Того, чья воля не слаба,
Кого булыжником по темени
Еще не трахнула судьба!
Через минуту мы с другом разместились в ладье-лифте. Стюардесса
нажала нужную кнопку, в днище корабля раскрылся люк, и мы начали плавно
опускаться. Под нами находилось четырехугольное здание с плоской крышей.
Стоял ясный день, зеленоватое солнце светило не хуже земного. Из густой
лесной чащи доносились завывания неведомых животных. Я вынул из кармана
плаща берет и поскорее напялил его себе на голову, чтобы Юрик не заметил,
что волосы у меня дыбом встают от страха. Но вот наша небесная ладья
плавно опустилась на плоскую, мощенную каменными брусками кровлю. Ближе к
ее левому краю находилась надстройка из черного гранита, чем-то
напоминающая склеп. Мы вошли в эту надстройку. Почти весь пол в ней
занимала массивная стальная плита. Возле нее торчали из пола две широкие
клавиши, на которых виднелись какие-то письмена. Юрик нажал ногой одну из
них и пояснил мне, что этим он подал одиночествоведу сигнал о нашем
прибытии. Затем нажал на другую, и стальная плита плавно встала на попа. Я
увидал каменную лестницу, уходящую в глубь здания. По ней, перепрыгивая
через ступеньки, бежал к нам седой иномирянин с портфелем в руке. Он
подскочил к нам, нервически дрожа, прокудахтал что-то и устремился к
лифту-ладье. Там, кинув портфель к ногам, он сел на скамейку, обеими
руками вцепился в поручни и с каким-то нелепо-обрадованным видом стал
вслушиваться в злобные завывания неведомых зверей. Юрик направился к
ученому и, указав на меня, стал ему что-то втолковывать. Тот отвечал
отрывисто и хрипло, лицо его судорожно подергивалось.
- Серафим, - обратился ко мне Юрий, - этот одиночествовед
катастрофически запрещает тебе отбывать срок здесь! Он здесь обленился,
обмишулился, обезволел, обессилел, оседовласился, одурел, опупел,
ополоумел, одичал от окаянного одиночества.
- Юра, но ведь там безопаснее, чем в лесу. И потом этот ученый не
знает таких слов, это земные слова. Это ты, Юрик, от себя брешешь.
- Ну и пусть от себя! Один наш мудрец так сказал: "Малая ложь,
приплюсованная к большой правде, делает правду более убедительной..." Но я
вижу, что тебя, отважного, не уговоришь. Однако имей в виду: эта дверь, -
он указал рукой на стоявшую вертикально плиту, - открывается только
снаружи. Изнутри ты ее не откроешь.
После этого мой друг подошел к ученому, что-то сказал ему, и тот
нехотя повел нас вниз по лестнице. Первым делом он стал ходить с нами по
длиннющим коридорам тех этажей, где находились кельи - бывшие камеры.
Замков на дверях нет - заходи в любую. Все они были абсолютно одинаковы.
Окон не имелось ни в кельях, ни в коридорах, но потолки, стены и полы
излучали ровный, спокойный свет. Голоса наши звучали приглушенно, а шагов
вовсе не было слышно, поскольку здание построено из особых
звукопоглощающих стройматериалов.
Ученый-одиночествоведвел себя нервно, ему явно не. терпелось на
крышу. Я понял, что мне надо поскорее выбрать себе жилплощадь. Когда мы,
шагая по коридору на втором этаже, дошли до того места, где коридор
поворачивает под прямым углом вправо, я отсчитал двенадцать дверей - и
открыл тринадцатую. 13 - число-сирота, обижают его люди, всякие пакости
ему приписывают. А я его жалею, стараюсь оказать ему доверие. И за это оно
иногда мне помогает. Однажды мы с Настей на билет No 13 холодильник по
денежновещевой лотерее выиграли.
Стандартная келья-камера имела неплохую меблировку: письменный стол,
стул, кровать, возле нее - ночной столик. Узенькая дверь вела в санузел,
где находились душ, умывальник и унитаз. Водопровод был в полной
исправности. Но меня огорчило, что зеркала нет. И тут
ученый-одиночествовед пояснил мне - через Юрика, - что во всем Храме
Одиночества нет ни единого зеркала. Ведь ежели кто-то видит свое
отражение, то это уже не полное одиночество.
Я положил рюкзак на стул, топор на ночной столик, повесил плащ и
берет на маленькую вешалку у входа в санузел, а затем поинтересовался, где
мне добыть матрас, одеяло, подушку, простыню, - ведь кровать-то голая.
Юрик потараторил с ученым и объяснил мне, что беспокоиться незачем, здесь
имеется обслуживающий персонал, автоматические существа. Они - безмолвные,
бессловесные, беззвучные, бесшумные. По-куманиански они называются
баратумы, а если на русский перевести - заботники... А сейчас ученый
покажет некоторые здешние помещения.
Когда вышли мы в коридор, то увидали, что навстречу шагает
человекообразная фигура. Подобные автоматы уже тысячекратно описаны и в
фантастической и в реалистической литературе, поэтому скажу только, что
заботник был сделан из металла и пластмассы, имел туловище, руки, ноги и
голову с ушами и глазами; рот и нос отсутствовали. Неся большой мешок из
синтетической ткани, он, не поприветствовав нас, прошел мимо и вошел в мою
келью. Меня неприятно удивило: как это он проникал, что я выбрал именно
эту жилплощадь? Ведь никто ему об этом не сообщил.
Ученый повел нас в столовую, находящуюся в первом этаже. Мы вошли в
большой зал, посреди которого стоял небольшой стол; его металлические
ноги, тай же как и ножки стоящего возле него стула, были намертво
вмонтированы в пол. Вдоль правой стены зала протянулся ряд табличек с
изображениями различных кушаний и напитков. Под каждой табличкой белела
кнопка.
- Попробуй вкусность пищи, - предложил мне Юрик, и я нажал кнопку под
табличкой, на которой была изображена тарелка с кашей, вроде манной. Затем
сел за стол, и через несколько секунд в левой стороне зала открылась в
стене дверь и ко мне направился голубоватый заботник. Он поставил на стол
металлическую тарелку с кашей, которая оказалась вполне съедобной. После
этого я заказал себе какой-то розоватый напиток, и заботник принес мне
металлический стакан с этим напитком.
- А чаю у вас не имеется? - задал я вопрос механическому официанту.
Ранним утром чашка чаю -
Это замечательно!
Я без чаю одичаю,
Сгину окончательно.
Но никакого ответа не последовало.
Мы покинули столовую и направились в библиотеку. Шагая туда, мы
прошли мимо массивной стальной двери, совсем не похожей на двери келий; к
тому же на ней были изображены две скрещенные руки - ладонями вперед.
Одиночествовед пояснил нам, что это - знак запрета. Здесь находится
энергоблок. Живым существам входить туда нельзя, они могут разрушить свое
здоровье. Кроме того, в эпоху жуткого средневековья, когда здесь была
тюрьма, зарегистрированы случаи побегов через энергоблок. Все убегуны были
зверски съедены зверями.
Мы вошли в библиотеку, она вообще никакой двери не имела, входи - и
бери что тебе угодно. Там стояло множество стеллажей, полных книгами, и
ученый - через Юрика - выразил сожаление, что я неграмотен. Ведь все эти
тома изданы Куманианским Институтом по Изучению Одиночества. Здесь - труды
многих поколений одиночествоведов, здесь описаны все психологические
явления, возникающие на каждой из восьми степеней. Но девятая степень
одиночества еще никем не описана. Она неописуема, непостижима,
непознаваема, нерассказуема, необъяснима.
Чего-чего, а одиночества я никогда не боялся, поэтому этот разговор
был мне не интересен, и я задал практический вопрос: не бывает ли здесь
перебоев в работе пищеблока, в подаче электроэнергии? В ответ мне было
заявлено, что никаких перебоев о питанием быть не может, ибо непортящихся
продуктов запасено здесь на шесть риртонов (столетий), а атомно-иридиевый
энергодатчик рассчитан на неисчерпаемость. После этого мы поднялись по
центральной лестнице, и я остался на верхней ее площадке, а Юрик и ученый
вошли в склепообразную надстройку.
- Серафимушка, поставь свои часы ровно на двенадцать тридцать пять! -
произнес сверху Юрик.
- Через тридцать суток по земному счету жди меня для возвращения на
Твою Землю!.. И не захоти убегать, Фима! Я знаю, в тебе бурлит отвага,
тебе, может быть, захочется прославить свое земное имя и пожить среди
зверей, доказать Вселенной свою бесстрашность, - но помни, что каждое
бегство кончалось кончиной!.. Ты слышишь эти зверские голоса?!
Действительно, звериный рев, доносившийся из леса, был ужасен.
- Юрка, разве я дурак, чтобы бежать из тишины в шум?! Ведь ради
тишины я и прилетел сюда!
- воскликнул я.
Мой друг нажал ногой на клавишу. Стальная плита плавно опустилась на
свое место. Настала полная тишина.
Уважаемый читатель! В следующих главах я расскажу о том, что пережил
в Храме Одиночества. Для большей объективности писать о себе буду в
третьем лице, как бы о своем знакомом, о котором знаю даже больше, чем он
сам о себе.
16. ПРИОБЩЕНИЕ К ОДИНОЧЕСТВУ
Расставшись с Юрием, Серафим еще с минуту постоял на лестничной
площадке, радуясь тому, что он в полной безопасности, впитывая душой
безмолвие Храма Одиночества. В мозгу его возникли строки:
Благословляю тишину,
Она добра и не угрюма.
Я здесь блаженно отдохну,
Уйдя от всяческого шума.
Напрягая голосовые связки, он проскандировал это четверостишие, как
бы обращаясь к невидимым слушателям. Но голос его прозвучал еле слышно. А
затем, спускаясь по лестнице, он убедился, что шаги его и вовсе не слышны.
Когда он шагал по коридорам Храма Одиночества со своими спутниками, он
как-то не обращал на это внимания. И теперь ему стало немножко обидно:
тишина тишиной, но ЕГО голос, ЕГО шаги всюду Должны звучать полновесно и
четко! Но затем он подумал, что ему нужно преодолеть свою земную гордыню,
приобщиться к здешнему спокойствию, стать как бы составной его частью.
Синоним счастья - тишина,
С ней не вступай в пустые прения, -
Во все века была он"
Помощницей, подругой гения.
С такими мыслями Серафим направился в свою келью и, войдя туда, был
приятно удивлен: кровать аккуратно застелена, в изголовье - подушка с
чистой наволочкой... Вот только полотенца нет... А, наверное, оно в
санузле. И действительно, там мой герой обнаружил полный набор: два
полотенца, туалетное мыло, сортирная бумага - пипафакс. Вернувшись в
келью-камеру, он произнес четверостишие:
Покинул я земную пристань,
Иная жизнь меня влечет,
Инопланетному туристу -
Везде удача и почет!
Однако через секунду его праздничное настроение пошло на убыль. Он
заметил, что его рюкзак
- похудел. Оказывается, книги из него куда-то делись. Неужели их
заботники сперли?! Но ведь Юрик говорил, что на Куме нет воровства, а
заботники оттуда сюда привезены. Они не могут быть на воровство
запрограммированы!.. Серафим начал метаться по келье, потом догадался
выдвинуть верхний ящик письменного стола. Все книги были там - и
"Испанский детектив", и "Словарь иностранных слов", и несколько брошюр,
которые всучила ему Настя. Сделав эту находку, Серафим успокоился, но не
совсем. Действия заботника, запустившего свои механические руки в рюкзак,
показались ему не вполне этичными. Чтобы успокоить себя, мой герой
приступил к чтению брошюры "Спорт - это здоровье", И вдруг обнаружил, что
все фотографии людей, совершавших разные спортивные движения и подвиги, -
исчезли. А страница, где был изображен мотокросс, имела и вовсе странный
вид: мотоциклы мчались по склону холма как бы сами по себе, без
мотоциклистов. Полистав остальные книги, Серафим убедился, что изображения
людей изъяты и оттуда. При этом его поразил уровень техники изъятия, ведь
все люди на рисунках и снимках были не вырезаны, незакрашены, а начисто
обесцвечены. А провернул это цензурное мероприятие, наверно, тот же самый
заботник, который застелил постель. Серафимом овладело чувство
беззащитности и поднадзорности. Но затем он приободрился. "Ты прибыл сюда
в поисках одиночества, так получай его сполна, на все 100 % !" - произнес
он мысленно. И сразу же поправил себя: "Нет, на 99 % ! Ведь Настя-то со
мной!"
Он извлек из пачечки книг твердую обложку от общей тетради, куда была
вложена застекленная фотография его жены в металлической рамочке. Этот
снимок (12 Х 18) он всегда брал с собой, отбывая в дом отдыха. Сейчас он
опять увидит Настю. Улыбаясь ему улыбкой No 19 ("Радость совместной
прогулки"), стоит она под деревом в Летнем саду... Хорошо, что есть на
свете Настя!..
С такими вот мыслями вынул Серафим из тетрадочной обложки фотографию
- и обомлел. Попрежнему виден был на ней узор садовой ограды, по-прежнему
стояло дерево, но теперь проявилась та часть его ствола, которую еще
недавно заслоняла своей фигурой Настя. Настя со снимка исчезла.
- Это уже какое-то хамство космическое! - возмутился мой герой. -
Это, господин заботник, тебе даром не пройдет! - А потом вдруг понял, что
некому ему пожаловаться на этого цензора. В каждом земном доме отдыха, в
любой гостинице, в самом плохоньком учреждении есть хоть какой-нибудь да
директор - а здесь? Здесь никто не примет ни письменной, ни устной жалобы.
А эти заботники делают то, на что они программированы. Они по-своему
заботятся о нем, Серафиме, погружая его в одиночество. - Зато как здесь
тихо! - прошептал он.
Я с детства был ушиблен шумом,
И с юных лет понятно мне,
Что предаваться мудрым думам
Возможно только в тишине.
Однако мудрые думы в голову почему-то не шли. Серафим вышел из кельи
и долго бродил по пустынным светлым коридорам. Потом забрел в столовую,
заказал обед - и заботник-официант добросовестно выполнил заказ. Обедая,
мой герой обратил внимание на то, что посуда покрыта мелкими насечками и
поэтому в ней ничто не может отразиться.
Он с грустью лодумал о том, что бриться ему весь месяц не придется и
не придется увидеть себя. Ведь в Храме Одиночества не только ни одного
зеркала нет, но и все поверхности - стены, полы, мебель и даже стульчаки в
санузлах - сработаны так, что отражаться в них ничто не может. А вскоре он
убедился, что и тени своей он не сможет узреть; ровный свет исходит со
всех сторон - со стен, с потолка, с пола, и никаких тебе теней. "Вот
одиночество - так одиночество!" - прошептал он.
Расставшись с Питером, с Невой,
Живу, как гость небесный, -
Беззвучный и бестеневой,
Почти что бестелесный.
Утомленный неожиданными переживаниями, Серафим прилег на кровать и
уснул почти мгновенно. И сразу же ему приснился многообещающий творческий
сон. В цветущей долине под прямым углом скрестились два шоссе. На этом
перекрестке стоит автобус, а плане имеющий форму креста. Не могильного, а
равностороннего - такого, какие красуются на автомобилях "скорой помощи".
В каждой из четырех сторон этого чудо-автобуса имеется кабина, мотор,
баранка. Автобус может мчаться в любую сторону света!
"Мечта туриста" - так Озаглавил мой герой это изобретение. Он
представил себе, как завидуют ему сослуживцы, как радуется Настя... И
вдруг возникла Главсплетня и нагло заявила, что такой дурацкий автобус
никуда не помчится, он даже с места не сдвинется. Серафим проснулся и
понял: на этот раз Главсплетня, увы, права. Ему стало страшно за себя: не
сходит ли он с ума? Но с безоконных стен кельи-камеры, с потолка, с пола
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг