Вадим Шефнер.
Сестра печали
Изд. Лениздат, 1975 (?)
OCR, spellcheck: Koctya Boyko
1. БЕСПРИНЦИПНЫЙ ЩИПОК
В этот день последние два часа посвящались военному делу. Я мог бы и
пропускать их: у меня была отсрочка по призыву из-за легких. Правда, все:
давным-давно зарубцевалось, а все равно - отсрочка. Но на занятия эти я
все-таки ходил, не ходить было как-то неловко: все ходят - а я рыжий, что
ли? Вот и Костя ходит, а он чистый белобилетник.
Военный кабинет временно помещался в подвале техникума, в бомбоубежище,
в одном из его отсеков. Мне там нравилось. Нравились побеленные своды
потолка и шершавый бетонный пол, и эти столы с ножками крест-накрест,
сколоченные из необструганных досок, и легкий запах земляной сырости, смолы
и ружейного масла. Все здесь было не так, как в других аудиториях техникума,
все здесь было просто и определенно. По стенам висели учебные плакаты. На
одних - винтовка Мосина и как ее разбирать; на других - изображения
полевых орудий; на третьих - ходы сообщений, разрезы окопов полного
профиля. Блиндажи на этих плакатах выглядели удивительно чистыми и
аккуратными - в таких бы жить да жить. А на брустверах траншей росла
ровная, будто подстриженная садовником, трава. И над пулеметным гнездом,
отрытым у гребня холма, склонялись густолиственные деревья. Казалось, война
всегда происходит только летом и только в хорошую погоду.
И лишь на одном плакате шел дождь, и небо было в рваных тучах, а
деревья, видневшиеся вдали, уже обронили листву. Плакат назывался "Час
атаки". Некоторые красноармейцы еще вылезали из траншеи, а некоторые уже
бежали вперед с винтовками наперевес. Они бежали к невзрачной высотке, где
залег неприятель. Перед ними вставали черные столбы разрывов, но они
все-таки бежали вперед. Были и убитые. Эти как-то стыдливо лежали в сторонке
и казались очень маленькими по сравнению с живыми. Наверно, художнику не
слишком-то хотелось помещать их здесь, но что ж поделаешь - война есть
война.
Глядя на этот плакат, я иногда пытался представить себе, что я - один
из этих бегущих вперед красноармейцев. Что я буду чувствовать в этот миг?
Очень ли мне будет страшно? По книгам я знал, что чувствует человек, идущий
в атаку, но самого себя представить этим человеком очень трудно. Тогда я
начинал размышлять о том, что ведь если будет война, то для каждого из нас,
сидящих в этом подвале, настанет час атаки, - кроме девушек, конечно, и
кроме чистых белобилетников, А так - для всех. Для успевающих и
неуспевающих, для болтливых и молчаливых, для плохих и хороших - для всех
может настать час атаки. Но когда это будет - никто не знает. Может быть,
мы все состаримся, а никакой войны не случится. Кто полезет на нас? С
Финляндией война только что кончилась, Англии и Франции не до нас, они ведут
"странную войну" с Германией, А Германия воюет с Англией и Францией - ей
тоже не до нас. Правда, в Германии Гитлер, фашизм, от Гитлера всего можно
ждать. Но как-никак у нас договор о ненападении.
Хоть войны и не предвиделось, военным делом занимался я с охотой, Юрий
Юрьевич, преподаватель военного дела, относился ко мне хорошо. Иногда он
просил меня остаться на часок после его лекции, и я оставался и помогал ему
наводить порядок в его хозяйстве.
Юрий Юрьевич мне нравился. Это был суховатый, подтянутый, сдержанный
человек. Иногда у него случались припадки кашля, и тогда он вставал липом к
стене, упирался в стену руками и, весь дрожа, кашлял несколько минут. Потом
продолжал лекцию. Кашель этот был из-за того, что во время мировой войны
Юрий Юрьевич попал в газобаллонную атаку. От роты осталось пять рядовых и
один прапорщик,- вот он и был этим прапорщиком.
Юрий Юрьевич знал, что его предмет не главный. Он занимался с теми,
которые сами хотели заниматься, а хорошие отметки ставил всем. Вся разница
была только в том, что к охотно занимающимся он обращался на ты, а к
уклоняющимся от занятий - на вы.
В этот день лекция была обязательна и для девушек - проходили
противохимическую защиту. Девушки все время болтали и пересмеивались, на них
не действовала некоторая таинственность и подземная обособленность
бомбоубежища. Особенно трещала Веранда Рязанцева, сестра Люсенды. Эти сестры
были очень похожи одна на другую, хоть и не были близнецами. Одевались они
одинаково, но характерами не походили друг на друга: Люсенда была
аккуратистка, цирлих-манирлих, а Веранда - хохотушка и болтушка. Настоящее
имя Люсенды было Людмила, Люся, но Костя прозвал ее Люсендой. Он утверждал,
что это испанское имя,- и все подхватили. А Веру уже для симметрии кто-то
окрестил Верандой, и вначале она злилась, а потом привыкла.
Противогазов хватило на всех, и по команде Юрия Юрьевича они были
надеты. Группа двадцать минут молча сидела за необструганными столами на
длинных скамейках, а Юрий Юрьевич громко и отчетливо, чтобы слышно было
сквозь маски, толковал о хлоре, об иприте, примененном впервые на реке Ипр в
Бельгии, о люизите - росе смерти и о других газах. Он говорил о том, что во
время недавней финской кампании газы не применялись, но это была война
локальная, местная. А в больших войнах следует ожидать от противника ОВ, и
надо быть готовыми к противохимической защите.
Рты у всех были закрыты противогазами, и, когда он умолк, наступила
такая тишина, будто газовая война уже прошла по всей земле, и никого на ней
не осталось. Но вскоре девушки начали хихикать под масками, и Юрий Юрьевич
приказал всем снять противогазы, а мне велел собрать их и сложить в шкаф. Я
первым делом подошел к тому столу, за которым сидели девушки. Некоторые из
них, видно, замешкались, а может быть, им просто понравилось сидеть в этих
резиновых намордниках. Они сидели на скамейке спиной ко мне и смеялись под
масками.
-Ну, пошевеливайтесь, девчата! - сказал я. - Эй, Веранда, гони
противогаз. - И с этими словами легонько ущипнул ее пониже спины, ведь это
была девчонка свойская.
И вдруг Веранда сорвала с себя маску, резко обернулась ко мне - и
оказалась не Верандой, а Люсендой.
- Хулиган! Хулиган! - выкрикнула она.- Он еще издевается! - и
обиженно заплакала. Все столпились вокруг нас. Подошел и Юрий Юрьевич.
- Что это такое! - строго сказал он.- Двадцатилетняя девица плачет,
как малютка! Не хватает мне сырости в этом подвале!
Но Люсенда все плакала и твердила: "Хулиган! Хулиган! И за что он меня
ненавидит!"
Тогда выступил вперед Костя и произнес:
- Ничего Толька тебе не сделал, чего ты к человеку прицепилась!
А добрая Веранда стала утешать сестру:
- Люська, не реви! Он думал, что это я, а я его прощаю. Улыбнись,
кулема!
Все могло мирно уладиться, но тут в это дело встрял Витик Бормаковский,
наш показательный общественник.
- Он совершил беспринципный щипок! - сказал Витик, указывая на меня.
- Он сильно ущипнул Люсю в порядке мести и запугиванья. Это он проводит
месть за то, что Люся вчера разоблачила его на политэкономии, когда он
вместо слушанья лекции играл с Петровым в шахматы. Но не бойся, Люся! Наш
спаянный коллектив защитит тебя от враждебных вылазок!
Некоторые зашикали на Витика, а некоторые скисли и отошли в сторонку.
Витика даже и преподаватели некоторые побаивались. Хоть учился он так себе,
но зато знал, кому что снится и откуда пахнет керосином. Он был членом
редколлегии стенной газеты и часто сам писал в нее. Все его заметки
начинались словами: "В то время как..."
Тут Юрий Юрьевич, чтобы замять инцидент, строго обратился ко мне на вы:
- Идите в соседнее помещенье и займитесь чисткой винтовок.
Он занял свое место и снова повел речь о газах, а я открыл тяжелую,
обитую железом дверь и вошел в большой соседний отсек, где виднелись
широкие, похожие на банные, скамьи, где стояли фанерные шкафчики с дырочками
в дверцах и поблескивал большой бак для питьевой воды с прикованной к нему
на цепочке алюминиевой кружкой. Бак этот покоился на двух швеллерных балках,
торчащих из стены, и казалось, что он висит в воздухе. Я открыл один из
шкафчиков, вынул винтовку, потом другую, потом третью. Винтовки эти были
учебными, с черными прикладами, с просверленной казенной частью, для
стрельбы непригодные. И все - чистые-пречистые,- я же сам их и чистил
недавно. Тогда я открыл крайний шкафчик, куда Юрий Юрьевич иногда ставил
свою собственную винтовку, - он вел стрелковый кружок на стадионе "Красный
керамик" и в те дни, когда должен был идти туда после занятий в техникуме,
приносил оружие в военный кабинет.
Винтовка стояла здесь. Она была с желтым прикладом и с серебряной
дощечкой на нем - личное оружие. Я взял это личное оружие, лег с ним на
скамью и изготовился к стрельбе из положения лежа. Но так держать винтовку
было неудобно - нужен был какой-то бугорок впереди. Тогда я встал, открыл
дверь в соседний маленький отсек, зажег там свет и снял с гвоздя свой
пальтуган на рыбьем меху. Юрий Юрьевич позволял нам приносить сюда верхнюю
одежду, чтобы потом не толкаться в раздевалке, - после конца занятий туда
устремлялись все группы, там начиналось столпотворение, и гардеробщица тетя
Марго еле-еле справлялась с работой.
Я вернулся на скамью, сложил пальто вчетверо, лег животом на доски,
примостил винтовку на пальто и стал наводить ее на цель. Мне видны были
пальто, висящие на гвоздях в соседнем помещении. Вот потертая кожанка
Малютки Второгодника, вот дурацкое Костино пальто из серого бумажного сукна,
вот Володькина куртка из черного бобрика, вот рядом два одинаковых сереньких
пальтеца - это Люсендино и Верандино... Я представил себе, что я снайпер,
лежу в засаде, и стал целиться в гвоздь. Этот гвоздик не в соседнем
помещении,- он где-то очень далеко, да это вовсе и не гвоздик, это
неприятель. Надо его укокать, а не то он укокает меня. Я клацнул затвором,
дослал патрон, считая, что патрон воображаемый, и мягко нажал на спусковой
крючок. И вдруг меня оглушило, толкнуло прикладом в плечо.
Первым вбежал в отсек Юрий Юрьевич.
- Черт знает что! - крикнул он.- Что это за дурацкие детские
выходки! Кто вам позволил трогать мое оружие?
- Извините, это я по ошибке, - глупо ответил я.- Извините, Юрий
Юрьевич!
- Ну ладно, поставьте ее на место.
Пока шел этот разговор, все ребята и девушки группы ввалились в отсек.
Люсенда смотрела на меня испуганными глазами и не то смеялась, не то снова
собиралась плакать. Я даже смутился - чего это она такая? А Костя подошел
ко мне и негромко, но отчетливо произнес:
- Дураком родился, дураком живешь, дураком женился, дураком помрешь.
- Я еще не женился, - невпопад ответил я. - Такой выстрел с каждым
может случиться.
- Люся! Это он в твое пальто стрелял! - послышался вдруг голос
Витика, нашего показательного активиста.
-Смотри, гвоздь искалечен, вешалка оборвана! Я поднял твое пальто с
пола.
- Это я случайно, Люсенда, - сказал я. - Честное слово!
- Нет, это не случайность! - ораторским голосом начал Витик,- Это
продуманная система мести за выявление антиобщественных действий! Он стрелял
в Люсино пальто, и Люсе просто повезло, что пальто было не на ней! Но
мужайся, Люся! Мы поднимем гневный голос советского студенчества против
вражеских наскоков!
Тут я вдруг увидал, что Костя придвинулся к Витику и, кажется, хочет
ударить его. Володька тоже, похоже, готов был начать драку. Я кинулся к
Косте, чтобы успокоить его, - Костя и так на плохом счету, драться ему
сейчас никак нельзя.
- Не связывайся с ним, Синявый! - крикнул я Косте и отпихнул его от
Витика.
Но Витик, очевидно в порядке самозащиты, выбросил руку вперед, и она
уперлась мне в подбородок. Тогда я, не соображая толком, что делаю, ткнул
его ладонью в нос,- именно ткнул, а не ударил.
Витик отпрыгнул и схватился за нос. Из носа у него пошла кровь. Он
уставился на меня, потом обратился ко всем окружающим, показывая на меня
рукой:
- Вы свидетели! Вы свидетели! Избиение студкора! - и пулей вылетел из
помещения. Но затем он вбежал обратно и, встав перед Юрием Юрьевичем,
закричал: - И вы свидетель! - После этих слов он опять выбежал -
покатился жаловаться начальству.
Юрий Юрьевич посмотрел на часы и объявил:
- Перерыв. Прошу не опаздывать на следующий час.
Все ребята побежали наверх, в курилку. Мы тоже, всей троицей - Костя,
Володька и я,- поспешили туда. В курилке, большой комнате перед мужской
уборной, было уже шумно и тесно, дым стоял - хоть ведрами вычерпывай.
Электровентилятор, вделанный во фрамугу, выл и скрежетал, с усилием
скручивая этот дым и выпихивая его за окно.
- Ну, всыпались мы, - сказал Костя, закуривая "Ракету". - И надо
было тебе эту паиньку щипать! Нашел объект! Вот и влипли.
- Это я влип, - высказался я. - Я влип, я и расхлебывать буду.
- Если тебя вышибут, я тоже из техникума уйду. Опять пойдем на завод
работать, - сказал Костя.
- Я тогда тоже уйду, - заявил Володька.- Уж все втроем...
- Неужели это дело на вышибаловку тянет?- спросил я. - Ведь ерунда
какая-то.
- В том-то и дело, что вышибить могут, - сказал Костя. - У тебя уже
два выговора. И период сейчас такой. Недели не прошло, как Рыбакова за
допущение случаев хулиганства в техникуме сняли - значит, новый директор
будет на дисциплину жать.
- Ты, Чухна, поговори с Верандой, - посоветовал мне Володька. -
Может, она на сестру повлияет, чтоб та на тебя не капала лишнего.
- Шкилет дело говорит, - подхватил эту идею Костя.- Поговори с ней,
может, что и выйдет... Ты тут, конечно, ни в чем не виноват. Я где-то читал,
что события ходят не в одиночку, а табунами. А вообще-то тут проявился закон
рядности событий. Не осуществившиеся еще события как бы заранее расставлены
в пространстве и во времени, и только ждут первого толчка для воплощения.
Они подобны спичечным коробкам, которые стоят на ребре на некотором
расстоянии один от другого. Ты толкнешь один коробок - и, уже независимо от
тебя, падает и второй, и третий, и десятый. Это волна рядности. Тем, что ты
ущипнул Люсенду, ты вызвал волну рядности. Первично и случайно - щипок,
вторично и неизбежно - выстрел, третично же - удар в нос...
- А четвертично - я тебя сейчас трахну по черепу, если ты не
заткнешься! - заявил я Косте. Костя подо все норовил подвести теоретическую
базу и часто выбирал для своих рассуждений самое неподходящее время и место.
x x x
После занятий, когда все вышли из подъезда техникума, я нагнал Веранду.
- А где сестрица твоя? - спросил я.
- Она еще с отстающими по химии будет заниматься. А будто так уж она
тебе сейчас нужна, - улыбнулась Веранда.
- И правда, не больно-то она мне нужна. Очень уж она обидчивая.
- Если б ты ущипнул ее персонально-индивидуально, то она, может быть,
и не обиделась бы. А то ты назвал меня, а щипнул ее. А ты ей, между прочим,
нравишься.
- Ну, ты какую-то сложную психологию разводишь, - возразил я.- С
чего разревелась она?.. Просто ей власть в голову ударила. Подумаешь,
староста группы!
- Ничего вы, ребята, не понимаете. Люська ж тоже человек. Она тут мне
жаловалась, что с тех пор, как ее в старосты выбрали, к ней как к чиновнику
какому-то относятся. То выполни, это проверь, а на нее ноль внимания. А ведь
она на вид девочка симпатичная, не хуже меня, - засмеялась Веранда и
толкнула меня плечом.
- Верно, ты девочка что надо, - согласился я. - Если б мы не были в
одной группе, я бы в тебя, наверно, по уши втрескался. Но раз ты все время
рядом торчишь - то неинтересно.
- Правда, - подхватила Веранда, - в своих влюбляться неинтересно.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг