валялись разбитые Лидины лыжи. Перед нами была глухая стена из темного
вороненого металла, справа из стены торчали клавиши с буквами, на манер
как у пишущей машинки.
Тем временем я взглянул на свои часы и убедился, что от них остался только
корпус - все детали действительно вывалились вместе с циферблатом.
- Снимите с моей руки эту дрянь! - попросил я Лиду. - У меня пальцы с
морозу не действуют... Снимите эту дрянь и швырните ее на пол! Тошно мне
видеть, как меня облапошили!
Девушка сняла бывшие часы с моей руки и бросила корпус на пол, а ремешок
спрятала в карманчик своего лыжного костюма.
- Этот ремешок вам еще пригодится, - с улыбкой сказала она.
Потом Лида пять раз нажала на клавиши в стене - набрала свое полное имя -
и вдруг стена раздвинулась. Мы вошли в длинный коридор, который с
небольшим наклоном уходил куда-то еще глубже внутрь земли. Стены здесь
были облицованы полированными плитками из яшмы и малахита, пол был из
розового мрамора. Из стен торчали матовые светильники, излучавшие ровный и
сильный свет.
"Куда меня занесло?" - недоумевал я. Бомбоубежищ в ту пору еще не строили;
о метро и разговоров не было; на каменноугольную шахту тоже никак не
походило. "Может быть, я попал в тайное гнездо иностранных шпионов?" -
мелькнула у меня роковая догадка.
- Стой! - воскликнул я. - Говори, куда ты меня завлекла! Знай, ни одна
военная тайна не выпрыгнет из моих уст! - И я твердо прислонился к стене,
не желая идти дальше.
- Не смей со мной так разговаривать! - обиделась Лида. - Никаких тайн
твоих мне не нужно!
- А кто все это выстроил под землей? Отвечай, чья это подозрительная
работа?
- Все это создал мой отец... Тебе, конечно, это странно. Но мой отец -
необыкновенный человек. У него от рождения великий дар: он может создавать
все из ничего.
Ошеломленный этим признанием симпатичной Лиды, я отклеился от стены и
покорно, как ребенок, заковылял за своей провожатой. Я решил, что такая
славная девушка не может быть шпионкой. И потом, признаться, никаких
военных тайн я выдать не мог, даже если бы меня пытали или, наоборот,
обольщали. Дело в том, что я не знал военных тайн. Хоть я и работал на
номерном заводе, но это был завод "Ленхозметаллоштамп © 6" системы
Ленбытпотреба. Изготовлялись у нас оцинкованные корыта для домашней
стирки, ванночки для купанья малолетних детей, баки для питьевой воды и
сливные бачки для санузлов.
Вскоре подземный роскошный коридор кончился, и мы вступили в мраморный
круглый зал. Из его высоких окон лился яркий свет, - это был свет
искусственный, но похожий на солнечный. Из этого зала мы вошли в другой,
отделанный дубовыми панелями, а потом еще в другой и еще в зал, с хорами и
сценой, а потом я и счет потерял анфиладам роскошных комнат и залов. Я
шел, разинув рот от удивления, а Лиде было хоть бы хны, - она, видно,
привыкла ко всему такому.
Шаги наши повторяло эхо, мы были совсем одни в этом подземном дворце. Я
спросил Лиду, почему нам никто не попадается на пути и много ли народу
живет в этом помещении. Она мне спокойно ответила, что живут здесь, под
землей, трое людей, что все это принадлежит ее отцу, ну и ей с мамой.
- Весь дворец - на троих! - ахнул я.
- Да, - спокойно подтвердила Лида, - нас здесь только трое.
Вскоре мы миновали беломраморный зал, в котором был большой плавательный
бассейн, потом свернули в какой-то коридорчик - и вдруг очутились на
обыкновенной лестничной площадке, каких много в ленинградских домах. Мы
остановились перед обыкновенной деревянной дверью, обитой коричневой
клеенкой, - таких дверей тоже сколько угодно на ленинградских лестницах, и
Лида нажала кнопку обыкновенного звонка.
Нам отворила женщина средних лет, еще довольно миловидная и стройная. Мы
вошли в прихожую. Никакой особой роскоши здесь не было. Прихожая как
прихожая.
- Мама, представляю тебе моего нового знакомого, Василия Васильевича, -
заявила Лида. - Он совсем замерзал, ему нужно оказать помощь. - Затем,
обращаясь ко мне, добавила: - А маму мою зовут Елизавета Петровна, будьте
знакомы.
* * *
Затем меня повели в комнаты, усадили на диван. Лидина мать велела мне
разуться и осмотрела мои ноги. Выяснилось, что ступня правой ноги
обморожена и потеряла всякую чувствительность. Елизавета Петровна стала
натирать ее какой-то мазью, а потом спиртом. Вскоре я почувствовал очень
сильную боль, У меня даже сердце зашлось.
- Потерпите, потерпите, голубчик, - ласково сказала Елизавета Петровна, -
А ты, Лида, принеси таз с теплой, но ни в коем случае не горячей водой.
Несмотря на боль, я с интересом рассматривал жилплощадь. Комната была
примерно в тридцать метров, обстановка в ней имелась неплохая, но
опять-таки без всякой роскоши; ни золота, ни драгоценных украшений я не
заметил ни на стенах, ни на потолке. Сквозь тонкие занавески лился свет,
хоть и не солнечный, но похожий на дневной. Одна дверь вела в прихожую,
другая - в соседнюю комнату.
Вскоре мне немного полегчало. Мне дали шлепанцы, и Лида отвела меня в
ванную, рядом с которой находилась уборная. Санузел был отделан белым
кафелем, все блистало чистотой, но никакой особой роскоши я и здесь не
заметил. Когда я, припадая на обмороженную ногу, вернулся в комнату, там
уже был накрыт стол на четыре персоны и даже стоял графинчик с водкой.
Тут из соседней комнаты вошел мужчина средних лет с весьма умным лицом. По
виду он походил на инженерно-технического работника. Одет был не шикарно,
но чисто. Лида представила нас друг другу, и я узнал, что зовут его
Николай Алексеевич.
- Рад видеть гостя из шумного наземного мира в нашем тихом жилище, -
сказал он, пожимая мне руку. - Вы пьете?
- Вообще не пью, но ради такого знакомства приму рюмаху для аппетита, -
солидно ответил я, чокаясь с Николаем Алексеевичем, после чего все
приступили к ужину.
Пища была вкусная и питательная, но никаких необыкновенных яств и вин на
столе я не увидел, что меня удивило.
После ужина хозяин дома пригласил меня в свой кабинет, усадил в кресло и
предложил закурить. Кабинет был просторный и удобный, в нем стояло
несколько стеллажей с книгами, но ничего роскошного я и в нем не приметил.
Мое внимание привлек только игрушечный паровозик, стоявший на письменном
столе. Он стоял на особой подставке и был накрыт стеклянным колпаком.
- Вас, конечно, удивляет все это, - начал разговор Николай Алексеевич. -
Вы знаете, что находитесь глубоко под землей, вы видели мой подземный
дворец, вы ошеломлены, вы подавлены, вы начинаете даже сомневаться в своей
психической полноценности. Не так ли?
- Именно так, - охотно согласился я. - В голове моей - полный кавардак и
столпотворение.
- Не бойтесь за себя, вы в здравом уме, - заверил меня новый знакомый. - И
вы, и я, и все, что вы здесь видите, - все это существует в реальности.
Конечно, сразу в это трудно поверить, но если вы внимательно выслушаете
историю моей жизни, вы кое-что поймете.
Рассказ Творителя
Николай Алексеевич откинулся в кожаном кресле, затянулся папиросой "Сафо"
и повел рассказ о себе. История его жизни оказалась столь необычной, что я
почти все запомнил дословно и изложу здесь эту историю от его лица.
- Я родился в Петербурге на набережной реки Пряжки, - начал Николай
Алексеевич. - Мой отец был скромным чиновником, мать же работала по
хозяйству. Жили родители небогато, но весьма дружно. Когда мне шел седьмой
год, отец мой тяжко заболел и вскоре скончался. Незадолго до своей кончины
он призвал меня к постели и, по-видимому, хотел сообщить мне нечто важное.
Из-за слабости и высокой температуры речь его была крайне сбивчива, в ней
мелькали непонятные советы: "Не зарывай талант в землю", "Не верь в
миражи"... Однако ничего конкретного он сообщить мне не успел, так как ему
стало хуже, и доктор велел мне уйти из комнаты умирающего.
Когда отца везли на Митрофаньевское, я сидел на колеснице и помню, что за
гробом шло довольно много народу. Тогда я не придал этому значения, но
когда подрос, узнал от соседей по дому, что отец мой был весьма уважаем
многими людьми за свою доброту и скромную жизнь. Говорили также, что если
бы он пошел работать в цирк, то мог бы иметь много денег благодаря своим
некоторым необычайным способностям. Однако применял он эти способности
весьма редко и всегда безвозмездно. Он мог останавливать на лету птиц, мог
мгновенно превращать молоко в простоквашу и наоборот, мог провести рукой
по спине кошки, и кошка, по желанию владельца, из серой становилась черной
или из черной рыжей. Рассказывали, что однажды он заметил во дворе
плачущую девочку. Мать дала ей рубль и послала за какой-то покупкой,
девочка заигралась и разорвала бумажку. Мой отец составил две половинки,
подул на них - и они срослись, да так, что никакого шва не заметно было.
Говорили еще и о таком случае. Когда по ту сторону Пряжки в летнюю пору
загорелся дом и добровольцы с этого берега побежали было к мосту (который
находился довольно далеко), чтобы перейти на другую сторону, отец
остановил их и сказал, что можно перейти и напрямик. Он вырвал из записной
книжки листок, написал на нем что-то и бросил в реку. Река на небольшом
участке тотчас покрылась прочным льдом, люди перебежали на тот берег и еще
до приезда пожарных сбили огонь и спасли жильцов. В тушении пожара
участвовал и мой отец. Но когда добровольцы хотели перейти обратно по
льду, а не через мост, отец им этого почему-то не позволил. Он наклонился
над рекой, что-то негромко сказал - и лед мгновенно растаял.
После смерти отца мать прожила недолго. В нашу маленькую квартирку въехала
незамужняя сестра матери, тетя Клава, работавшая учетчицей на шоколадной
фабрике "Жорж Борман". Она взяла меня на свое попечение и воспитывала в
строгости.
Вскоре, когда мне было восемь лет, случилось странное событие. Толику
Снегиреву, мальчишке из нашего дома, родители подарили паровозик. Это была
дорогая и хорошо сделанная игрушка, и, когда Толик вынес ее во двор, все
ребята с завистью смотрели, как он играет. Ночью мне этот паровозик
приснился, а когда я проснулся, то нашел его возле своей кровати. Я
подумал сначала, что Толик решил сделать мне подарок, но сразу же отбросил
эту мысль: Толик был известный жмот.
Весь день я играл дома с паровозиком, а когда тетя Клава пришла с работы,
она, увидав эту дорогую игрушку, решила, что я стал вором, и начала бить и
допрашивать меня, у кого я ее украл. Я ответил, что ни у кого не украл, но
что этот паровозик был у Толика Снегирева, а очутился у меня. Тогда тетя
взяла меня за ухо и повела к Толику на квартиру.
- Вот привела его с вашей игрушкой, - сказала она Толькиной матери. - Вы
уж простите, больше он воровать не будет.
- Но у Толика никто его паровозика не отнимал, - удивилась Толькина мать,
И она повела тетю Клаву в комнату.
Тут мы увидели, что Толик преспокойно сидит на ковре и играет с таким же
точно паровозиком, как у меня. Тетя Клава изумилась этому. Она стала
сравнивать наши игрушки - и они оказались совершенно одинаковыми. Она с
растерянным видом увела меня домой и здесь снова больно побила: теперь она
решила, что я где-то украл деньги и на них купил этот злосчастный
паровозик.
После этого у меня неоднократно появлялись такие же игрушки и сладости,
какие я увидел у других. И каждый раз тетя больно наказывала меня. Она не
могла поверить, что игрушки и конфеты появляются у меня ниоткуда. Да я и
сам не мог понять, почему они появляются. Но со временем я научился, чтобы
избегать побоев, прятать от тети Клавы все эти непонятные подарки судьбы.
Окончив с золотой медалью гимназию, я поступил в Технологический институт.
Учился я отлично, но жил бедно - на средства тети Клавы. Я знаю, что
сейчас у вас там, наверху, студентам дают стипендию, но при мне этого не
было. Меня удручало, что некоторые богатые студенты учатся плохо, а имеют
все, чего захотят; я же иду первым - и в то же время беден, как церковная
мышь.
Однажды в таком грустном настроении я шел по Садовой в задержался перед
витриной ювелира. Там, среди прочих драгоценностей, был выставлен
массивный золотой перстень. Я долго рассматривал его, представляя себе то
время, когда смогу зарабатывать много денег и приобретать такие вещи. И
вдруг на пальце правой руки я ощутил металлический холодок. Я поднес руку
к глазам - на мизинце моем красовался перстень, точная копия того, который
лежал на черном бархате витрины. И тут я впервые понял, что природа дала
мне неоценимый и необъяснимый дар и что мне предстоит прожить необычайную
сказочную жизнь.
Желая полнее и тверже убедиться в своих чудесных способностях, я высмотрел
на той же витрине золотой портсигар, несколько колец, браслет и серьги с
бриллиантами, и вот все эти драгоценности - вернее, их точные копии,
очутились в моих карманах.
Когда я вернулся домой в нашу квартирку, окна которой выходили на задний
двор, я взглянул на все как бы глазами нового человека и поразился той
скудости и убожеству, в которых жил доныне.
- Теперь у нас начнется новая, хорошая жизнь, - сказал я тете Клаве. - Для
начала дарю тебе эти серьги.
Тетя Клава взвесила их на ладони и сказала:
- Какие тяжелые! Прямо как из настоящего золота! Ловко нынче подделывают
драгоценности!
- Это не подделка, - возразил я. - Это настоящее золото и подлинные
бриллианты. И это все - тоже подлинное, - сказал я, выгружая из карманов
драгоценности.
Тогда тетя Клава в испуге отшатнулась от меня и бросила серьги на пол,
будто они жгли ей руку.
- Где это ты наворовал?! - с плачем спросила она. - Трудом в поте лица
такого богатства не наживешь!
Я стал ей объяснять, что ничего мною не украдено, что я владею великим
даром, благодаря которому могу создавать вещи из ничего. Но она не
понимала моих слов или просто не желала их понять - и продолжала горько
плакать.
На следующий день, вернувшись из института, я не застал ее дома. Она ушла
навсегда, сообщив в записке, что берет свои пожитки и уезжает в Гдов к
дальним родственникам. Больше я ее не встречал.
Внезапный отъезд тети Клавы огорчил меня, но хлопоты по переезду на новую,
более благоустроенную квартиру отвлекли меня от печальных мыслей. К тому
же вскоре на жизненном пути мне повстречалась славная девушка, студентка
медицинского института. Вскоре Лиза стала моей женой. Должен сказать, что
полюбила она не мое богатство, а меня самого. Первое время знакомства я
встречался с ней вне дома, и она не знала, как я живу. Не знала она и о
моей способности создавать вещи из ничего. О своем чудесном даре я сообщил
ей после свадьбы, и Лиза не только не была обрадована тем, что узнала, но,
наоборот, даже огорчилась.
Вскоре у нас родилась дочь, которой мы дали имя Лидия. Появление нового
члена семьи вызвало у меня желание иметь загородную дачу. Но продающиеся
дачи были или слишком малы, или слишком некрасивы; строительство же
загородного дома обычным путем заняло бы много времени. Поэтому я сам
разработал проект виллы, сделал подробные чертежи и нарисовал ее внешний
вид. Затем, купив на окраине одного дачного поселка участок земли, я
отправился туда, расстелил листы проекта на траве и представил себе свою
будущую загородную резиденцию. И вот четырнадцатикомнатная каменная дача
возникла передо мной наяву. На другой день мы переехали на новое летнее
место жительства.
Однако, когда жена стала искать домашнюю прислугу, никто из местных
жителей не захотел наниматься к нам. А владельцы соседних дач стали
шарахаться от нас как от чумы. Факт возникновения за один миг здания на
пустом месте вызвал среди жителей поселка недоверие к нам и даже панику.
Несколько человек, в том числе и священник местной церкви, заболели
психически и были в неизлечимом состоянии отправлены в больницу. Нас
окружало всеобщее осуждение, и жена часто плакала и все время уговаривала
меня не создавать больше предметов и строений из ничего. Кончилось тем,
что мы переехали обратно в город, а дачу продали на слом, ибо поселиться в
ней никто не хотел.
Вскоре я окончил институт и устроился инженером на частное строительное
предприятие. На первых порах, чтобы испытать мои деловые качества, мне
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг