самоцель, а просто доказательство моей гениальности и могущества, -
ответил Николай Алексеевич. - Квартира моя не блещет богатством, ибо для
меня достаточно сознания, что я благодаря своему великому дару богаче всех
людей на свете. Кроме того... жена моя утверждает, что она себя лучше
чувствует в квартире, свободной от излишней роскоши.
- А не бывает вам здесь, в земле, скучновато? - осторожно спросил я.
- Я не в земле, а под землей, - с какой-то обидой ответил мой собеседник.
- В земле - мертвые, а я жив и здоров и многих переживу! И мне здесь
ничуть не "скучновато" - здесь я могу иметь все, что захочу. Здесь я сам
себе хозяин!
- А не хочется ли вам иногда использовать свой гениальный талант для
пользы всех людей? - задал я щекотливый вопрос.
- Я мог бы принести людям много зла, но я этого не делаю, а это не так уж
мало, - сухо ответил Николай Алексеевич. - Я держу нейтралитет.
Я понял, что наша беседа накоротке подходит к концу, и в заключение
сказал, что мне неудобно такого гениального человека, как он, называть
просто по имени-отчеству.
- Нет ли у вас какого-нибудь звания? Может, вы профессор?
- Далеко всем профессорам мира до меня, - с улыбкой ответил Николай
Алексеевич. - Знаете, жена моя в шутку иногда называет меня Творителем.
Можете и вы именовать меня так, если это вас устраивает.
Мне понравилось это наименование. Только я не знал, как его употреблять: с
"товарищем" или с "гражданином". С одной стороны, Творитель был вроде бы
буржуем - ведь он лично владел подземным дворцом. Но, с другой стороны, он
не извлекал из этого дворца доходов и не держал прислуги. К тому же он не
приобрел этот дворец на нетрудовые доходы, а построил его своим личным
трудом, без эксплуатации наемной рабсилы. Выходит, он был как бы
кустарем-одиночкой и вреда никому не приносил. Но, с другой стороны, он и
пользы никому не приносил, а в прошлом, если смело смотреть в лицо фактам,
был дезертиром. Поэтому я решил, что товарищем его называть не стоит, и в
дальнейшем стал обращаться к нему так: гражданин Творитель.
Графская жилплощадь
Вскоре Елизавета Петровна позвала нас на вечерний чай. Я сидел за столом
рядом с Лидой и исподтишка все время поглядывал на новую свою знакомую.
Девушка была очень красива, прямо картинка, - куда там Тосе Табуретке до
нее. И потом сразу видно было, что Лида эта - добрая, никакой хитрости в
ней нет.
После чая Елизавета Петровна снова осмотрела мою ногу и сказала, что
недельки три мне придется провести здесь, что нельзя выгонять меня на
мороз, пока нога не поправится, - иначе мне грозит ампутация. Должен
сказать, что это гостеприимство меня глубоко обрадовало, ибо оно означало,
что целых двадцать дней я буду находиться возле Лиды, которая с каждым
моментом мне все больше и больше нравилась. К тому же я находился в
отпуске, так что пребывание в подземном дворце не являлось
производственным прогулом и было вполне законным. Меня только смущало, что
все это время я буду жить на чужой счет, ибо кроме трешки, данной мне
шофером фургона, у меня имелось семьдесят копеек мелочи - итого 3 рубля 70
копеек. Но когда я высказал это соображение своим хозяевам, они засмеялись
и сказали, что деньги им не нужны - ведь Творитель создает все из ничего.
- А теперь надо подумать о вашем жилище, - заявил мне Творитель. - Так как
вам придется пробыть у нас не один день, то я создам вам отдельную
квартиру рядом с нашей. Составьте в уме проект помещения, в котором вы
хотели бы жить. Можете не брать примера с моей скромной личной квартиры
или, наоборот, с моего огромного парадного дворца. Составляйте проект по
своему личному вкусу. Вообразите, что вы граф или миллионер - я могу
сотворить для вас апартаменты на любом уровне роскоши.
Это предложение очень заинтересовало меня. Мне захотелось пожить в
графско-миллионерских бытовых условиях - вот Гоша удивится, когда я ему
расскажу про такую жизнь.
Я сказал Творителю:
- Извините, гражданин Творитель, я сразу не могу представить, какой должна
быть моя временная отдельная квартира, я ведь привык жить в коммунальной.
Дайте мне десять минут на творческие размышления.
- Хорошо, я подожду, - ответил Творитель.
Я сел на диван, закрыл глаза и стал напрягать свое воображение по части
богатства и роскоши. Я припомнил кое-какие книги, романсы и кинофильмы из
жизни графов, купцов и миллионеров, а также пьесы, в которых играл мой
друг Гоша. Вскоре в моем сознании стал вырисовываться макет шикарного
жилища. Я попросил у Творителя пять минут дополнительного времени, чтобы
подбавить роскоши и изящества, - раз уж бывшему беспризорному выпал случай
пожить по-графски, то надо на все сто использовать эту возможность.
- Теперь вы готовы? - спросил Творитель, взглянув на часы.
- Теперь готов! - ответил я.
- Идемте за мной. - Творитель повел меня в прихожую, открыл дверь, которой
я до этого не заметил, и мы вышли в длинный неширокий коридор, стены
которого были окрашены в невзрачный серый цвет. Я шел осторожно, плавно -
чтобы не расплескать мысли и не позабыть всего того, что я себе
напредставлял.
Вскоре мы уперлись в тупик. Творитель взял меня за руку и сказал:
- Сейчас ваши образы будут восприняты моим мозгом и воплощены в явь. Я
сотворю вам ту квартиру, которую вы себе представили.
Он крепко сжал мою руку и уставился в голую стену. И вдруг за стеной
послышался неясный шум, а в стене образовалась дверь...
Творитель ушел, насвистывая какой-то мотив, а я робко подступил к двери и
коснулся ее медной ручки. Ручка была самая настоящая! Тут я нажал на нее -
и дверь открылась.
Я вошел в прихожую. Здесь все блистало графской роскошью. На мраморном
пьедестале стояло в полный рост чучело медведя, и на протянутых передних
лапах медведь почтительно держал золотой поднос. В ушах у зверя блестели
бриллиантовые серьги, а на голове красовался кокошник - вроде как у
дореволюционных кормилиц и официанток; но кокошник был не простой, а шитый
натуральным жемчугом. Стены прихожей, оклеенные вместо обоев золотой
фольгой, красиво отражались в полу из полированного гранита. С потолка
свисала люстра в сто лампочек, на манер церковной.
Ошеломленный этим точным исполнением моего творческого заказа, я пошел
осматривать сотворенную квартиру. Кроме прихожей она состояла из огромной
комнаты, кухни и санузла и еще одной маленькой комнатки. Эта комнатка была
мною придумана просто для количества - понимал же я, что графская квартира
не может состоять из одной комнаты. Но для второй комнаты я ничего
особенного придумать не успел и решил, что она может быть чем-то вроде
детдомовского санизолятора на случай болезни.
Зато в большой жилой комнате, которая имела не менее шестидесяти
квадратных метров, окна были занавешены голубыми плюшевыми портьерами, в
одном углу стоял рояль, накрытый натуральной тигровой шкурой, а в другом
углу находился бильярд. Справа вдоль стены возвышался огромный белый буфет
с медными поручнями - не хуже, чем на вокзале. Полки буфета ломились от
бутылок с коньяком и шампанским. Здесь же имелся большой стол, накрытый
парчовой скатертью, а возле него - диван из красного дерева, обитый синим
сатином. Пол был вымощен синими и белыми метлахскими плитками, а кровать
помещалась на мраморном возвышении. Кровать эта отлита была из чистого
серебра, а панцирная сетка ее сплетена из золотой проволоки, и на этой
сетке лежала перина гагачьего пуха и лиловое шелковое одеяло; простыни же
почему-то не имелось. На стенах повсюду висели охотничьи трофеи - рога
лосей и оленей, моржовые клыки, слоновые бивни и мамонтовые челюсти.
Кухня представляла собой обширное помещение со стенами, отделанными
хрусталем. В ней стояло много кухонных столов из карельской березы, и на
каждом столе - позолоченный примус и инкрустированная перламутром
керосинка. На полках блестели золотые кастрюли, сковородки и утюги.
Кроме всего прочего, в новой моей квартире имелось много зеркал. А ванная
и уборная - те были сплошь в зеркалах.
От всего этого богатства мне даже начало чудиться, будто я в сказочном
сне, - и я стал проверять бытовую технику, чтобы убедиться в том, что все
это - наяву. Я начал нажимать на выключатели - они действовали исправно.
Потом сел перед роялем и ударил пальцем по клавише - рояль зазвучал.
Правда, игре я не был обучен, но факт был налицо: струны звучали! После
этого я направился в ванную и открыл кран - вода шла нормально. И все, что
я проверял, - все действовало без перебоев. Все было без обмана!
Вернувшись в комнату, я разделся, выключил свет и лег на роскошную
серебряную кровать. Но я долго не мог уснуть, мне мешала тишина. Очень уж
тихо было под землей! К тому же под тяжестью моего тела золотая панцирная
сетка начала растягиваться - очевидно, золото было слишком мягким металлом
и не могло заменить собой железо. Я очутился вроде как бы в гамаке: ноги и
голова оказались много выше туловища. Но наконец я кое-как уснул.
Будни подземного рая
Ночью у меня разболелась обмороженная нога, да еще вдобавок золотая сетка
совсем прогнулась, и я нижней частью тела стал ощущать холод мрамора, на
котором стояла серебряная кровать. Проснувшись от всего этого, я решил
обернуть больную ногу тигровой шкурой, лежавшей на рояле, и встал с
постели. Но спросонок я позабыл, что постель стоит на возвышении, и
загремел вниз по ступенькам. Хоть их было всего пять, но все же я набил
шишку на лбу, а нога заболела еще больше. От боли я выругался такими
словами, которые иногда употреблял в дни беспризорного детства. Ответом
мне было глубокое подземное молчанье. Я включил две люстры, проковылял по
холодным метлахским плиткам к роялю, взял шкуру и, не выключая света, лег
на диван.
Но мне не спалось. Жуть стала забирать меня в этой роскошной огромной
комнате, где стояла такая тишина. Тогда я снова встал и начал бродить по
квартире, всюду включая свет. Затем прошел в ванную и открыл краны. Вода с
шумом полилась в ванну и умывальник, и мне стало уже не так страшно.
Приняв все эти меры, я пошел в домашний изолятор. Это была небольшая, в
восемь квадратных метров, комнатка, где стояла простая койка больничного
типа. Остальную меблировку составляли большая плевательница, белый стул и
белый медицинский шкафчик, полный всяких склянок. Здесь было как-то
уютнее, и вскоре я уснул.
* * *
Утром кто-то тронул меня за плечо, и я открыл глаза. Передо мной стояла
Лида.
- Уже утро, лентяй! - весело сказала она. - Мама зовет чай пить. Я еле
нашла тебя. Что это за комната?
- Как что за комната? - ответил я. - Это домашний изолятор, На случай
болезни. Если, например, ангина или коклюш.
- А что у тебя?
- Нет, я лично, если не считать ноги, ничем сейчас не болен, - пояснил я.
- Но раз уж я имею возможность пожить эти три недели как граф-миллионер,
то я должен целиком войти в его быт. По-моему, у каждого нормального графа
имеется свой персональный изолятор. Не станет же такой тип из-за каждой
ангины ложиться в больницу с прочими рядовыми гражданами... А тебе, Лида,
можно задать один вопрос? Скажи, почему у вас здесь никакой живности нет?
Ты могла бы собаку завести какую угодно, здесь ведь не коммунальная
квартира. Я бы на твоем месте завел здесь собак и кошек - жилплощади
хватает и еда бесплатная.
- У нас звери не выживают, - с грустью в голосе ответила Лида. - Была
кошка, да недолго жила. А раз я вороненка с воли принесла, но он тоже не
выжил.
- С воли принесла? - переспросил я.
- Ну да, сверху. Из лесу.
- А ты часто выходишь наверх?
- Нет, я редко выхожу. Отец против этого. Я выхожу наверх только зимой, в
метель. Метель заметает следы, и дороги к нам никто не найдет. Да и то
каждый раз приходится уговаривать отца.
- А тебе не скучновато здесь, Лида?
- Скучновато, конечно, - неохотно ответила она. - Но сейчас, когда ты
здесь, мне веселей... Ну, я пойду. Ты одевайся.
Она ушла легкой походкой, а я встал, умылся и пошел к хозяевам подземного
рая пить чай.
После чая Лида позвала меня в свою комнату. Комната у нее была небольшая и
без всякой роскоши. На стене висели портреты каких-то девчонок.
- Это мои школьные подруги, я с ними дружила, - объяснила Лида.
- А теперь ты встречаешься с ними?
- Нет, - вздохнула Лида и рассказала, что она жила у какой-то дальней
родственницы на Васильевском острове и училась в школе на Двенадцатой
линии, а когда окончила школу, отец забрал ее сюда, потому что у матери
стало неважно со здоровьем. А подруги думают, что Лида теперь живет во
Владивостоке.
- А в Ленинграде ты, значит, бываешь только в метель?
- Да, только в метель.
- А что ты там делаешь?
- Брожу по улицам, по набережным. Смотрю на людей...
- Одна?
- Одна. А почему ты это спросил?
- Так. Я подумал, что с тобой, может быть, кто-нибудь гуляет. Ну,
ухаживает, одним словом.
- Нет, за мной никто не ухаживает. Ведь я так редко бываю там, наверху...
- А что ты здесь делаешь? Как проводишь культурный досуг?
- Я очень много читаю.
- А твой папаня и книги делает из ничего?
- Нет, книг он делать не может. Книги он постепенно перетащил сюда из
города. Он вообще не может создавать ни книг, ни картин, ни музыки.
- Ясно. А чем он сейчас занят? Может, проектирует кое-что еще почище этого
подземного дворца?
- Нет, он больше ничего не проектирует. Он говорит, что теперь ему
довольно сознания, что он может построить что угодно.
- Лида, а ты зайди ко мне на Лиговку, когда будешь в городе. Вместе
погуляем по улицам, в кино сходим.
- Обязательно зайду, - ответила она. - В первую же вьюгу отпрошусь из дому
и зайду. Это будет так интересно!.. Дай мне твой адрес. Вот тебе записная
книжка, запиши его своей рукой.
Затем я стал рассказывать Лиде о себе, о том, как был беспризорным, как
попал в детдом, как жил в нем. Рассказал я и о своем друге Гоше и его
таланте. Девушка слушала очень внимательно, но многое ей было непонятно и
Мне приходилось объяснять ей самые простые вещи.
Поведал я своей новой знакомой и о Тосе Табуретке. Чтобы поднять себе
цену, я соврал, что Тося меня безумно любит и согласна на брак со мной в
любое время, так что все зависит Только от меня... Ах, зачем я сказал это!
Вся моя жизнь могла пойти по иному курсу, если бы не эта ненужная ложь.
Через два дня в подземном раю праздновали день рождения Елизаветы
Петровны. Я тоже был приглашен. На этот раз на столе стояли разные
роскошные блюда и бутылки с дорогими винами. Но пили все очень мало, -
кроме меня, пожалуй. Я приналег на какое-то очень вкусное вино с
иностранной наклейкой и захмелел. Однако никакого хулиганства с моей
стороны допущено не было.
После кофе с пирожными Елизавета Петровна села за пианино и стала играть
какую-то серьезную музыку, но затем, видя, что до меня это не очень-то
доходит, тактично завела патефон и слушали "Ах, эти черные глаза",
"Стаканчики граненые", "У самовара я и моя Маша" и другие хорошие
пластинки. Потом Лида, по моей личной просьбе, исполнила на пианино
"Рамону", а затем Елизавета Петровна спросила, не пою ли я. Я ответил, что
таланта у меня нет, но что я знаю довольно много песен.
- Спойте нам что-нибудь эмоциональное, - попросила Елизавета Петровна.
Что такое "эмоциональное", я в те годы, по своей тогдашней
малообразованности, точно не знал.
- Я исполню вам "Гоп со смыком", - заявил я. - А еще из эмоционального я
знаю "Ударили Сеню кастетом по умной его голове" и "Сижу один я за
решеткой".
- Просим! Просим! - воскликнули все, и я с чувством исполнил
вышеупомянутые песни и в первый и последний раз в своей жизни был
вознагражден аплодисментами. Только Лида не хлопала, ей видимо, мое
исполнение не очень понравилось. Я не обиделся. Я подумал: "Эх, нет здесь
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг