Проиграл свое пальто,
Пару брюк и два кольца,
Ламца-дрица гоп ца-ца!
Я знал: если он поет эту залихватскую частушку - значит, у него
хорошее настроение.
x x x
1941 год я надеялся встретить с Лелей.
Сперва я хотел вытащить ее на встречу Нового года к нам в техникум, но
она побоялась, что там будет очень шумно и весело, а ей не до веселья. Она
еще не привыкла к мысли, что у нее нет больше брата. Правда, она уже не
плакала о нем, по крайней мере при мне, но она стала немножко не такой,
какой была, - стала не то серьезнее, не то строже, не то просто грустнее.
Мы с ней с того дня не обнимались, не целовались, хотя встречались часто. Я
боялся обидеть ее.
Тридцать первого декабря я купил бутылку хорошего портвейна "Ливадия",
постоял в очереди у "бывшего Лора" на углу Среднего и Восьмой линии - за
пирожными, и пошел к Леле встречать Новый год, - так было условлено. Но
едва я вошел в прихожую, как на меня повеяло холодком. Встретила меня Леля
не очень-то ласково. Когда я снял пальто, она равнодушно взглянула на мой
новый костюм и небрежно бросила:
- Брюки широковаты.
- Мы с Костей специально мастеру в руку сунули, чтобы он брюки нам
пошире скроил,- обиделся я. - Еле уломали, он говорит, что от начальства
ему влететь может. А ты недовольна!
- Ах, не все ли равно, какие брюки, какие пиджаки, какие юбки, какие
шляпки, какие тряпки! - не то шутя, не то сердясь сказала она. - Все это
не имеет никакого значения для мыслящих людей. И вообще...
- Значит, я, по-твоему, не мыслящий! И значит, тебе больше нравится,
если я как гопник буду ходить... Это ты вроде Кости заговорила, он любит так
рассуждать.
- А Костя твой где Новый год встречает? - уже более мирно спросила
она.
- Пойдет на Петроградскую, будет встречать с одной кошкой-милашкой.
Предстоит новогодняя ночь любви к ближнему... А где твоя тетя Люба?
- Моя тетя Люба ушла к знакомым. Но тебе здесь такой ночи не
предстоит. Если ты за этим пришел, то можешь идти на Большой. Там много
кошек-милашек гуляет.
- Леля, да что с тобой такое! Опять нахлыв?
- Ничего со мной такого! Такая, как всегда...
-Не дай боженька, чтоб ты всегда такая была!
- Если я тебе не нравлюсь такой, то зачем ты приходишь ко мне?! Иди к
своим кошкам-милашкам.
- Ну и пойду! Захочу - и пойду!
- Ну и иди!
- Ну и пойду! - Я сдернул с вешалки пальто, торопливо напялил кепку.
- Уходи сейчас же! - Она подбежала к наружной двери и распахнула ее.
Я вышел на лестницу и, не оглядываясь, зашагал вниз. За мной резко
хлопнула дверь. Когда я спустился до третьего этажа, дверь наверху с шумом
открылась, послышались шаги... Сейчас Леля крикнет в пролет, как в романсе:
"Вернись, я все прощу!" или что-нибудь в этом роде - и я взбегу наверх.
-Никогда не приходи ко мне!- крикнула она, и мимо меня пролетело
что-то небольшое серое и мягко шлепнулось внизу. А наверху гулко
захлопнулась дверь.
Я спустился вниз, на аптечную площадку. Здесь на серых плитках пола
лежал пакет с пирожными от "бывшего Лора". Вернее, то, что от пакета
осталось. Упаковка лопнула, раскрылась, пирожные разломались, разлетелись. Я
вспомнил, как Леля рассказывала об обманутой девушке-самоубийце, которая
потом "лежала в гробу как живая". "По закону свободного падения тел эта
девушка упала тогда вот на эти же самые плитки", - подумал я.
Когда вышел на улицу, меня охватило чуть пьянящее ощущение свободы,
когда терять уже нечего. Торопливо пошел я к Неве, будто там меня кто-то
ждал. На набережной в этот час было холодно и безлюдно. Лихтера,
пришвартованные на зиму к гранитной стенке, стояли впаянные в лед. В борту
черного морского буксира празднично светилось несколько иллюминаторов,
оттуда слышалась патефонная музыка. Мужской голос пел:
Это было весною,
Когда фиалки цвели,
Нам казалось с тобою,
Что весь мир - мы одни.
Ах, это было забвенье...
Миновав Горный институт, я свернул к Масляному буяну, уперся в
заводской высокий забор и пошел вдоль него, сам не зная куда. Кругом никого
нет. Редкие фонари. Здесь меня вполне могут принять за иностранного шпиона.
На мне хороший костюм и дрянное пальто. Я торопливо свернул в какой-то
проулок, где сновали люди. Потом вдруг очутился на длинной и совсем
безлюдной улице. По обе стороны тянулись заводские корпуса, неярко светились
большие длинные окна. Видны были рабочие у токарных и фрезерных станков,
тускло поблескивали колонны радиально-сверлильных. Из открытых, обтянутых
пыльными сетками фрамуг слышался ритмичный шум, похожий на шум большого
ливня. Порой, врываясь в эту ритмику, где-то тонко и тревожно взвывал
шлифовальный станок. Я шагал по этой улице совсем один, как во сне или как в
кино.
Когда вернулся домой, из-под дверей нашей комнаты виднелась полоска
света. Это меня удивило и даже обрадовало: а что, если вдруг это Леля
пришла? Но когда я распахнул дверь, обнаружил Костю. Он сидел за пустым
столом - нарядный, сердитый и совершенно трезвый. Уж не задумал ли он снова
начать прозрачную жизнь?
Но Костя быстро рассеял мои подозрения. Оказывается, когда он явился со
своей знакомой к инвалиду, который обычно предоставлял ему ночное убежище,
тот был пьян, да еще не один: к нему приехал брат из Пскова. И Косте со
своей кошкой-милашкой пришлось уйти не солоно хлебавши. Вдобавок она
обиделась, обозвала Костю трепачом и пошла встречать Новый год в другое
место.
-Но ты-то почему здесь? - спросил меня Костя и пристально посмотрел
мне в глаза. - ЧП какое-нибудь?
- ЧП. Меня отшили.
- Иди ты! Леля?
- А кто же еще! Она самая. Твои прогнозы были верные. В одну телегу
впрячь не можно...
- Чухна, это ты всерьез?
Я стал рассказывать, как это произошло. Я знал: Косте можно доверять
все. Чужая беда его никогда не радовала и не утешала, даже в дни, когда ему
самому приходилось плохо. Он слушал внимательно и огорченно, уставясь на
меня своим единственным зрячим глазом. Потом закурил "Ракету", начал ходить
по комнате.
- Чухна, дам тебе один совет, - начал он. - Взгляни, не жмурясь, в
лицо жестоким фактам. Ты потерпел моральный Дюнкерк. Твои дивизии сброшены в
море, оружие и боеприпасы захвачены противником. Ты должен признать свое
поражение и начать жизнь заново. Тебе надо погрузиться в бытие, полное новых
впечатлений и переживаний. Тогда ты забудешь эту девушку. Тем более, она
создана не для тебя.
- На этот раз ты, пожалуй, прав, - согласился я. - Только как это
"погрузиться в бытие"? Легко сказать...
- А еще легче сделать! - отрезал Костя.- Для начала погружения
поедем встречать Новый год к Люсенде и Веранде. Веранда делала намеки, что
она и Люсенда не возражали бы против нашего присутствия. Собирайся!
Я взглянул на ходики. Было без двадцати минут двенадцать.
- Мы опоздаем, - сказал я. - И потом, они нас и не ждут. Мало ли что
Веранда делала подходы... Ведь договоренности нет.
- Не увиливай от погружения! - строго заявил Костя.- Тем более, мы
придем в гости не с пустыми руками. - Он вынул из шкафа сеточку с двумя
большими бутылками плодоягодного. - А у тебя ничего нет?
- Бутылка осталась у Лели.
- Наплевать, двух вполне хватит... Бутылку она, значит, не сбросила с
шестого этажа?
- Наверно, просто забыла, - ответил я, надевая пальто.
- Побоялась, что попадет в твою умную голову и повредит твой
мыслительный аппарат. Откуда ей знать, что он у тебя отсутствует.
- Закройся! Ты больно умен! - крикнул я Косте, выбегая вслед за ним
из комнаты.
Мы добежали до трамвайной остановки и на ходу вскочили в задний вагон.
Трамвай ехал раскачиваясь, торопясь, все ускоряя ход. Никто в него больше не
входил, на каждой остановке он только терял пассажиров. Вскоре в вагоне
осталось четыре человека: пожилой кондуктор, Костя, я да какой-то дядька в
валенках, дремавший в противоположном углу.
- Сколько сейчас? - спросил я кондуктора. Тот не спеша отстегнул
пуговицу на потертой шубе, полез во внутренний карман, вынул часы -
большие, медные, с черными узорчатыми стрелками.
- Без трех минут сорок первый, - сказал он. - Опоздали, ребята. Без
вас встретят.
- Мы и здесь встретим, - нашелся Костя. - Ведь фактически времени
нет. Если взять колбу и создать в ней абсолютный вакуум, то в ней не будет и
времени, ибо время - это только промежуток между двумя событиями. Если же
условиться, что время существует как объективный фактор, то оно должно
одинаково учитываться субъектами в любых точках пространства. Эрго: Новый
год, встреченный в движущемся трамвае, ничуть не хуже Нового года,
встреченного в какой-либо неподвижной точке: в ресторане, в частном доме, в
психиатрической больнице, под забором...-С этими словами он вынул из
брючного кармана перочинный нож и стал счищать сургуч с горлышка одной из
бутылок. Потом отогнул штопор и с ловкостью почти профессиональной вогнал
его в пробку. - Готово!
- Вот это вы правильно! - уважительно сказал кондуктор, но нельзя
было понять, к Костиным словам или действиям относится это замечание.
- Вы первый, папаша! - предложил Костя, протягивая ему бутылку.
- Нет уж, ребята, почните вы, - скромно ответил кондуктор. - А я
после.
- Пей! - повелел Костя, сунув мне в руки бутылку.-Пей! Мы уже
въехали в Новый год.
- За удачу! - провозгласил я тост. - Пусть этот год будет счастливым
для всех нас! И для тебя, Синявый! - Я запрокинул голову и стал глотать
вино. Здесь, в холодном вагоне, оно казалось очень вкусным. За мохнатым от
инея окном, вздрагивая, проплывали городские огни. Мне вдруг стало очень
хорошо. Мир показался торжественным, светлым и грустным. "Леля, будь
счастлива в этом году!" - произнес я про себя.
- Пей, но не забывай других! - пробурчал Костя, отбирая у меня
бутылку. - Пусть этот год будет годом без ЧП. А в частности, Чухна, пью за
твое глубокое погружение в бытие. Через Дюнкерк - к Тулону и Аркольскому
мосту! - Костя приник к бутылке и замолчал. Потом старательно отер горлышко
рукавом.
- Ваша очередь! - сказал он кондуктору.
- Ну, ребята, за Новый год! Чтоб ничего такого, чтоб все хорошо было в
сорок первом! - Кондуктор оглянулся по сторонам, сделал несколько изрядных
глотков, отер горлышко рукой. Бутылка пошла по второму кругу.
x x x
Дверь нам отворила Веранда. На ней было новое платье фасона "день и
ночь": спереди - из куска белой материи, сзади - из черной. Веранда,
кажется, совсем не удивилась нашему внезапному появлению.
- Ага, пришли! - констатирующе сказала она. - Снимайте свои бобры.
Нравится вам моя новая прическа? - Она тряхнула пышной, завитой кудряшками
головой. - Не хочу походить на Люську прилизанную.
-Не нравится,- честно объявил Костя.-Ленпушнина. Баран в мелкую
стружку.
- Ничего-то он не понимает! - без обиды, нараспев произнесла Веранда.
- Идемте к столу... Нет, прежде я Люську сюда вытащу. Она будет довольна.
Веранда побежала по коридору к дальней комнате, откуда доносились
веселые, уже не совсем трезвые голоса. Здесь, в большой прихожей с потертыми
зелеными обоями, пахло духами, лимоном, елочными свечками. Веранда уже
шагала обратно, держа за руку сестру. На Люсенде тоже было платье "день и
ночь", только "ночь" у нее находилась спереди. Мне показалось, что и Люсенда
приходом нашим не удивлена, скорее просто обрадована. Дома она не казалась
такой недотрогой, такой цирлих-манирлих, как в техникуме. Но и здесь в ней
оставалась какая-то сдержанность.
Девушки привели нас в большую комнату, где за столом, уставленным
бутылками и закусками, сидело человек двадцать - люди все больше пожилые.
Они все были
из этой же квартиры; по-видимому, квартира была дружная, праздники
справляли в складчину. Веранда стала нас знакомить с каждым поочередно, но
имена и отчества сразу же выскакивали у меня из головы. Потом неугомонная
Веранда начала перетасовывать сидящих, чтобы усадить новых гостей. Меня она
поместила рядом с Люсендой на торце стола. Я сразу же заметил, что Люсенда
стесняется сидеть со мной на председательском месте, у всего света на виду,
и хотел было пересесть. Но тут нас с Костей заставили пить штрафную. После
стопки какой-то крепкой смеси я уже не захотел пересаживаться. Я увидал, что
все пьяны и никому до того, кто с кем сидят, никакого дела нет.
- Люся, почему ты не пьешь? - спросил я.
- Я уже пила. Но, если хочешь, я выпью с тобой. Только ты, пожалуйста,
закусывай. - Она положила мне на тарелку винегрета. - Ешь, пожалуйста.
- Люся, а я что? Пьян уже разве?
- Нет, не очень... У тебя какая-то неприятность? Я искоса посмотрел на
нее. Она сидела, не глядя на меня, слегка наклонившись над столом. В
светлых, гладко причесанных волосах отражались огоньки елочных свечей.
- Ты угадала, - признался я. - Неприятность. Но тут никто не
поможет. Тут дело в одной девушке. Тут, ты понимаешь...
- Не надо никому рассказывать, - прервала она меня. - Завтра тебе
будет стыдно, что ты что-то рассказал.
На другом конце стола кто-то пробовал запеть "Катюшу", но пока что
пения не получалось. Зато очень хорошо был слышен голос Кости. Справа от
него сидела Веранда, но с ней ему было неинтересно. Она не подходила под
рубрику скромной интеллигентной девушки. В то же время не подпадала она и
под стандарт кошки-милашки
- Они отхватили себе такой кус в Европе, что сразу им его не
переварить! - кричал Костя в ухо соседу слева. - Их сырьевой и
промышленный потенциал полностью еще не отмобилизован, им в ближайшие годы
нет смысла делать дранг нах остен... У них на очереди добрая старая Англия,
и ей в этом году придется плохо!
Веранде надоело сидеть, она вскочила из-за стола и подбежала к
самоварному столику. На его темной мраморной доске вместо самовара стоял
темно-зеленый патефон. Веранда начала быстро крутить ручку. Потом не
опустила, а прямо-таки бросила тонарм на пластинку. Пластинка
взвизгнула от укола иглы, от боли, потом зашипела, а уж потом запела:
Сердиться не надо, мы ведь встретились случайно, Сердиться не надо, в
этой тайне красота, Сердиться не надо, хорошо, что это тайна, Сердиться не
надо...
Послышался шум отодвигаемых стульев - из-за стола стали выходить
желающие потанцевать. Веранда вдруг подскочила к нам:
- Чего сидите как сычи, жених и невеста? Поцелуйтесь ! - Она взяла
нас за головы и легонько подтолкнула друг к другу. Получился поцелуй не
поцелуй, а что-то вроде того.
- Как ты смеешь! - рассердилась на нее Люсенда. - Это уж я не знаю
что! Совсем распустилась!
- Глаза у нее вспыхнули благородным гневом, она засмеялась
геометрическим смехом и прыгнула в пропасть!- отчетливо произнесла Веранда
и захохотала. Потом подошла к какому-то дяденьке и стала с ним танцевать.
- Идем и мы, - предложил я Люсенде. - Только я неважно танцую, тем
более танго.
- Я тоже неважно, - улыбнулась она. - Попробуем. Я осторожно обнял
ее, и мы вошли в толпу танцующих. Танцевала Люсенда хорошо, она, в сущности,
вела меня. С ней было легко. Все вокруг плавно покачивалось, плыло куда-то.
Огоньки свечек на елке тихо колыхались. От Люсенды пахло черемуховым мылом,
чистотой. Праздничная радость прихлынула ко мне. Все было праздничным, весь
мир - несмотря ни на что - был праздничным. И впереди, за легкой дымкой
неизвестности, тоже угадывалось что-то праздничное и светлое... Меня
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг