно не походило. Рэста могла бы, конечно, припомнить, что это и
с чем его едят. Но у бедняжки Рэсты, скорее всего, совершенно
не было мозгов.
Тем не менее, на нас обратили внимание. Возможно, им
нечасто приходилось видеть подобные экземпляры. Но, едва мы
прошли несколько метров, стало ясно, что внимания удостаивают
отнюдь не меня. Все непременно поднимали глаза и бросали на мою
спутницу встревоженные, а порой заискивающие взгляды. Похоже,
меня сопровождало далеко не последнее лицо в этом королевстве
запутанных коридоров.
Мы свернули еще раз и вышли в просторный холл, где по
углам стояли мужчины с каменными лицами в извечной позе
скучающего телохранителя: ноги на ширине плеч, руки за спиной,
ни малейшего проблеска мысли в глазах. Но я знала, насколько
бывает обманчиво такое обличье. Стоит только "запахнуть
жареным", как сразу заиграют мышцы, готовые к любому действию,
заблестят глаза, от которых не укроется ни одно движение. И
вместо безмозглого, тупого на вид существа, вы будете иметь
дело со сжатой пружиной, подчиняющейся опыту, навыку, острому
уму и безошибочной интуиции. То есть с тем, что называется
профессионалом.
Охрана молча и равнодушно оглядела нас, их лица не
выразили удивления. Даррина, не останавливаясь и не произнося
ни слова, подошла к высокой двери и решительно приложила руку к
индикатору замка. Замок пискнул, и дверь отворилась.
- Проходи, - она резко взмахнула рукой.
Это был большой светлый зал, отделанный желто-медовыми
плитами, без всяких прикрас, штор и прочей ерунды. Большой
стол-кольцо, несколько кресел вокруг, какой-то видеоприбор с
огромным полированным экраном.
- Стой, - скомандовала Даррина и повернулась к высокому
мужчине, шагнувшему к нам откуда-то из бокового выхода. Когда
мужчина приблизился, Даррина положила правую ладонь на левое
плечо и низко склонила голову перед ним.
- Ну, - мужчина нетерпеливо отмахнулся от ритуального
приветствия. - Что это за чучело ты мне привела?
У него был низкий густой голос, который совершенно не
вязался с его внешностью. На вид ему было не больше сорока.
Породистое умное лицо человека, знающего цену себе и другим.
Нос с небольшой горбинкой, губы четкого рисунка, глаза... Его
глаза были мне знакомы. Темно-карие, блестящие, неподвижные. И
короткие белесо-бесцветные с рыжинкой волосы.
- Это та самая женщина, о которой я тебе сообщила.
- Ты специально ее так одела? - недовольно заметил
мужчина.
- Но, Виллен, я поспешила привести ее сразу, как только
мы узнали о ее преображении. Мне не хотелось терять время на
то, чтобы наводить лоск...
- Что ж, тебе придется потерять на это время после нашего
разговора, - бесстрастно заметил Виллен. - Почему она так
выглядит?
- Почти всю свою жизнь она была диким зверенышем с
редкими проблесками связного мироощущения. Но и тогда она жила
чьей-то чужой жизнью. Неделю назад она устроила разгром в своей
комнате и сама себя покалечила. Мы не смогли до конца понять,
что с ней было, но очнувшись, она преобразилась. Это очевидно.
Сейчас она так же разумна, как и мы с тобой. И я думаю, что ей
очень интересен этот разговор, - закончила Даррина.
- Как твое имя? - повернулся ко мне Вилле.
- У меня их несколько.
Виллен пожал плечами и посмотрел на Даррину. Она нервно
шевельнулась. Я вдруг поняла, что за все время ни Кельстер, ни
Даррина не назвали меня по имени.
- Никто не знает ее имени, оно исчезло из всех возможных
источников информации...
- Но вы же как-то называли ее, - раздраженно заметил
Виллен.
- Никак, - растерялась Даррина. Но я знала, что и она, и
Кельстер, находили для меня самые сочные эпитеты. Оказывается,
только я помнила свое имя. Непонятно только, как оно могло
сохраниться в моей памяти и остаться для всех тайной.
- Если ты согласишься поговорить наедине, я скажу тебе
мое имя, - обратилась я к Виллену. Он кивнул и жестом указал
Даррине на дверь.
Даррина вспыхнула, ее губы обиженно изогнулись, но четко
повторив ритуальный поклон, она вышла из зала, стуча каблуками.
- Итак? - Виллен дождался, пока дверь за Дарриной
закроется.
- Сначала я хочу сесть.
- Пока я не сяду, ты будешь говорить со мной стоя, -
отрезал он и повторил:
- Говори то, что собиралась.
- Я собиралась узнать, где я и зачем меня мучали всю
жизнь. Я хочу знать, что теперь собираются со мной делать. Я
хочу знать, кто ты такой, Виллен.
Виллен смотрел на меня равнодушно, без гнева и без улыбки.
Похоже, что мои вопросы не показались ему чрезмерным
любопытством. Скорее всего, он не раз беседовал с теми, кто
испытал "преображение". Слово-то какое вычурное, так и отдает
некой возвышенной религиозностью.
- Я верховный иерарх реальностей, - спокойно ответил
Виллен.
- Каких реальностей?
- Всех, - бесстрастно пояснил Виллен. В его словах и
тоне голоса не было ни тени пафоса или спеси. Он говорил о
совершенно естественной, обыденной вещи.
- Только вот они об этом, кажется, не знают, -
улыбнулась я. От улыбки еще сильнее заболела щека и снова
захотелось пить.
- В том не наша вина, скорее наша беда, - серьезно
ответил Виллен. - Но все мы здесь живем для того, чтобы они,
наконец, об этом узнали. А вернее, вспомнили.
- Ну а я тут при чем? - во рту пересохло так, что
казалось, рот и горло выстланы наждаком. Голова заныла, будто
полая труба, по которой ударили чем-то железным. Я физически
ощущала эту вибрацию и гул.
- То, что произошло сегодня с тобой - событие редкое и
долгожданное, - произнес Виллен. Он смотрел на меня, но то ли
бинты и мой неопрятный вид мешали ему разглядеть, в каком я
состоянии, то ли мое состояние его совершенно не трогало. Я
склонялась ко второму варианту. Между тем, Виллен продолжал:
- Среди нас очень редко рождаются люди с разделенным и
рассеянным сознанием. Наша реальность - источник мощной силы
для всех миров. Наши люди получают в ней единое сознание. Мы
призваны вести за собой и контролировать все витки жизни в
каждой реальности, которая существует в общей спирали
человеческих цивилизаций. И так было всегда. Но когда-то,
вследствие трагической ошибки, мы потеряли физический доступ в
иные реальности...
Я поняла, что если повествование начнется от Адама, то
через несколько минут я не выдержу и упаду без сил прямо
посреди кабинета. Или верховный иерарх решил, что коль скоро я
прошла преображение, то теперь мое ставшее цельным сознание
может выдержать все, и на него можно сразу повесить ворох новой
информации? Да, конечно, то, что он говорил, было прямым
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг