Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
какая сводка?
     - Откуда я знаю. Если б было что-нибудь хорошее, то сказали бы.
     - А ты знаешь, сколько отсюда до Ленинграда?
     - Ну километров двести пятьдесят. Ленинград, слава богу...
     - Нет, не слава богу. По моим подсчетам, от нас до Ленинграда примерно
сто семьдесят по  прямой. Вот там Псков,  он у  немцев,-  Вася ткнул  рукой
куда-то  вправо.  -  Вот  там  Старая  Русса,  вот  здесь  Луга.  А вот там
Ленинград,  -  Вася повел руку вниз. - Так что не слава  богу... Скоро  мы
вступим в город над Невой, как его именуют некоторые журналисты.
     - Вася, не наводи на меня паники,- ответил я,- Ленинград далеко... А
вот что у нас тут? Тебе не показалось, что они нас обходят?
     -  На  мужественном лице  покойного  застыло выражение  непоколебимого
оптимизма... Толя, они же нас обошли.
     - Боевой пост  бросать! Сволочь  такая!..-  загремел за  моей  спиной
голос, я даже сразу  не узнал чей. Оглянулся - это командир взвода.  Он был
вне себя.
     -  Товарищ  лейтенант, я только на минутку, -  тихо сказал я,- У нас
вот с ним цинка на двоих...
     - Арш на место! - крикнул лейтенант, но уже  без всякого раздражения.
- Что это за шлянье!
     Он  побежал  куда-то в конец  окопа, а я в два прыжка очутился на своем
месте.  Я  понял,  что  дело  тут  не  во  мне,  что  взводный  чем-то очень
встревожен. Меня не обидело, что  он  наорал на меня. Никогда у меня не было
предвзятой  нелюбви  к  начальству,  как у некоторых других.  В детдоме моим
начальством  были воспитатели, а в техникуме - преподаватели, и  ни от тех,
ни от этих  я не  видел  ничего плохого.  Наоборот, они делали все, чтобы из
нас, бывших  маленьких гопников  и лодырей, получились  мало-мальски стоящие
люди. Еще  я вспомнил, что мечтал в детстве стать командиром, когда вырасту.
Будь  я  сейчас  командиром, тоже, наверно,  психовал бы; может,  обложил бы
кого-нибудь покрепче, чем наш взводный.
     - Что, получил вентиляцию?  -  сказал Логутенок, подходя ко  мне.  -
Здесь тебе не  гражданка! Хоть под себя  ходи, а  поста не бросай!..  Дай-ка
закурить твоих хороших, пока у нас тихо. Вон справа-то как гремит...
     - Товарищ сержант, они нас обошли?
     -  Слушай, ты же  студент,  культурный  человек!..  Ты  тоже  понимать
должен...  С  соседями связи нет, с  батальоном  связи нет.  Мы скоро  отход
начнем.


x x x
     Когда  скомандовали отход, мы первым делом  бросились  по боковому ходу
сообщения в блиндаж; он был вроде  комнатки с  земляными стенами, только без
потолка;  наверно,  накат  окопницы  не успели  сделать.  Здесь  лежали наши
скатки,  вещмешки,  фляги. Похватав каждый свое, стали  гуськом вылезать  из
траншеи - там, где она шла по самому склону. Скоро все очутились по  другую
сторону высотки и двинулись через редколесье к деревне Меро, которой не было
видно.
     Мы  отходили в порядке, взводами.  Но,  конечно, не в строю. В пределах
своего  взвода каждый  шел  с кем хотел. Я  шагал рядом с Васей  Лучниковым,
впереди  шел  Логутенок,  позади  нас  брел  Барышевский.  Комроты  Веденеев
появлялся  то здесь, то там.  Он  то пропускал взводы  мимо себя, то обгонял
нас; рядом с ним все время  ходил связной. На лице ротного был страх, скрыть
его  он не  мог, хоть и старался. Это был  не  тот страх за себя,  который я
испытал,  когда с неба строчили "мессера", - это был страх за всех нас и за
то дело, за которое капитан был в ответе.
     Ноги  уходили  в мох,  как в снег. Все  время приходилось петлять между
кочками. На потную шею налипали мелкие  мошки,  спину под  скаткой зудило, и
нельзя было  почесать ее.  Пахло  болиголовом и тлеющим торфом. Над  низиной
висела  легкая синеватая дымка. Далеко впереди высоко-высоко  кружил ястреб.
Для него не было войны. Он был двойником того, который летал там, над речным
островком,  когда  мы  с  Лелей ездили на  лодке за сиренью. Неужели все это
было?
     - О чем ты думаешь? - спросил Вася Лучников.
     - Так, вообще... Не могу я привыкнуть, что - война. А ты о чем?
     -  Об  том же  самом... В край  забвенья, в сень могилы,  как слоны на
водопой, ангелы и крокодилы общей движутся тропой... Как ты думаешь, чем эта
война кончится?
     - Кончиться она должна  хорошо. Она  слишком уж плохо  началась. Когда
вначале идет плохо, то потом всегда получается хорошо. Уж это я знаю.
     -  А по-моему, что плохо  начинается, то  плохо и  кончается. Если  ты
закурил  "Ракету",  то  после  четвертой или  пятой  затяжки  она  не станет
"Казбеком". По-моему, мы эту войну проиграем.
     Я оглянулся, посмотрел налево и направо. Нас никто не подслушивал.
     - Слушай, Вася,  таких вещей говорить не стоит. Конечно, жаловаться на
тебя начальству я не  побегу,  не в этом  дело.  Но если такие мысли  есть в
душе, то пусть они там и лежат. А если их выговаривать словами, то они вроде
бы становятся ближе не к мысли, а к делам. ,И тебе самому от этого тяжелее.
     -  Ты,  Толя,  не думай,  что я против этой войны,- тихо ответил Вася
Лучников. -  Я знаю, что  мы ее проиграем, но я ж  не говорю, что мы должны
сдаваться  этим сволочам  и  ложиться  лапками вверх.  Прежде  чем  они  нас
победят, нам  надо этих  сволочей перебить как  можно больше,  чтоб  помнили
нас... Ну, хоть идти теперь полегче.
     Местность стала посуше,  повыше.  Здесь  уже рос  не  мелкий сосняк,  а
высокие сосны. Короткий остистый мох пружинил под ногами, помогая ходьбе.  В
бору стоял плотный теплый воздух, пахнущий смолой, нагретой хвоей. Но к нему
был подмешан горьковатый запах торфяной гари.
     Совсем близко,  слева  от  нас, загрохотали винтовочные выстрелы.  Одна
пуля со свистом ударила в можжевеловый куст возле меня, и он весь вздрогнул.
"Залечь!"-крикнул кто-то, но все залегли еще  за мгновение до этой команды.
Там, слева, прогремело еще несколько  выстрелов, но  свиста пуль уже не было
слышно. Стали доноситься  крики,  слов разобрать  я не мог. Я лежал, положив
винтовку на  корень сосны, выступающий из  мха.  Далеко, в  просветах  между
стволами  деревьев,  мне видна была маленькая сосенка  на  маленькой поляне.
Солнце  падало  прямо на нее,  она  стояла,  ничего  не понимая,-  веселая,
легкая.  Как  около  нее  кто-нибудь  покажется  -  надо  стрелять,  попаду
наверняка.
     Внезапно мимо  нас протопал  в полный рост наш  взводный, за ним бежало
несколько  бойцов. За  ними  со  связным  и  двумя бойцами  пробежал капитан
Веденеев.  В  руке  у  него  была  неизвестно откуда  взявшаяся  симоновская
винтовка с ножевым штыком. Эти красивые, ладные на вид винтовки отказывали в
стрельбе, чуть немножко пыли  или песку попадет в механизм, и только штыки у
них были хорошие.
     - Не стрелять! - закричал капитан, скрываясь между стволами.
     Издали  слышались  голоса. Опять  грохнуло  два выстрела,  потом  взрыв
криков. Похоже, что это просто ругались. Голоса стали приближаться.
     - Свои! -  сказал  Логутенок, поднимаясь со мха. -  Немцы  пока  еще
матом говорить не умеют.
     Наши быстро вернулись. С  нашими пришло человек пятнадцать  бойцов. Они
оказались из другого полка. Вид у них был измученный и какой-то помятый, и в
то же время настороженный. Один был без винтовки. Около рта у него запеклась
кровь, рукав гимнастерки - тоже в крови. Его вели под руки двое, а он шел и
мотал головой как заведенный. Его контузило.
     Некоторые из  наших  подбежали  к  этим бойцам, чтобы расспросить,  что
делается там, где они были. Но капитан приказал отойти  от них.  Он дал им в
начальство  одного сержанта, и эти пятнадцать  пошли  дальше одним  путем  с
нами, но  в то же время как  бы и  отдельно. Логутенок объяснил мне: это для
того, чтобы они не развели паники.
     И мы пошли дальше.
     Лес  поредел, начался березняк, потом  кустарник. Мы вышли  к петлистой
луговой  речке,  совсем мелкой,  перешли ее  вброд  и  очутились  на  топком
заливном  берегу,  очень  широком для такой небольшой речки. Впереди  чернел
лес,  справа виднелся мост  шоссейки. Здесь, на пойме, росла только  высокая
темно-зеленая болотная трава  да  лютики.  Вот тут-то  нас и  застал огневой
налет.
     Вряд ли они засекли нашу роту, наверно, били  на всякий случай, на кого
бог  нанесет: сперва  снаряды,  летя над  нами  с берущим  за душу  свистом,
рвались далеко правее нас, ближе к мосту. Потом свист стал короче, а разрывы
громче.  Мы  залегли.  Я пока что не  чувствовал  большого страха, и  только
неприятно было ощущать, как постепенно намокает одежда на груди и  животе от
этой низинной сырости.
     Но вот  разрывы приблизились. Теперь  зыбкая почва  вздрагивала от них,
как студень. Сквозь просветы  между травинками я видел эти разрывы. Они были
не  черного, а  какого-то  странного рыжего, красно-бурого цвета.  Когда они
стали  еще ближе, я уткнулся лицом в траву. Но мне чудилось, что я все вижу:
и что  впереди,  и что позади, и что наверху. Будто я весь - огромный глаз,
всевидящий и беспомощный,- глаз,  который сейчас проткнут  - и тогда конец
всему. Казалось, снаряды летят сюда  не с дальней  артиллерийской позиции, а
какая-то огромная, стометровая  невидимая сволочь  ходит здесь, нагибается и
втыкает в эту топь страшные железные зерна-и они сразу прорастают взрывами.
И  все же  сквозь страх я понимал,  что к чему. Я понимал, что нельзя сейчас
сорваться с  места  и  бежать:  это еще хуже. Понимал  и  то,  что вовсе  не
обязательно меня убьет: поле большое, всего его не накроешь снарядами. Может
убить, но может и не убить.  Может убить, но может и не убить... Может убить
(вот где-то сзади, совсем близко, ударило), но может и не убить...
     ...Метрах в пяти воткнулось в землю что-то  тяжелое -  так,  что почву
вокруг  вспучило и  закидало меня грязью. Сердце  остановилось. В  этот  миг
кто-то  ударил меня  по  боку и что-то  крикнул.  Я  мгновенно понял  все  и
почувствовал, что пячусь как рак и рядом со  мной пятится Вася Лучников.  Но
скорость у нас  была не  рачья, не всякий бегун обогнал бы нас. Мы  отползли
метров  двенадцать,  потом  оба,  будто  сговорившись,  вскочили на  ноги  и
пробежали  еще метров десять - и  опять оба, словно у  нас это давным-давно
было условлено, плюхнулись  наземь. Но там,  откуда мы  отползали и убегали,
ничего особенного не произошло.
     -  Камуфлерт! - облегченно прокричал кто-то возле нас.  - Камуфлерт!
Не разорвался!
     - Не камуфлерт,  а камуфлет! - поправил Вася, говоря куда-то в землю.
- Очень  жаль, что умираем, умираем иногда, а ведь жизнь была бы раем, коль
не эта б ерунда.
     -  Слушай,  заткнись! -  сказал я,  не  поднимая лица  от травы.- Не
изображай, будто тебе не  страшно.-  Мне показалось, что он может накликать
беду такими шуточками и следующий снаряд долбанет нас.
     - Мне именно страшно, - даже с какой-то обидой ответил Вася. - Одни,
когда им  страшно,  молчат, а другие  не могут молчать... Ну, кажется, можно
складывать зонтики.
     Обстрел кончился.
     Все  начали  подыматься,  но   как-то  сонно,  нехотя,   потягиваясь  и
поеживаясь.    Гимнастерки   и    брюки   у    всех   стали    двухцветными:
сзади-нормального цвета  хаки,  спереди -  темно-зелеными. Мне вспомнились
платья "день и ночь" Люсенды и Веранды. Тогда, в день Восьмого марта, я ушел
с  танцев,  даже  не попрощавшись  с  Люсендой. Нет,  она  не  обиделась.  В
понедельник была  такая же,  как всегда. "Ведь мы с тобой друзья,  а  друзья
друг  на друга не обижаются..."  Как  далеко все это!  Как  все  хорошо было
прежде, и  как все плохо  теперь! Будто я долго-долго сидел в теплом, уютном
кинозале, смотрел хорошую-хорошую картину, а потом война пинком выгнала меня
на холод, в слякоть, черт знает куда...
     Казалось,  нас  столько  же  встало, сколько  залегло.  Но  нет,  двоих
недосчитались. Около воронки, ближе к речке, валялась искореженная винтовка;
какие-то красные  тряпки, ошметки  были расшвыряны далеко  по  траве. На дне
воронки, сквозь мутную воду, виднелась сплющенная коробка противогаза.
     Мы пошагали через пойму  дальше, к  лесу. День  продолжался,  до вечера
было  далеко,  но мне очень  захотелось  спать. Прилечь бы,  вздремнуть  бы,
приткнуться бы куда  угодно,  не  снимая гимнастерки, не разматывая обмоток.
Под любой куст, на любую  траву, сухую или мокрую... Глаза слипались, я шел,
не глядя под ноги.  Должны же наконец объявить привал! Вот  дойдем  до этого
леса - и привал...
     Сзади, с  того  берега, откуда  мы  шли, раздались негромкие  выстрелы;
похоже, что стреляли  из пистолета.  Потом  грохнула винтовка.  Свиста  пуль
слышно не было.
     Все остановились, некоторые залегли. Сержант  Логутенок остался стоять,
и я,  глядя на него,  тоже. Выстрелов больше не слышалось. Зато стали слышны
крики. Капитан Веденеев поднес к глазам бинокль - и сразу же опустил его.
     - Там Колыван! - крикнул он нашему взводному.- Идемте со мной!
     Они    торопливо    прошли    мимо    нас.    Лица    у    обоих   были
тоскливо-настороженные. Я заметил, что у капитана гимнастерка сухая и сзади,
и спереди. Значит, он не лег во время артналета? Но  зачем? Почему? Командир
не должен лично вести бойцов в атаку,  а также зря рисковать собой - это  я
помнил, это я читал.
     - А кто это Колыван? - спросил я Логутенка. Выше ротного начальства я
еще никого не знал.
     - Командир  батальона  - вот  кто! -  строго  ответил  Логутенок. -
Такого тебе стыдно не знать,  а еще студент!.. Тяжело нашему  ротному сейчас
придется,- добавил он, понизив  голос.- За  оставление позиции...  Приказа
свыше  не  было...  Могут  и  шпалу снять. Он  и  так на  роту с  понижением
поставлен.
     - Он же не виноват, что немцы нас обошли. "
     - Это не нам  с тобой судить! -  отрезал Логутенок. - Судильщик  еще
выискался! Здесь тебе не гражданка.
     Мы стояли среди этой низины, не зная, что  будет дальше. Никаких команд
никто не подавал.  Все поняли, что сейчас можно курить,  и около тех, у кого
не  отсырели  спички, возникли группки  прикуривающих. Я вытащил из брючного
кармана помятую коробку "Северной Пальмиры". Папиросы еще годились в дело. Я
поделился с Логутенком.  Он чиркнул зажигалкой, сделанной из  патрона. Сырой
табак  тянулся  плохо, дым  казался  кисловатым  -  и  все  равно это  была
благодать.
     - Идемте, сиделище нашел! - сказал Вася Лучников, подойдя к нам.
     -  Мне сидеть  не положено,- ответил  Логутенок, а я  пошел вслед  за
Васей.  Шагах в  двадцати  в траве лежало  бревно.  Его, видно, занесло сюда
весенним паводком. Мы сели на сухое  и теплое дерево,  и сразу же  прибежало
несколько человек. Все  длинное бревно  теперь было под сидящими. Мы  сидели
лицом  к  тому берегу, от которого  ушли.  Нам была  видна группа военных  с
винтовками, человек двадцать. Трое, без винтовок, стояли отдельно.
     - Что-то там насчет нас решают, - сказал кто-то из сидящих.
     - А вдруг мир опять начался? - с надеждой молвил другой.
     - Мир нам теперь будет на том свете,- мрачно высказался Барышевский.
     -Вон как твой мир гремит,- сказал красноармеец Баркун, мотнув головой
вправо. И правда, гремело не тише, чем утром. Только теперь грохот сместился
к востоку.
     - Он  в нас снаряды какие-то новые  бросал, - молвил Барышевский.  -
Видали - разрывы не черные, а рыжие какие-то.
     - Не, нормальные снаряды, - сказал Баркун. - Мы на торфу здесь. Этот
торф, когда его взрывом подымет, такой цвет дает. Торф, когда пластом лежит,
черный, а на самом деле он коричневый.
     Сидящий справа  от меня Рыбаков вдруг ни с того ни с сего плавно развел
руки, будто растянул мехи гармошки, и пропел: "А вернешься домой, и станцует
с тобой гордая любовь твоя..."
     - Станцует, да с кем другим, - угрюмо пробурчал Барышевский. - Нас к
тому времени Гитлер всех отоварит.
     - Заткнись, - сказал я.- Сейчас бы поспать.
     - Любил  он явленья природы:  мимозу, грозу,  осетра, котлеты, коньяк,
корнеплоды и  сон  без кальсон до  утра,  -  ровным  голосом произнес  Вася
Лучников.  Некоторые с насмешливым удивлением  посмотрели в  его  сторону, а
некоторые негромко засмеялись.
     В   траве  спокойного  темно-зеленого  цвета  желтели  крупные  лютики.
Маленькие  букашки,  тихие твари, у которых нет души,  а есть только  жизнь,
вползали  на  мокрые  обмотки. Накурившись,  мы развязали вещмешки  и  стали
жевать хлеб и грызть  кусковой сахар.  Но есть  не очень-то хотелось,  и  мы
опять  закурили.  Сидели,  негромко переговариваясь, впитывая в  себя покой,
ощущение неподвижности.
     Через десять минут был дан  приказ идти обратно. Мы пошагали по  топкой
пойме  мимо  воронок, опять перешли речку,  опять вернулись  в  тот  бор, из
которого вышли, и повернули вправо.




27. ЧАС АТАКИ

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг