всяких видов, а не одними сазанами, да и сазаны здесь вдруг особенные. Кто
обнаружил? Я! И что, если в Ясхане клюнет у меня кистеперая рыба, выберут
меня в академики или не выберут? Что же это выходит: подросток может стать
чемпионом мира, если поставит мировой рекорд, а если сделает мировое
открытие, его не выберут в академики? Выберут обязательно, и, может быть,
даже почетным академиком.
Но все это не для меня, меня никуда не выберут теперь. Будь там хоть
ихтиозавры, разве их поймаешь без снастей. Смешно ведь, правда,
поплавочек: тюк! тюк! подсекаешь - ихтиозавр! Все это проносилось передо
мной, во мне в то время, как мой единственный эксперимент превосходил
мечту и от камышей расходились круги по всему озеру. Так я разозлился на
себя, на свое воспитание. Я сам воспитал в себе эту глупую тягу к жесту,
родители тут ни при чем. Они и не могли заметить, как я воображал себя
совершающим эти жесты, например, отказывался навсегда от мороженого, чтобы
показать сестренке, какой у меня твердый характер, или от кино. Решал про
себя, что перестану ходить в кино всем на удивление. Но на самом деле я
спокойно ходил в кино и ел мороженое, и от этого мне сильнее мечталось от
чего-нибудь да отказаться, заявить: все, точка! И сдержать слово. Уж очень
хотелось обзавестись характером, а главное - самому знать, что да, есть
характер. Когда же меня приняли в экспедицию, я должен был совершить
наконец что-то такое, без характера не поедешь в пустыню. Я решил
отказаться от рыбной ловли на время, пока буду в пустыне. Такой заядлый
рыболов - и отказывается! Характер? Конечно, это тоже был сплошной
самообман: я понимал, что в пустыне не бывает рыбы. Но жест все-таки
сделал - оставил дома моток лески с поплавком, грузилом и крючками,
который всегда и везде носил с собой в кармане.
"Вот так и бывает в жизни ученых, - думал я, стоя на берегу озера, -
крохотная ошибка, пустяк может стоить усилий многих лет. Оставишь дома
леску и не станешь академиком!"
В академии столы для опытов и операций, и никаких ковров, тишина.
Однако когда я вхожу с кистеперой рыбой, тишина нарушается, словно порыв
ветра зашумел в деревьях - это академики потирают руки: "Вот сейчас
будет!" Я приподнимаю кистеперую рыбу за жабры и осторожно кладу на
хромированный стол. Рыба ударяет по столу хвостом... Потому что, как я ее
поймаю, на озере Ясхан случайно окажется вертолет, потом с вертолета меня
с рыбой посадят в реактивный лайнер - и в академию, рыба живая,
пожалуйста!
Кто откажется стать академиком? Вот почему я решил сделать крючок и
леску и все-таки поймать редчайшую и древнейшую на свете кистеперую рыбу!
С крючком я повозился, хотя сделать его из иголки совсем просто: отжечь
иголку на костре, чтобы она стала гнучая, согнуть крючок и закалить его,
чтобы не разгибался, когда подсечется рыба. Накалить докрасна и пшик! - в
воду. Как раз пшик-то у меня и не получался, иголка остывала еще до воды,
и я столько раз накалял ее докрасна, что она перегорела пополам. Тогда я
взял вторую и последнюю иголку и изобрел новую технологию. Может быть, мне
стоит подумать о точных всяких науках. Я вылил воду прямо в костер - и на
крючок, и на угли, и уж пшик получился на славу. Костер все еще шипел и
фыркал, пока я пробовал закалку, прикреплял крючок к ниткам и готовил
насадку для кистеперой рыбы. Только я не мог проверить крючок, нажать на
него посильнее (если он сломается, у меня нет больше иголок), потрогал
осторожно; только я не мог привязать нитку как следует к игольному ушку;
только кусочек лепешки не держался на самодельном крючке. И мне опять
пришлось изобретать новую технологию, и я опять подумал о точных науках.
Это сейчас легко все представить последовательно, а тогда я чуть не
бросил дело на половине. Очень уж трудно пробиваться в науку. Пошутил
ведь, а уж совсем привык и так и считал, что не привязываю хлеб к крючку,
но изобретаю, создаю, ставлю решающие опыты на глазах у своих студентов,
будто бы на футбольном поле в центре стадиона. Все замирает, не дышит
стадион - я иду к воде. Сейчас начну. Раскачиваю лепешку на ниточке:
кач... каач... кааач! Отпустил нитку, лепешка взвилась прямо над головой и
упала на песок сзади. Хорошо еще, стадион не настоящий, воображаемый,
сколько уж свисту мне бы досталось тогда. С поля! Мазила! Зато лепешка
крепко держалась на крючке. Кач... каа... нет, не крепко - полетела в воду
лишь одна лепешка, нитка с крючком намоталась на пальцы. С поля! Ничего,
другой кусочек привяжем покрепче, пока еще две попытки, рано еще с поля.
Тут вдруг вооо! чмок! плюх! совсем рядом с берегом! Сожрала кистеперая
кусочек лепешки, который улетел с крючка в воду. Затряслись у меня руки, я
стал зачем-то оглядываться, словно боялся, что кто-нибудь переманит к себе
мою добычу. Вот тебе и с поля.
Незачем раскачивать лепешку на нитке. Я расправил и уложил нитку вдоль
берега, взял крючок с лепешкой на ладонь, оглянулся все-таки зачем-то и
швырнул лепешку с ладони, как с лопатки. Точно! Технология! Лепешка
плавает, от нее тянется к берегу нитка, а от берега - ко мне, я держу
конец нитки. Если за лепешку схватится на самом деле кистеперая рыба, то
за другой конец нитки будет держаться академик - я. У меня на затылке
зашевелились от ожидания волосы. Схвати, схвати, кистеперая, схвати,
древнейшая. И как всегда, когда ожидаешь напряженно, с нетерпением, то,
что ждешь, происходит как будто неожиданно, как будто ты совсем не готов,
и хочется сказать: постой! Под лепешкой беззвучно провалилась вода, и
лепешка исчезла в провале, вода сомкнулась, меня потянуло за руку, за
нитку к озеру, а я все еще ждал, когда услышу чмок! И чуть не выпустил от
неожиданности нитку. Или я не услышал от волнения, или на этот раз рыба
приспособилась засасывать лепешки беззвучно. Опомнившись, я схватился за
нитку обеими руками. Только бы крючок, только бы не... я не знал, что "НЕ"
- НЕ разогнулся, НЕ сломался? Только бы крючок... только бы крючок. Про
нитки я не думал. А нитки натягивались все сильнее. Будто к ним привязано
тонущее бревно. И меня тянуло это бревно.
Тогда я попробовал тоже потянуть. Бревно остановилось. Я еще потянул,
бревно начало всплывать, сейчас покажется, сейчас - я перебирал нитку,
наклонялся ближе к воде, не прозевать, увидеть и схватить за жабры или за
что попало кистеперую. И я увидел сначала черную толстую спину, потом
золотистую жаберную крышку с глубокую тарелку, плавник и глаз, который в
этот момент как раз взглянул из-под воды на меня, и я очутился в воде. Я
думаю, когда рыбина меня увидела, она метнулась вглубь, дернула за нитку,
а я и так стоял перегнувшись, чуть не падая.
Хорошо все-таки, что это случилось в пустыне. Кроме того, было жарко.
Выкарабкиваясь из тины, я на всякий случай делал вид, что искупался, может
быть, добровольно. И не сразу вспомнил о рыбе. В руке у меня все еще были
зажаты концы ниток, обрывки. Нет, я не думал о кистеперой рыбе, и не
потому, что никакой кистеперой рыбы не может быть в пресном озере, а
потому, что я не знал, как объяснить это купание, если меня сейчас увидят.
И ничего не мог придумать, пока раздевался, полоскал одежду и расстилал ее
для просушки. В голову лезла кистеперая рыба, хотя я о ней не хотел думать
и знал определенно, что клюнул на лепешку самый обыкновенный сазан, зато
такой крупный, что я не справился, бы с ним, будь у меня и настоящая
леска. Я не мог от нее отделаться, хотя легко отделался от академика и от
стадиона, которых навоображал вместе с ней. И, конечно, не смог поэтому
придумать ничего подходящего про мокрую одежду.
Меня так и застали за ее просушкой, и я краснел и шмыгал носом. Они все
ахнули. Каждый сказал либо "ого!", либо "ой!", мне показалось, даже
одобрительно. Потом дядя сказал, что это здорово придумано насчет стирки,
а Леонид Ефимович... мне не совсем удобно повторять его слова, но я
повторю, чтобы показать, какие встречаются в жизни сложности.
- Ты, Детт, академик! - сказал Леонид Ефимович.
И они все тут же принялись за стирку, здесь, рядом со мной, только
Наташа ушла стирать к камышам.
Но самое главное совпадение вышло много лет позже и совсем в других
краях, тоже на озере. Повторилось буквально все, вплоть до моего падения в
воду. А когда я поднялся из прибрежной тины, она, на этот раз настоящая
кистеперая рыба, стояла, наполовину высунувшись из воды, положив на
поверхность обе лапы-плавника, и смотрела на меня укоризненно или, может
быть, грустно. Затем канула вглубь неслышно и незаметно.
Я рассказал о каракумском озере и сазане так подробно, чтобы не выдать
местоположение того, другого озера, что было бы, как мне кажется, ужасным
предательством, нарушением дружеского договора и безграничного доверия,
оказанного мне природой, сначала намеком, будто бы в шутку, а потом прямым
приобщением к своей тайне. Только так можно понять это буквальное
совпадение.
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 17.05.2002 12:58
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг