и отошла в сторону. Она не мигая, чуть-чуть улыбаясь каким-то своим
мыслям, смотрела на ровную спокойную воду Карповки. Потом подошла женщина,
стала рядом с Костей, и они повезли тележку дальше. Девочка шла сбоку.
Косте вдруг стало ясно, что с миллионом дело у него здесь не выгорит. Но
уйти было неловко, да и не очень хотелось уходить.
Теперь они держали путь мимо ограды Ботанического сада. Слева стояли
высокие задумчивые деревья, справа текла речка. Берег вольно соприкасался
с водой, он осыпался, низкие сваи подгнили. На другом берегу виднелись
какие-то строения, кусты. Там ходили люди в халатах - больные. Когда
поравнялись с одноэтажным невзрачным зданием, что стояло на другом берегу,
женщина опять отошла от тележки и стала креститься. Люба заняла ее место.
- А зачем она на этот дом молится? - спросил девочку Костя.
- Это покойницкая, - ответила Люба. - Видишь, там у дверей икона с
лампадкой.
- Правда, что, когда кто-нибудь умирает, у него изо рта вылетает маленькое
облачко, вроде дымка? - спросил Костя. - Ленька из сорок восьмой квартиры,
когда дедушка его при нем умер, видел облачко. И это было не зимой, а
летом. Зимой облачко у каждого может быть. Или Ленька врет? В книгах про
это нет.
- Может, и не врет, - ответила девочка. - Может, когда кто сам от себя
помирает, от болезни, то облачко есть. Я не видела, как сами от себя. А
когда кого расстреливают, то у него облачка нет.
- Ты видала, как расстреливают? - с уважением спросил Костя.
- Когда мы в Княж-поле жили, там тюрьму очищали. Сухих выгоняли на волю, а
мокрых расстреливали. Мокрые - это бандиты, душегубцы...
- А сухие?
- Сухие - это воришки, жулики, фармазонщики.
- Страшно было? - спросил Костя.
- Я очень даже боялась, меня мальчишки побить грозились, потому что они
сами хотели все патроны подобрать. Я очень зоркая, все в траве вижу... Мы
на богаделенском кладбище прятались, в кустах между могилок. Мокрых у
стенки стреляли. Они боялись очень. Еще стрельбы нет, а они уже падают.
Один на коленках пополз быстро-быстро, ровно так, будто плывет... Мы потом
патроны собирали, мы это из-за патронов.
Тут их опять нагнала женщина.
- Устал, верно? - спросила она у Кости. - Ты сам-то откуда?
- С Васильевского, - ответил он. Ему не хотелось врать. Да сейчас и не
имело никакого значения, откуда он.
- Издалека ты забрел! Но нам теперь близко. Вот мостик переедем, а потом
скоро и дом. И ты бы шел домой... Отблагодарить мне тебя нечем.
- Я знаю, - сказал Костя. - А как мне дойти до рельсов?
- Вот Люба тебя проводит. Я пока одна повезу. Девочка повела Костю по
широкой улице, совсем малолюдной. Они шли вдоль серой каменной ограды,
потом вышли на другую широкую улицу, где тянулись рельсы.
- По рельсам иди, иди и иди, и придешь на Васильевский, - сказала девочка.
- Иди вон в ту сторону... Я домой пойду.
- На тебе гвоздь, - сказал Костя. - Кто пристанет - бей по черепушке.
- Спасибо, - равнодушно сказала она, принимая гвоздь. - Никто не
пристанет, ты за меня не бойся. - Она улыбнулась и вдруг стала очень
красивой.
С угла Костя обернулся и поглядел ей вслед. Она шагала, не оглядываясь, у
нее была веселая, легкая походка. Вдруг она подпрыгнула, взмахнула рукой.
Что-то отделилось от руки и полетело за каменную ограду. "Это она мой
гвоздь закинула, - догадался Костя. - Ну и пусть!"
Оставшись один, он почувствовал себя очень усталым и очень голодным. Его
обогнал трамвай с висящими на площадке людьми. На колбасе сидели двое
мальчишек, и один из них ухитрился показать ему нос. Потом трамвай
остановился, не доехав до остановки, - что-то в нем сломалось. Но Костя и
не собирался ехать. Он все шел, и шел, и шел к себе на Васильевский. Чтобы
заглушить голод, он решил прибегнуть к древнетибетской магии. Когда он
дошел до Зверинской, он вел за собой триста двадцать пять белых тигров.
Здесь он отпустил их, и они побежали в зоосад.
Над мостом летел морской ветер. Деревья Петровского острова тесно стояли у
самой воды, жестикулируя ветвями, будто совещались. Им очень хотелось
перейти на другой берег, но они не знали, как это сделать. Маленький
буксир с громким названием "Третий Интернационал" тащил по реке небольшую
пристань. "На этой пристани надо написать "Люба", - подумал Костя. - Она
живет и тихо плывет куда-то в своем имени, будто в этом плавучем домике...
А когда она вырастет и станет называться Любовью, в какое здание она
въедет?" Этого здания он представить себе не мог.
* * *
Костя сообщил тете Ане, что он опять пытался заработать миллион в поте
лица и опять ничего не получилось. О Любе он почему-то не упомянул. Просто
он помог одной тетеньке, но она бедная.
- Значит, ты от чистого сердца помог этой женщине?
- Нет, сначала не от чистого сердца, - признался Костя. - Понимаешь, она
хитрая, но она и бедная. Когда я догадался, что она ничего не заплатит, я
все равно еще вез тележку.
- Это хорошо. Это тебе зачтется, - объявила тетя Аня. - И не осуждай в
душе эту женщину. Может быть, если бы она не была такой бедной, она не
была бы такой хитрой.
11
Костя лег спать - и сразу проснулся. Но лег он вечером, а проснулся утром.
А ему показалось, что прошел миг. Кто-то на миг окунул его с головой в
мягкое, теплое безмолвие - и вот нет никакой усталости, он опять может
шагать куда угодно. Тетя Аня уже вскипятила на буржуйке морковный чай и
напекла овсяных лепешек. В комнате уютно пахло дымом.
Он пожелал тете Ане доброго утра и побежал умываться. Умывшись, потер
ладонью голову и поднес ладонь к носу. Нет, керосином совсем не пахнет. Но
вдруг еще чуть-чуть пахнет? Вернувшись в комнату, он попросил тетю Аню
понюхать его голову.
- Уже ничуть не пахнет, - огорченно сказала тетя Аня. - Но ходит слух, что
в Петроград идут два эшелона из Баку. Если начнется свободная продажа
керосина, мы сделаем два керосиновых дня в неделю, - обнадежила она Костю.
Когда Костя скатился во двор, первым, кого он увидел, был Чепчик.
- Ну, заработал вчера? - спросил тот Костю.
- Фигу с маслом!
- И я фигу с маслом, - признался Чепчик обрадованным голосом. Ему было
приятно, что не одному ему не повезло. - У меня работу шпана петербургская
отбила. Стал помогать одной тетке - тут сразу двое подошли, один с финкой,
другой с кастетом: "Ты откуда такой?" Ясно, пронюхали, что я с
Васильевского. Ну, я-то не сдрейфил! Вынул гвоздь, одному - по зубатке
раз! А другой - раз меня финкой! А я ему - раз по скуле! Тут другой меня -
кастетом по чердаку! Ну, тут к ним еще восемь человек на помощь подошли и
все на меня навалились. Тогда я стал отступать грудью вперед, обливаясь
кровью.
- А почему у тебя никаких ран не видно? - поинтересовался Костя. - Ты
сейчас должен бы в больнице лежать или даже в могиле.
- Сам лежи в могиле! - огрызнулся Чепчик. - Я не виноват, что на мне все
очень быстро заживает.
Костя пошел во второй двор. Сегодня там были одни девочки. Они сидели на
вершине поросшего травой ледника и старательно пели:
Хаз-Булат удалой,
Бедна сакля твоя,
Золотою казной
Я осыплю тебя.
Увидев Костю, Нюта покинула поющих и сбежала вниз.
- Ты вчера где весь день пропадал? - строго спросила она.
Костя, не вдаваясь в подробности, сообщил, что ходил туда, где разбирают
на дрова баржу, но миллиона опять заработать не удалось. Потом он
равнодушным голосом добавил, что прошлую ночь провел в квартире совсем
один. И ничего.
- И неужели не страшно было? - спросила Нюта.
- А чего бояться!.. Конечно, из зеркала все хотела вылезти в комнату
какая-то мумия, да так и не вылезла. Кота побоялась... Но от зеркал,
конечно, людям нет никакой пользы. Если б я был Главковерхом, я бы
приказал все зеркала расстрелять.
- А я что бы делала без зеркала? Ты, значит, обо мне совсем и не думаешь?
- Ну, тебе бы я оставил одно зеркало.
Они стояли у окованных железом, настежь распахнутых дверей ледника. Там,
внутри, лежала густая темнота, оттуда тянуло холодом и запахом старой
соломы. Когда-то жильцы дома держали там на льду всякие вкусные продукты.
А теперь туда отводили пленных и шпионов. Сперва в дни, когда играли в
войну русских и немцев, а потом - в дни, когда стали играть в красных и
белых. Шпионов расстреливали у стены прачечной. Падать полагалось со
второго залпа.
- Ты должен поскорее заработать миллион, - говорит Нюта. - Вчера Эрна из
девятнадцатой квартиры под большим секретом сказала, что есть слух, будто
деньги скоро отменят. Вместо денег каждому взрослому в трудкнижку будут
ставить звериную печать. Заработал миллиард - поставят печать со слоном,
заработал миллион - печать со львом, сто тысяч - печать с медведем, десять
тысяч - с лисой. А кто спекулирует и лодырничает, тем будут ставить печать
с крысой. Им ничего не будут выдавать. И так им и надо!.. Ты идешь завтра
на огородный субботник? Вся школа там будет.
- Но завтра ведь не суббота...
- Все равно это субботник! Ты что, саботажничать хочешь?! Ты же знаешь:
"Саботажник - лютый враг, до бандита - только шаг!"
- Но мне же надо зарабатывать миллион!
- Знаешь что? После субботника мы с тобой пойдем искать, кому бы помочь.
Там, на Голодае, у многих людей свои огороды. Ты поможешь полоть
какой-нибудь старушке, и она тебе даст миллион. Утром зайду за тобой. Не
проспи!
Тут девочки на леднике запели явно со значением:
У становки у трамвая
Стоит Нюта чумовая,
У остановки у другой
Стоит Костя чумовой.
Нюта покраснела и поспешила наверх к своим подружкам.
12
В это утро Костя проснулся рано, когда тетя Аня еще спала. Он тихонько
встал с постели. Ночью шел дождь, да и сейчас все небо было в тучах. В
сыроватом воздухе проявлялись запахи вещей. От туалетного столика пахло
старым мебельным лаком и пудрой "Леда". Из книжного шкафа сочился
солоноватый запах книжной бумаги. Над потертым креслом висело невидимое
облачко, - не то духи, не то нафталин. От клеенки на обеденном столе пахло
чем-то вкусным, клейко-маслянистым.
Когда Костя пошел умываться, он почувствовал, что дегтярное мыло пахнет
смоленой лодкой, а вода - водорослями, рекой. На берегу реки сидит мальчик
с удочкой. Мальчик вдруг выуживает золотую рыбку, крючок зацепил ее за
губу. "Отпусти меня!" - просит рыбка. "Пожалуйста, гражданка рыбка, -
отвечает мальчик. - Ты маленькая и, наверное, невкусная". Он осторожно
отцепляет ее и бросает в реку. Тогда рыбка пищит ему из воды: "Оглянись,
погляди, что у тебя лежит на берегу". Мальчик смотрит на береговой песок,
а там лежит красная бумажка в один миллион рублей. Чтоб ветер ее не унес,
она придавлена большой плиткой шоколада. Мальчик прячет миллион и начинает
есть шоколад. "Это еще не все, - говорит рыбка. - Срочно-молниеносно подай
мне заявление на три желания". Мальчик вытаскивает из кармана свернутую в
трубочку тетрадь, берет карандаш и пишет: "1) Пусть вернется к Нюте ее
отец. 2) Пусть мой отец скорее выздоравливает. 3) Пусть тете Ане не дают
больше выговоров за ошибки с нулями". Он бросает тетрадный листок в реку,
тот сразу расползается, растворяется в воде, будто сахарный. "Принято к
исполнению!" - кричит рыбка. И все исполняется.
Костя возвращается в комнату и тихо съедает холодную ячневую кашу. Он
запивает ее холодным кофе-суррогатом, кофе этот вчера сварила тетя из
горелых хлебных корок. Потом он идет в переднюю и разбирает баррикаду. На
шум выходит из своей комнаты Который и помогает ему. Скоро в дверь должна
постучать Нюта.
Но Нюта все не идет. Костя надевает кепи и просит дядю Мишу закрыть за ним
дверь на крюк. Выйдя на площадку, он не спешит постучать в Нютину
квартиру. Ему всегда немножко не по себе, когда дверь открывает Нина
Сергеевна. Она добрая, но ему всегда кажется, что вдруг она задаст ему
какой-то вопрос, а он не сумеет ответить. Что это за вопрос - он не знает,
он знает только, что не сумеет ответить. "Досчитаю до двадцати белых
тигров,- решил он. - Один белый тигр, два белых тигра..." Вот уже двадцать
белых тигров толпятся на площадке, а Нюта не выходит. А вдруг она ушла без
него? Он стучится в дверь.
Нюта дома. Она задержалась из-за того, что мать срочно заставила ее
переодеться: ведь девочка идет работать. На ней не нарядная блузка с
бабочкой и драконом, а новое серое платье с двумя карманчиками; оно
перешито из мебельного чехла. На голове серая шапочка вроде панамки. Но с
платьем что-то не ладится, надо его чуть-чуть ушить. Нина Сергеевна
приглашает Костю в жилую комнату, а сама с Нютой идет в соседнюю, где
стоит только швейная машина.
Костя садится на стул и ждет. От пианино пахнет лаком и пылью. От
лиловатой шерстяной кофточки, что лежит на диване, тянет горьковатыми
духами. От большого письменного стола чуть-чуть пахнет трубочным табаком,
- чуть-чуть пахнет, еле-еле: это даже не запах, это только тень запаха. И
откуда-то крадется ехидный дух керосина, - уж не от Костиной ли головы?..
Неужели в Петроград все-таки придут эти два эшелона из Баку? Как хорошо
жилось людям во времена Нерона или хотя бы при Арамисе и Д'Артаньяне! В
залах - свечи, в кухнях - огромные очаги, на которых жарили быков и
баранов, - и никаких бензинов-керосинов!
На стене в светлой лакированной рамке висит большая фотография корабля.
Это "Анадырь", двухтрубный транспорт водоизмещением 5500 тонн. Он
пришвартован в каком-то порту к длинному пирсу. Над ним внимательно
наклонился большой подъемный кран. Судно стоит высоко, оно еще не
нагружено до ватерлинии. Над фотографией висят стенные часы с маятником.
Маятник качается медленно, механизм слегка поскрипывает. Эти часы нехотя,
лениво пережевывают время. А будильник, стоящий на пианино, работает
торопливо: он жадно, быстро-быстро откусывает от времени мгновения. И еще
в комнате есть одни часы. Они давно не идут. Они без всяких украшений,
просто белый циферблат с двадцатью четырьмя делениями. Висят они над
письменным столом. Это корабельные часы, у них недельный завод. Под ними
на гвоздике висит ключ. Часы заведет Нютин отец, когда вернется из
плавания.
13
- Это платье меня очень старит, - сказала Нюта, когда они вышли из дому. -
Хорошо, что сегодня так мало людей на улице!
И правда, из-за раннего часа улицы были совсем малолюдны. Когда Костя и
Нюта взошли на Уральский мост - вокруг ни одного человека. Они
прислонились к сырым перилам и стали смотреть вниз. На тихой воде Смоленки
возникали и пропадали маленькие кружки, будто шел дождь. Но дождь давно
кончился. Это густая стая мальков забрела в речку и играла возле моста. От
воды пахло рыбьей чешуей и почему-то керосином. На мгновение Косте
показалось, что керосином пахнет не от речки, а от Нюты, но он отстранил
эту мысль. Они вступили на остров Голодай, где их путь пролег по длинной и
тихой Железноводской улице. Вымытые ночным дождем панельные плиты казались
такими белыми, такими чистыми, будто по ним еще никто не ступал.
Улица упиралась в площадь, где стояло несколько недостроенных зданий.
Дальше домов не было, лишь пустыри да огороды. К школьному участку вела
немощеная полевая дорога. Кое-где в деревянных будочках сидели дежурные с
винтовками и нарукавными повязками, они охраняли общественные гряды. Но
частных огородников, которым можно помочь за миллион, нигде не было видно.
Когда они обогнули фундамент дома, оба этажа которого давно пошли на
дрова, они столкнулись с Киркой. Кого-кого, а уж ее Костя никак не ожидал.
Это была неприятная встреча.
- Для первой ступени субботник отменили, - объявила Кирка. - Да там и
второй ступени делать нечего, они скоро все прополют... Ай да Нюта, ай
да-да! С Керосиновой Башкой связалась! Нашла себе компанию! - Кирка
подошла к ним поближе и стала водить носом. - Ой, целый керосиновый
магазин! Дю-дю-дю! Фу-фу-фу! Ха-ха-ха!
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг