я. - Можете ползти обратно.
Через восемь минут после включения первой кнопки я, согласно лежащей
передо мной схеме, нажал вторую - белую. Гуденье в зале перешло в другую
тональность. За хрустальным щитком какого-то огромного агрегата,
вмонтированного в пол неподалеку от пульта, заметались синие молнии.
В эту минуту я услыхал мыслесигнал Андрея.
- Ну как? - поинтересовался Андрей.
- Все в порядке, - ответил я. - В этой работе действительно нет ничего
сложного. Я не против нее, но удивляюсь, почему ты не поручил это дело
какому-нибудь там ЭРОТу или УЛИССу.
- Дело слишком ответственное, - ответил Андрей. - Человек - это Человек, а
агрегат - только агрегат.
- Мне вообще не совсем понятен этот принцип дубляжа, - сказал я. - Ведь у
тебя точно такой же пульт и те же самые кнопки, что и у меня. Только не
подумай, что я хочу уйти на попятный двор, как в старину говорилось.
Просто мне это странно. Или это просто перестраховка? Было в древности
такое понятие.
- Не перестраховка, а страховка, - ответил Андрей. - Процесс
преобразования, как я тебе говорил, длится сорок пять часов тридцать
девять минут. За это время кто-то из нас может устать, сделать ошибку
из-за невнимания. Но так как нас двое, то ошибка почти исключена.
- Что ж, один ум хорошо, а два лучше, - согласился я. - А скажи, как
называется агрегат-змея, который ко мне приползал?
- ПИТОН35, - ответил Андрей. - Все?
- Все. Мыслепередача окончена.
В 10.27 я нажал третью - синюю кнопку. В 10.49 - желтую. В 11.04 какую-то
полосатую. Все шло как по маслу - по старинному выражению. Между нажатием
некоторых кнопок интервалы были всего шесть - восемь минут, но были в
сорок минут и в час десять. В один из таких перерывов я успел сходить в
душ, в другой - успел пообедать с Андреем. Время от времени прямо к пульту
подходил САТИР36 и приносил еду и горячий чай. Изредка мы вели
мыслепередачи с Андреем, подбадривая друг друга. Так прошел день, и так
прошла ночь.
- Сутки отдежурили, поздравляю! - сообщил мне Андрей в десять утра.
- День да ночь - сутки прочь, - ответил, я старинной поговоркой. - Как ты
себя чувствуешь?
- Хорошо, - ответил Андрей. - А ты?
- Тоже хорошо. А как Нина?
- Сейчас говорил с ней и видел ее по видеофону. Лежит. По-видимому, у нее
не только сильный ушиб, но и простуда.
- Отправь ее, пока не поздно, на материк, - дружески посоветовал я.
- Да разве она послушается! - ответил Андрей. - Ты же знаешь ее... Все?
- Все. Мыслепередача окончена.
Прошел и этот день, наступила вторая ночь нашего бдения. Было нажато уже
много кнопок самых различных цветов и оттенков. В 2 часа 5 минут ночи я
нажал черную кнопку. Следующая была красная - та, от которой зависело
многое. Ее надо было нажать через двадцать пять минут после черной.
- Ну как? - спросил меня по мыслепередаче Андрей. - Как ты себя
чувствуешь? Не страшно?
- Страшновато, - ответил я. - Но что ж поделаешь.
- Мне тоже страшновато, - сказал Андрей. - Желаю счастья. Все?
- Все. Мыслепередача окончена.
Я не слышал, как к пульту подошла Нина. Она была бледна, но даже бледность
ей шла. Удивительное дело - ей все шло.
- Хочу посмотреть, как вы тут, - сказала она, легким движением сбросив на
барьер пульта шубку.
- Ты выбрала самое подходящее время, - не без иронии заметил я. - И какое
на тебе нарядное платье! Точно на бал.
- Еле напялила его, так плечо болит, - улыбнулась Нина. - Но как-никак -
торжественный случай. А у тебя тут все в порядке?
- Все в норме.
- И змей-горыныч приползал?
- Ты имеешь в виду ПИТОНа? Приползал.
- Он очень смешной. Раз я нацепила ему на хвост бумажку, он так с нею и
уполз в свое подземелье.
- Нехорошо издеваться над механизмами, - сделал я замечание Нине. -
Механизмы служат Обществу.
- А ты все такой же.
- Уж какой есть, - ответил я.
- Ну, до свиданья, - Нина перегнулась через барьер и торопливо поцеловала
меня. - Вот так. Будь счастлив.
Она пошла по голубоватым плиткам пола в другой конец зала, к Андрею.
Легкой походкой, в ярком оранжевом платье проходила она мимо УЛИССов,
настороженно стоящих у непонятных мне приборов, мимо этого дьявольского
нагромождения техники, - мимо всего того, что через несколько минут могло
нас убить.
Но пришло время нажать красную кнопку. Я положил на нее палец и подумал;
что я сейчас почувствую? Наверно, ничего не почувствую. Все произойдет
мгновенно. В таких случаях напоследок люди всегда вспоминают что-то очень
важное - так я читал в книгах. Что мне надо вспомнить - Надю, "Антологию"?
Я нажал красную кнопку и вспомнил в этот миг Нину. Вот она стоит у
невысокого песчаного обрыва, отражаясь в тихой воде озера...
Аквалид - есть!
Кнопка была утоплена мною в гнезде до конца. Но ничего не произошло.
Только гул в зале стал громче. Он шел волнами, то замирая, то нарастая.
Казалось, все эти бесчисленные агрегаты с трудом, задыхаясь, лезут куда-то
в гору. УЛИССы, стоящие у приборов, подняли на минуту свои металлические
руки в знак того, что все в порядке. Из стеклянного поднебесья слетел ЭРОТ
и, расправив крылья, отрапортовал:
- Узлы системы омикрон-два вступили в действие. Неполадок нет.
Затем ЭРОТ улетел, а из люка выполз змей-горыныч и сообщил, что подземное
хозяйство в порядке.
Я связался с Андреем по мыслепередаче и поздравил его с тем, что опасность
миновала.
- Да, теперь все ясно, - ответил он. - Аквалид будет. Ты очень устал?
- Потерплю, - сказал я. - Ведь осталось всего четыре часа.
Через некоторое время я, согласно графику, нажал синюю кнопку, затем
голубую. И вот в 7.39 утра была нажата последняя - белая с зеленым
восклицательным знаком. После этого я откинулся на спинку кресла и
задремал под негромкий гул агрегатов - этот гул был теперь ровным,
убаюкивающим. Потом, сквозь дрему, я различил какие-то новые звуки. Где-то
далеко, в середине зала, что-то падало через равномерные промежутки
времени - падало с каким-то не то металлическим, не то стеклянным звоном.
И вдруг я почувствовал, что кто-то коснулся моего плеча. Я открыл глаза.
Передо мной стояла Нина.
- Вставай, соня, - сказала она. - Аквалид пошел!
- Кто пошел? Куда пошел? - не понял я спросонок.
- Ах, да идем же! Какой ты чудак!
Я окончательно проснулся, поглядел на Нину и увидел слезы в ее глазах.
- Что-нибудь опять неладно? - спросил я. - Ты плачешь.
- Да нет же, все чудесно. Я так рада за Андрея! Уж и поплакать нельзя...
- Ну, плакать надо было раньше, - резонно заметил я. - Часа так четыре
назад. - И, встав с кресла, пошел следом за Ниной.
Мы долго шли по залу, затем свернули в какой-то закоулок. Здесь у стены
стояли сменившиеся УЛИССы, - они будто спали стоя. Смежив крылья и
прислонившись к могучим УЛИССам, словно малые дети, спали ЭРОТы. У их ног
с потухшими линзами, без движения лежали ПИТОНы.
- Сонная семейка, - сказала Нина и походя дала щелчок ЭРОТу - прямо по
лбу. Я хотел было сделать ей замечание и напомнить, что механизмы - слуги
Общества и их надо уважать, ко промолчал. Я знал, что она просто засмеется
в ответ. Такой уж был у нее характер.
Мы шли по направлению к тем ритмичным звукам, к звонким ударам падения,
которые я слышал сквозь сон еще у пульта. Звуки эти все приближались. Вот
мы свернули в коридор между какими-то машинами, и я увидел Андрея. Он
осунулся, глаза ввалились. У него был вид безумного. Он стоял перед
большим агрегатом, а из квадратной пасти этого агрегата в металлический
ящик, стоящий на полу, со звоном падали какие-то кирпичики, похожие на
лед. Один такой брусок был у Андрея, и он его перебрасывал с руки на руку,
словно боясь отморозить пальцы. У меня мелькнула мысль, что все это
сплошная ошибка, что вместо своего пресловутого аквалида Андрей получил
самый обыкновенный лед. Боясь высказать эту мысль, я нагнулся и схватил
брусок. Но, схватив, я тотчас же выронил его. Брусок обжег мне пальцы. Он
тяжело, с глухим звоном упал на пол - и не разбился.
- На, возьми мой, он уже остывает, - глухо сказал Андрей и сунул мне в
руку свой кирпичик. Я взвесил его на руке - он был весьма тяжел. Потом
оглядел его со всех сторон. Это было похоже и на лед, и на полупрозрачный
металл, и на стекло, а вообще-то говоря, - ни на что не похоже.
- Значит, это и есть аквалид? - спросил я.
- Да. Это аквалид градации "А". Можно получить всякие другие
разновидности, с другими свойствами. Но пока будем испытывать этот. Сейчас
пойдем к КАИНу37. За ним будет последнее слово.
По крытому переходу мы направились в соседнее здание. Стены перехода были
прозрачные. За ними лежали сугробы. На них ложился зеленый свет
вращающегося прожектора. Состояние опасности кончилось.
Мы вошли в зал, посредине которого возвышался огромный агрегат. Он уходил
далеко в глубь зала, нам видна была только его лицевая сторона с двумя
круглыми большими циферблатами. Над ними белел телеэкран, а внизу чернело
квадратное отверстие. Все это напоминало лицо какого-то сердитого великана.
- Сейчас КАИН не пожалеет силы, - сказал Андрей и швырнул брусок аквалида
в квадратную пасть агрегата. Тот глухо заурчал, потом взревел, я ощутил,
как пол дрожит у меня под ногами. Два циферблата зажглись красным огнем.
На телеэкране стало видно, что происходит с бруском в чреве КАИНа.
На брусок спускались стальные молоты, в него пытались вонзиться алмазные
сверла, его схватывали клещи из сверхтвердых сплавов. КАИН то раскалял
брусок, то бросал его в жидкие газы, охлажденные почти до абсолютного
нуля. Он погружал его в кислоты и щелочи, вталкивал его во взрывную
камеру, подвергал губительным излучениям. Стрелка правого циферблата,
показывающая силу испытания, все время дрожала на красной черте. Но
стрелка циферблата, показывающего степень разрушения материала,
по-прежнему стояла на белой черте, не подвигаясь ни на микрон.
Испытание длилось долго. Наконец КАИН взревел, словно в злобе на свое
бессилие, и умолк. Из его пасти на пол упал брусок. Андрей поднял его.
Аквалид был точно такой же, как до испытания. На нем не было ни единой
царапины.
- Вот теперь можно сообщить на материк, что аквалид есть, - сказал Андрей.
После этого мы пошли в столовую, расположенную в центре острова моего
имени. Втроем сели мы за столик в огромном пустом зале. Здесь было очень
тихо, и от усталости, от необычности всего происходящего мне вдруг
показалось, что я просто сплю и вижу сон. Мне захотелось ущипнуть себя,
чтобы проснуться и очутиться в своем кабинете, где на столе лежат рукописи
и записи для СОСУДа, где на полках стоят привычные ряды книг...
Но вот к столику подошел САТИР и остановился, ожидая распоряжений, и я
убедился, что все это явь.
- А не выпить ли нам шампанского? - сказал Андрей. - Что-что, а бутылку
шампанского мы заслужили.
- Сейчас доложу САВАОФу, - произнес САТИР. Он ушел, а я намекнул Андрею,
что этак и Чепьювином стать недолго - один раз шампанское, другой раз
шампанское, а там и кое-что покрепче.
- Другого такого раза не будет, - ответил Андрей. - Аквалид есть, больше
мне открывать нечего... - В его голосе мне послышалась тайная грусть,
будто ему стало жаль, что все уже сделано.
К столику вернулся САТИР, неся бокалы и фрукты. Следом за ним грузно шел
сам САВАОФ, торжественно неся бутылку. Он лично раскупорил ее и налил вино
в наши бокалы. Мы сдвинули бокалы и слегка ударили их друг о друга
("чокнулись", как в старину говорилось) и только потом выпили.
Когда мы покинули столовую, я попрощался с Ниной и Андреем и вызвал
легколет. Я знал, что здесь мне больше делать нечего, сейчас нахлынут
Журналисты, Корреспонденты, Ученые. Объясняться с ними - дело Андрея.
Было уже совсем светло, и, когда я летел к Ленинграду, я видел, что вся
дорога на остров теперь забита элмобилями. Масса людей, неся
приветственные плакаты, шла к Матвеевскому острову, увязая в глубоком
снегу, но упорно продвигаясь вперед. Такого множества людей я никогда не
видел.
Вернувшись домой, я завалился спать и проспал четырнадцать часов.
Корабль приспускает флаг
Все последующие месяцы, вплоть до июля, я усиленно работал над новым своим
литературно-исследовательским трудом "Фантасты XX века". Мои Читатели,
впоследствии ознакомившиеся с этой значительной (смею думать - не только
по объему) книгой, едва ли поверили бы, что это монументальное
исследование я создал за столь короткий срок.
Всецело поглощенный работой, я за все эти месяцы ни разу не смог побывать
у Андрея на острове моего имени. Впрочем, я отлично знал, что друг мой жив
и здоров. Стоило включить телевизор или развернуть газету - и сразу можно
было наткнуться на его имя. Эпоха аквалида уже началась. Во всем мире
строились заводы по производству единого материала, и Андрей работал над
упрощением и усовершенствованием технологического процесса.
Однажды, совершая прогулку, мы с Надей остановились у памятника творцу
Закона Недоступности - Нилсу Индестрому. Памятник высился все такой же
мрачный, но медная доска с формулой Закона была с пьедестала снята, ибо
Закон этот был опровергнут Светочевым. В таком виде памятник стоит и
поныне.
В школах и институтах вводился курс аквалидоведения. Свертывалась
металлургическая промышленность. Открывались массовые курсы по
переквалификации Металлистов, Керамиков, Химиков, Строителей,
Деревообделочников и многих других специалистов. К счастью, мне не надо
было менять своей профессии.
В конце июня вышла из печати моя "Антология". С прискорбием должен
сказать, что она не встретила достойного отклика. Многие журналы сделали
вид, что не заметили ее, в других же появились небольшие статейки, которые
никак нельзя было назвать объективными и доброжелательными. Их авторы с
энергией, достойной лучшего применения, обвиняли меня в узости взглядов, в
одностороннем подборе материалов, в том, что якобы я обедняю поэзию XX
века. Но так или иначе "Антология" вышла в свет, и я был весьма доволен
этим крупным событием, оставив на совести Критиков их недостойные нападки
на мой капитальный труд.
Накануне того достопамятного и печального дня, о котором пойдет речь в
этой главе, Андрей связался со мной по мыслепередаче и пригласил меня на
следующий день к себе, на остров моего имени. Он сообщил, что будут
производиться испытания подводного тоннелепрокладчика. Не желая огорчать
друга своим отсутствием, я согласился, хоть мне был дорог каждый час.
Встав на следующее утро, я не пожалел, что принял приглашение Андрея.
Погода была прекрасная, на небе - ни облачка. Простившись с Надей (она в
этот день не могла сопровождать меня) и взяв портфель, где лежал экземпляр
"Антологии" с дарственной надписью Нине и Андрею, я вышел из дому и
направился к берегу, до которого от моего жилища рукой подать. Здесь,
спустившись на бон лодочной станции, я выбрал себе голубую электромоторку
и стал отвязывать ее от причала.
В этот миг ко мне подошел дежурный САМСОН38. Предостерегающе прогудев, он
поднял правую руку, и на металлической ее ладони зажегся красный огонек.
Это был знак запрета. Другой рукой САМСОН указал мне на берег, точнее - на
кабинку, где находилась электронная метеокарта. Я поглядел на небо, на
горизонт. Нигде не было ни единого облачка. Приходя к выводу, что САМСОН
ошибся, я отвязал конец и сел в лодку.
Уважаемый мой Читатель! Никто никогда не мог обвинить меня в невыполнении
каких-либо правил, и ко всем механизмам я всегда относился с должным
уважением, памятуя, что они слуги Общества. Но с этим САМСОНом © 871 у
меня были личные счеты. Еще в дни моего безмятежного детства этот САМСОН ©
871 не раз портил мне настроение, запрещая садиться в лодку при малейшем
волнении на море. Уже и тогда этот агрегат был стар и бестолков, а даром
речи он вообще снабжен не был. Теперь же он стал еще и подслеповат и часто
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг