Дмитрий Шашурин.
Древняя рыба дважды
-----------------------------------------------------------------------
Авт.сб. "Печорный день".
OCR spellcheck by HarryFan, 26 September 2000
-----------------------------------------------------------------------
Как будто вдруг высохла вода в широкой и глубокой реке, и лишь кое-где
остались лужицы в самых глубоких местах. Так выглядит Узбой - след от реки
в песчаной пустыне. Только никто не может сказать, когда текла река, и
многие сомневаются, текла ли, а лужицы - это большие озера. Есть озера -
котлы под отвесными глиняными стенками, они выточены водопадами, может
быть, несколько тысяч лет назад. Но вода в котлах под стенками с тех пор
почему-то не высохла, хотя стала горько-соленой, солонее, чем морская. Все
озера на Узбое такие пересоленные, кроме одного - Ясхана - оно пресное.
Много загадочного на Узбое, в происхождении Узбоя. А нам прежде всего
достались не загадки. Даже у меня на какое-то время отбило всякий вкус к
научной деятельности то, что нам досталось и сколько нам досталось
пошалманить. Есть такой совершенно ненаучный термин-пермин, но зато знаем
его лишь мы, участники пустынных экспедиций тех лет. Нет, я не задаюсь и
еще не отрастил бороду, но тогда у нас не было вертолета, и мы не могли
стрекознуть на Узбой за полчаса, ни вездехода, чтобы прокатиться по
барханам, как по снежным горкам на лыжах. Наш грузовик годился для дорог,
для такыров, для самого свирепого бездорожья в твердых глинистых пустынях,
где он, как кошка, карабкался по тысячам оврагов. Кипя радиатором и
взбивая пыль, горькую, едкую, грузовик полз и по розово-желтым рыхлым
солончакам, с разгона перескакивал голые барханные языки, перелезал
целиной через барханные цепи полузакрепленных растительностью песков. Если
же попадались разбитые пески, он пятился, потому что оседал, закапываясь
задними колесами, вроде растерянно чесал в затылке и жалобно оборачивался
к нам. Сразу же из кабины, оставив дверцу на отлете, отчего и выходило,
будто у грузовика выпячивается локоть из-за его автомобильной головы,
выскакивал Рафик и падал на корточки перед задними колесами, и тоже
поднимал локоть к голове, и тоже оборачивался к нам. Мы уже знали, как все
это будет, когда спрыгивали с кузова перед штурмом бархана, хоть и
надеялись, что вдруг проскочит машина и мы тогда будем весело бежать
вдогонку налегке. Только Рафик оглядывался на нас не жалобно, а свирепо, и
ведь действительно медлить нельзя, не к чему, вредно. Мы разбегаемся по
местам - доставать из кузова бревна, ломать сучья саксаула, выгребать
перед задними колесами канавки, разгребать в песке у передних широкую
площадку - все руками. Обнимаешь песок и толкаешь, а он вытекает, уходит
из рук, сухой, мелкий, пылит, поэтому лопатой еще труднее. Разом под оба
задних колеса в промежуток между покрышками вталкиваем концами бревна -
шалманы.
- У нас готово! - орут с одного борта.
- А у нас давно готово! - вопят с другого.
Это для бодрости, для Рафика, для себя, потому что много еще надо
успеть и быстро успеть, пока грузовик медленно тронется, покряхтит,
вскипит и перевалит, может быть, перевалит через гребень. А сейчас
скрежещет сцепление так, что отдается в нас, словно каждый скрипит песком
на зубах. Мороз по коже. Раскручиваются со свистом колеса - обороты! -
пробуксовывают по бревнам покрышки, дымятся бревна, откуда-то и что-то
свистит. Заставить колеса затянуть под себя бревна и не прозевать, не
стукнуться о подножку, под которую неминуемо нырнет бревно, не попасть
кистями между бревном и подножкой. Это похуже, чем песок на зубах, хоть
подножка давно и разбита, лишь торчат кронштейны с ржавыми болтами. И
самое главное - еще успеть не пропустить момент, чтобы втолкнуть под
колеса вторую пару бревен, когда будет кончаться первая. Так начинается
самое-самое начало, а потом продолжается, повторяется, усложняется. Бревна
нужно снова пускать в ход, а они вдавлены в песок, впрессованы пятью
тоннами. Выскребать-то пальцами!
Вот почему я так смотрел на Узбой с последнего гребня, на Ясхан, будто
это не самое неожиданное, не самое красивое во всей экспедиции, а просто
так, и больше всего хотел чаю. Чтоб не собирать дров для костра, чтоб не
ставить палаток, не разгружать машину, чтобы сразу - чай. Индийский
черный, а не зеленый, как думают некоторые. В Каракумах пьют черный,
только черный, и предпочитают индийский, гостей надо угощать индийским,
иначе не угощение. Только чай, лишь чаем можно напиться в зной здесь,
горячим чаем. Я помогаю разгружать машину, хотя я не в состоянии ничего
делать, кроме питья чая; я участвую и в разбивке площадок под палатки,
хотя через засохшую глотку не проходит воздух, нельзя дышать через такую
глотку; я собираю дрова, хотя у меня не сжимаются руки, не ходят ноги.
Собираю не только, чтобы разжечь огонь и вскипятить на нем чай, но и чтобы
сварить плов на ужин и чтобы подкладывать в костер после ужина.
Вот почему я совсем не смотрел на озеро Ясхан, одну из загадок древнего
Узбоя, главную его жемчужину, - пресное озеро Ясхан в самом пустынном
центре раскаленных песков, синее и изумрудное, и с розовыми бликами, и с
белыми глинами крутых берегов Узбоя, и в зелени своих берегов. Потому что
собирать дрова, ставить палатки и разгружать машину - мои обязанности по
лагерю, замечать же красоту или вести научные наблюдения - это сейчас не
по лагерю, а если не по лагерю, тогда только чай, и то после того, как
выполнены все обязанности. Я так усердно не смотрел на озеро Ясхан, что
даже и не думал о нем и не сообразил, что в нем можно искупаться, в озере.
А все посчитали, что я проявил, показал, сдержал, потому что они все
подумали о том, как хорошо бы сразу, до обязанностей, искупаться и чтобы
на это намекнул или выдал свое желание чем-нибудь я. Тогда они обязательно
пойдут мне навстречу, только бы я выдал свое желание. Но как я мог его
выдать, если я совсем и не вспоминал о купании. Так и получилось, что я
сдержал желание, проявил выдержку, показал дисциплинированность, и это как
раз тогда, когда у меня не оставалось их ни капельки, даже способности
научного анализа притупились на некоторое время. Раз уж тебя начинают
сообща делать героем, то и сам поверишь, и не потому, что приятно, а еще и
потому, что убедительно. Стоило мне услышать, что я ужасно стойкий, - хочу
купаться и сдерживаюсь, как я сейчас же почувствовал или, лучше написать,
открыл в себе и желание искупаться, и стойкость, и выдержку напополам с
дисциплинированностью, иначе почему же я не выдавал своего желания раньше?
И мы искупались, не докончив организацию лагеря совсем на чуть-чуть,
бросили костер, который начинал разгораться и над которым пора было
повесить чайник.
Пока мы купались, костер погас, зато после купания и даже во время
купания у меня начали восстанавливаться способности наблюдать и делать
выводы. А после купания мне ничего не стоило одновременно заканчивать
работы по лагерю, любоваться отвесными глинами Узбоя, воображать его
каньоном, щуриться на блики озера, вести приблизительные научные
наблюдения и поставить решительный эксперимент, результаты которого
превзошли, - дядя любит посмеиваться над своими студентами, что они
непременно ждут от любого эксперимента таких превосходящих самые
оптимальные наметки результатов, и пожимает плечами, как будто так не
случается, - да, у меня превзошли, и даже не оптимальные наметки, а
сверхвсякие, превзошли мечту. Однако я не сказал никому ни об
эксперименте, ни о мечте.
Тут уж не дядя один, а и Леонид Ефимович, Михаил Константинович, Наташа
и любой дядин студент будут посмеиваться, если хоть самое пустячное
сообщение подтвердить лишь одним-единственным экспериментом. Нужен
контроль - второй, третий эксперимент. Чем превосходнее результат, тем
больше экспериментов, или дай пощупать, положи на стол. Например,
предсказываешь залежи нефти - подай сюда нефть, пусть каплю; золото -
клади золото. А косвенных данных и сто и двести - всегда мало. Говорят -
недостоверно. Если ты видел эту нефть своими глазами и рассказываешь, все
равно косвенные данные, недостоверные, "со слов". Мой же превзошедший
мечты результат одного-единственного эксперимента и есть косвенный. Не для
меня, конечно. Для меня он как ну самый верный друг, знаю: обещал -
сделает. А для них. Пока не положу, не дам пощупать рыбину, эксперимент
засекречен.
Что, если от таких правил, от такого недоверия, думаю я иногда, много и
вреда? Мы бы давно слетали на Марс, если верили тем, кому сразу видно, что
верить можно, а не заставляли их доказывать всю жизнь, что эксперимент или
теория правильны. Галилею и сразу, и всю жизнь не верили монахи, а
Циолковскому тоже не сразу, и не монахи - ученые, и он так и не увидел ни
одной ракеты, которая годилась бы для запуска в космос. Лучше ждать от
каждого не обмана, а правды. От всех людей и ученых тоже, чтобы они не
доказывали свою правоту, а уходили вперед, пусть, кто не верит,
доказывает. Вот тут у меня что-то не выходило: значит, если докажет
неправоту - ему тоже верить, а как быть с тем, кому поверили раньше? Я
всегда засыпал, когда начинал искать решения.
Не спать, продумать, взвесить, оценить, запрогра... - зевается
все-таки, - запрограммировать. Главное - из чего сделать крючок, чтобы
поймать в озере Ясхан рыбину... Сазанину...
Я уснул у костра тут же после ужина. Меня, говорят, разбудили, я полез
в палатку и опять, говорят, уснул на полпути, и рассказывали,
рассказывали, сколько раз я еще засыпал и как меня будили, пока я не залез
в спальный мешок, - ничего не помню. И все-таки я запрограммировал, потому
что утром знал точно, как и что и из чего. Крючок - из иголки, леску - из
ниток. Иголку отжечь, нитки сложить вчетверо. Незаметно, секретно. Потом,
когда выйдет, пожалуйста! Вчера - эксперимент, сегодня - результат.
Сазан-рыбка. В пустыне! Откуда, как? Вот так Детт, скажут. Расскажи, Детт,
про эксперимент. А нечего и рассказывать. Забросил кусочек лепешки за
береговые камыши в озеро Ясхан и собираю дрова. Лепешка плавает, ее
относит ветром к камышам, все ближе, ближе... Ага! Бурунчик около лепешки,
и над водой высунулось похожее на косой парус рыбье перо, спинной плавник.
Вое! Чмок! - исчезла лепешка. Как на Выставке народного хозяйства в
Москве. Там мы тоже кидали хлеб в пруды, в которых разводят сазанов, и не
одни мы, там не переставая чмокало, и высовывались из воды сазаны, как
киты. Только в тех прудах не разрешается ловить рыбу, а в котором одном
разрешается, в нем не чмокает. Я показываю, на какую снасть попался мой
китообразный сазан, не меньше выставочного, - на гнутую иголку с ниткой
вчетверо. Все будут щупать иголку, нитку, взвешивать на руке сазана и дуть
ему в рот. Мне всегда хочется подуть в рот живой рыбе, может быть,
кто-нибудь еще тоже захочет. Может быть, дядя или Наташа. Мне это
представилось. Дядя дует в сазана, как в надувной матрац, и сазан
увеличивается, а Наташа...
Вот уж это я не люблю, не люблю загадывать - еще иголку не согнул, а
сразу кит, матрац... И откуда у меня такое мальчишество? Или на рыбной
ловле у всех так? Я замечал, перед рыбной ловлей рассказывают, место
хвалят, говорят "обловимся" и взрослые и старики, а про себя уж не
обходится, я думаю, без китов у каждого рыболова. Зато после рыбалки
разговаривают без восторга, грустно выясняют, почему ничего не поймали, по
какой роковой причине, на таком прекрасном месте. Ни разу, ни у кого, даже
самый небывалый улов не равнялся загаданному. Вот почему мало кто, побывав
однажды на рыбалке, становится рыболовом или пожелает половить рыбу хоть
еще раз. Им кажется, что их надули так крупно, а они так глупо попались,
что с тех пор, услышав о рыбной ловле, либо смеются и подмигивают, либо
краснеют и укоризненно качают головой. Они загадывали и мечтали так же
легко и отчаянно, как самые заядлые рыболовы, а разочаровываться не умеют,
как рыболовы. Потому что если послушать самых разочарованных рыболовов
после самой неудачной рыбалки, послушать, когда они уже подходят к дому,
то окажется, что они говорят с восторгом о будущей рыбалке, рассказывают,
говорят "обловимся" и взрослые, и старики, и мальчишки - все равно, раз
они рыболовы.
После первой в моей жизни и совершенно неудачной рыбной ловли, на
которой никто ничего не поймал, а мне не дали ни подержать, ни закинуть
удочку, я только и думал, как бы снова отправиться "нареку" - да, да, так
и выговаривалось в одно слово. Купаться тоже ходили на реку, но тогда
говорилось: айда! Может быть, чтобы не заострять внимания взрослых. Мало
ли куда айда, а как купаться, значит - тонуть. Тонут ведь иногда и ребята,
не мы, конечно, кто-то, возбуждая у наших родителей ненужные страхи.
"Нареку" мы отпрашивались и давали с легким сердцем слово не купаться,
потому что и не собирались купаться на рыбной ловле. Разве станешь
купаться, когда тебя распирают надежды, а когда через несколько часов
наступает наконец разочарование, просыпается голод, и уж совсем не до
купания. Домой! К сожалению, мои приятели подолгу не брались за удочки,
видимо, у них не было такой рыболовной заядлости. И я страдал, меня не
отпускали к реке одного, а просить приятелей - значило напоминать им
недавнее разочарование, все равно что ворошить незажившие раны, только
хуже. Но я не выдерживал, ворошил, раны открывались, и день следующей
рыбалки отдалялся еще больше. Я занялся снастями: привязывал и отвязывал
леску от удилища, передвигал поплавок, укреплял крючок и пересчитывал все
запасные крючки и грузила. Взрослые рыболовы тоже в свободную минуту
хватаются за снасти. Покупают всякие лески, катушки, блесны и горы
крючков. Некоторые на этом и успокаиваются, сидя дома или лежа грудью на
застекленном прилавке в спортивном магазине. И еще воображение. Оно и
подстегивает, но и утешает. Течет дождевой ручей, а воображение делает его
потоком среди скал, и уже прикидываешь, на каком из его порогов могут быть
форели, а в заводях язи. Даже лужа, даже вода в канаве подталкивает
рыболовное воображение. А уж о блеснувшем сквозь деревья или между домами
водоеме и говорить нечего. И самый страшный сон для рыболова - это как
будто стоит он на берегу без снастей в руках.
Во всем я превзошел всех самых заядлых мечтателей и воображателей, даже
самого себя. Я пробовал ловить рыбу там, где ее никогда не было, не могло
быть и не будет. Зная это, я все-таки забрасывал удочку. Наверно, я тогда
был еще маленький. Потому что позже я стал стесняться и уж стеснялся тоже
с размахом - людей, коров, лошадей, собак и даже самого себя. Удочка будто
не удочка, и я иду просто так, не к пруду, гуляю около. А около пруда
сады, огороды около пруда. Зачем мальчишка просто так гуляет рядом с
заборами и смотрит на яблоки, на смородину?
Собаки делали вид, что захлебываются от ярости и изо всех сил стараются
перескочить через забор, чтобы загрызть меня немедленно. Это они
показывали свое усердие хозяевам, садоводам-огородникам. А еще считается,
что животным неизвестны ни ложь, ни лицемерие. Когда хозяев не было,
собаки на меня не лаяли, лежали на припеке и щурились с ухмылкой: знаем
тебя, рыболова, дурак ты, парень, в пруду живут не рыбы, а только
головастики со своими родителями, - и зевали, загибая языки салазками.
Теперь же, на глазах у садоводов-огородников, свирепели они одним боком,
который к саду, к хозяевам, а другим боком, который ко мне, конфузились,
что вот, не хуже меня им приходится ломать Ваньку. Может быть, я зря
сказал ложь, лицемерие, просто собачья дипломатия, для общения с людьми.
Садоводы-огородники отрывались от земли с удовольствием, что им
представился наконец повод распрямить спины, долго меня разглядывали, и им
хотелось усмотреть во мне чего-нибудь, хоть капельку разбойничьего,
грабительского, чтобы получилось, что они не зря оторвались от грядок. И
я, позор мне, позор мне, еще больше, чем садовники-огородники, жаждал,
чтобы меня лучше приняли за грабительского подручного,
огородно-разбойничьего разведчика, чем за меня самого, робкого
рыболова-мечтателя.
Только, если вы мне сейчас не поверите, я вам и совсем никогда не
поверю. Даже девочкам. Не поверю, когда вы мне расскажете, что вы совсем
не стесняетесь, и особенно если вам чего-нибудь хочется очень, что вы не
делаете вид, что вам и не хочется, и даже не притворяетесь, что не видите
то, что вам хочется очень, хотя и смотрите на него. Не поверю. Потому что
вредно получать все сразу же, как захочется: схватил - обжегся, проглотил
- подавился. Ведь никто не говорит "давай дружить" всем подряд сразу, как
увидел, а если и говорит, получаются слова, а не дружба. Такой человек
хочет, чтобы к нему относились хорошо, чтобы с ним дружили, а сам никому и
не друг и не знает, чего ему нужно. Что перед ним сейчас торчит, то ему и
кажется: "Дай!" Кажется, лишь кажется. Мама говорит, что хорошие родители
не те, которые дают, а те, которые умеют отказать, и умеючи отказать даже
труднее, и это и есть настоящее воспитание. Вот почему я не поверю вам,
если вы мне не поверите, что со мной все было, как я рассказал. Раз у вас
хорошие родители, значит, вы воспитаны по-настоящему и понимаете сложности
жизни.
А сложнее сложности, чем сложность на берегу озера Ясхан, в моей жизни
не бывало: оказаться, как в самом страшном для рыболова сне, на берегу
уединенного водоема без снастей. Водоема, который, может быть, набит рыбой
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг