жертвами трагических событий у дома Монтекки.
В соборе Разума поочередно вели службу священники девяти гермеситских
церквей. На сей раз траурной церемонией руководил патер Долини,
представлявший бога Колоса. Открыв панихиду, он предоставил слово ректору
Веронского университета. Речь его была короткой. Он говорил о том, что
Тибор и Метью были гордостью своих факультетов и, несомненно, прославили
бы alma mater блестящими открытиями в математике и агрономии. Об их
прекрасных нравственных качествах. О том, что их бессмысленная гибель
отозвалась болью в сердцах товарищей и всех веронцев, лично знавших этих
юношей. Что из такого сурового урока важно извлечь должное поучение:
всякое посягательство на священный для гермеситов принцип
профессионального кланизма с неизбежностью ведет к вспышкам насилия и
кровопролитию. Отсюда долг честных граждан поддержать усилия Первого
консула, единственная забота коего вернуть Гермесу мир и порядок. Мы можем
гордиться тем, что спасти планету от гражданской войны, хаоса и разорения
доверено выдающемуся сыну Вероны, нашему земляку профессору Бенито Чейзу.
Затем оратор зачитал послание Первого консула, в котором выражалось
искреннее соболезнование семьям погибших. Возлагая вину за случившееся на
секту универов, вождь обещал сурово покарать преступников и призывал
граждан города расправиться со смутьянами, поднимающими население против
властей.
Поскольку в соборе аплодировать не принято, невозможно было судить,
как отнеслись собравшиеся к этому важному сообщению.
Затем с амвона выступил профессор Вальдес.
- Метью был моим любимым учеником. Он отличался глубокой преданностью
своей профессии, любил землю и понимал ее. Добрый, веселый, неунывающий
Мет пользовался большим уважением среди своих товарищей и преподавателей.
И его, и наша беда, что мы не сумели уберечь славного юношу от пагубного
влияния людей, которые хотят, чтобы агры перестали быть аграми, а маты
матами. Глубокой специализации, которой мы обязаны всеми своими
достижениями, они противопоставляют всезнайство, то есть бесплодное
дилетантство. Не думаю, что универы сознательные враги общества, скорее
это просто заблуждающиеся фанатики. Но, как бы то ни было, их еретические
воззрения опасны. Посягая на профессионализм, они фактически подрывают
основу существования человека, пытаются перечеркнуть то, что составляет
смысл нашей жизни. Пусть безвременная кончина Метью и Тибора станет для
всех нас горьким уроком.
Затем поднялся Пер. Он говорил о замечательных качествах своего друга
- скромности, отзывчивости, великодушии, о трогательной любви Тибора к
своим родителям и неблагодарной сестре, ставшей причиной его гибели.
Мягкий и доброжелательный в отношениях с товарищами, Капулетти-младший был
тверд, как кремень, когда речь заходила о защите своих убеждений, этого и
не могли простить ему враги. Пер обещал быть верным памяти Тибора и с
такой же отвагой защищать профессиональный кланизм. Сходя с амвона, он не
сдержал слез.
Патер Долини попросил взять слово профессора Дезара из клана филов.
Дезар вздрогнул. С того момента, как началась гражданская панихида,
он думал над тем, что может и должен сказать этим людям. Перед глазами
неотступно стояла финальная сцена осады дома Монтекки.
Когда толпа зрителей, выведенная гибелью Метью и Тибора из
нейтрального состояния, пришла в движение, никто не знал, против кого
будет направлен ее гнев. А он, Дезар, каким-то сверхъестественным
умственным усилием угадал: против тех и других, ибо для наблюдателя обе
стороны были виновны одинаково. И прежде всего, конечно, стихийное чувство
справедливости требовало возмездия убийцам. Один из них, Тибор, уже
поплатился жизнью, значит, оставалось покарать другого. Надо было
действовать, не теряя ни секунды. Дезар схватил за руку растерянного, без
кровинки в лице Рома и потащил его вниз, крикнув Сторти и Ферфаксу,
приводившим в чувство Улу, чтобы они следовали за ним. Во дворе он
буквально втолкнул молодых людей на заднее сиденье своего водомобиля,
усадил Сторти за руль и велел спасаться. Сторти начал протестовать, но
когда Дезар шепнул ему на ухо: <Они растерзают Рома!>, глаза у наставника
расширились, он выжал сцепление, дал газ и повел машину прямиком через
сад, оставляя за собой раздавленные и помятые кусты и цветы. Легко обрушив
декоративный пластиковый забор, водомобиль вырвался на пустынную улицу
позади дома и помчался по направлению к Свинцовым горам.
Вся эта молниеносная операция удалась благодаря тому, что чейзаристам
было не до осажденных. Разъяренная толпа разделилась на две части:
несколько человек кинулись в дом с намерением растерзать убийцу, а
большинство обрушилось на Голема и его сподвижников. Полагая, что <третья
сила> распределит свою антипатию поровну, Дезар ошибался. Свидетели драмы
инстинктивно или сознательно возложили главную вину на нападавшую сторону.
Началось избиение кланистов, которые моментально бросились врассыпную.
Голем с кучкой стойких активистов отбивался, как мог. Он грозил
взбунтовавшимся веронцам страшными карами, кричал, что за оскорбление
начальника гвардии Первый консул велит разрушить город дотла, но в шуме
всеобщей потасовки никто его не слышал. Орудуя своими огромными кулаками,
Голем изувечил с десяток человек, однако и ему крепко досталось: метко
брошенный камень сильно рассек лоб, ударом палки сломана рука. Спасая свою
жизнь, посланец Чейза обратился в бегство.
Впрочем, защитникам дома пришлось не слаще. Ворвавшиеся в него
мстители, не найдя убийцы Тибора, отыгрались на всех остальных. Правда, у
них не было большого численного перевеса, поэтому драка шла на равных. Она
начала уже выдыхаться, когда вдруг в доме вспыхнул пожар. Было то
случайностью или делом злоумышленника - осталось невыясненным. Все мигом
повалили на улицу, а некоторые драчуны из <молчаливых веронцев>, как их
назвал про себя Дезар, помогли вынести больного Монтекки и спасти, что
можно, из домашнего скарба. Казалось, все были вне опасности, но
обрушилась кровля, и из-под горящих обломков донесся сдавленный
предсмертный хрип. Люди похолодели от ужаса. Бен рванулся вперед. Ферфакс
схватил его за плечи: <Робот>.
Опустошенные и пристыженные, смотрели гермеситы на горячее пепелище.
Стихия огня погасила стихию человеческой ненависти. Тихо плакала Анна,
олдермен Монтекки, сам едва живой, пытался успокоить жену, поглаживая ей
руку. Несколько горожан вызвались приютить погорельцев, но Дезар рассудил,
что им лучше уехать, и попросил Ферфакса отвезти супругов в коттедж в
Свинцовых горах.
Безучастные ко всему, они покорно согласились.
Уже вечерело, на смену дню Разума шла ночь этого великого
гермеситского божества. И если вокруг сгоревшего дома Монтекки стало
спокойно, то весь остальной город буйствовал. Там и здесь на улицах
разражались кровавые стычки, причем невозможно было понять, кто с кем
схватился: агры с матами, физы с химами или чейзаристы с универами.
Возникли пожары, начались грабежи магазинов. Машины <Скорой помощи> не
успевали доставлять раненых. Полицейские-роботы отказались повиноваться
приказу и заперлись в казарме. Верону охватило тотальное безумие, и она
оставалась во власти бесов в течение всей памятной ночи Разума.
А к утру город затих, сник, опомнился и ужаснулся тому, что он сам с
собой сделал, и тому, что сделают с ним в отместку за вспышку истерии.
Вспомнили страшные угрозы Голема и содрогнулись. Ведь начальника
преторианской гвардии, жестоко избитого, охрана едва сумела вырвать из рук
бесчинствующих хулиганов и отправить на самолете в Рим. Слышали? Говорят,
Первый консул приказал срыть Верону, а жителей поголовно отправить на
каторгу. Кто вам наплел такую чушь, сосед! Не поголовно, а каждого
девятого. Как вы считаете, будут при этом учитывать заслуги, ведь нельзя
же стричь всех под одну гребенку? Не уверен, синьор, не уверен, может
быть, те, кто имел счастье знать профессора, лично могут рассчитывать на
снисхождение.
Пока главная улица и парковый район богатых особняков, охваченные
паникой, готовились вымаливать у Чейза прощение, окраины веселились. Шутка
ли, в городе никакой власти - ни центральной, ни местной, он наш со всеми
потрохами. Конечно, это ненадолго, не сегодня-завтра они придут, и тогда
держись, будет баня, особенно нашему брату, голытьбе, у которой ни заслуг,
ни заступников. Но пока погуляем, хоть день, да наш. Необязательно
буянить, как прошедшей ночью, прошвырнемся по центру, зайдем в <Ячменную>,
а там на мотокегли, если стадион еще цел.
А между главной улицей и окраинами лежала та самая молчаливая средняя
Верона, которая, поднявшись поутру с недоумением и головной болью,
задумалась: что, собственно говоря, случилось у дома Монтекки? Кто
виноват: универы, чейзаристы, полиция, погода, ячменка, кланизм,
общественная система или Ром с Улой? Точно ли убитых только двое, очевидец
мне рассказывал, там была гора трупов. Слышали, Ула, мстя за брата,
задушила своего муженька. Говорят, теперь вообще начнется вековая
вендетта: родители Метью будут мстить Капулетти, Капулетти - Монтекки,
Монтекки - тем, кто сжег их дом, и кто знает, на ком эта цепочка
оборвется. В соборе Разума сегодня панихида, надо пойти послушать, что
скажут.
Кто виноват, думал Дезар. Не я ли? Ведь Ферфакс советовал
заблаговременно уехать, да и чейзаристы, похоже, давали с утра такую
возможность, даже как будто рассчитывали, что мы сбежим и им можно будет
отпраздновать победу без драки. Так сказать, мирный путь, выгодный во всех
отношениях. Своим сторонникам скажут: видите, стоило нам появиться, как
враги струсили и смылись. Сомневающимся скажут: видите, сами бегут, на
ворах шапки горят. Своим противникам скажут: вам позволили унести ноги -
оцените наше великодушие и сидите тихо, не то мы их вам переломаем.
Нет, он не имел права поступить иначе.
Вывод логически обоснован, однако вот перед глазами два гроба на
постаменте, а в них Метью и Тибор, которые могли бы двигаться, говорить,
дышать, не прими Дезар совершенно правильного решения оказать
сопротивление чейзаристам. И как ему довести свою железную логику до
сознания убитых горем родителей, как объяснить всем этим людям, впитавшим
кланизм с материнским молоком, что можно жить и без него, притом
несравненно лучше.
Поднявшись на церковную кафедру, Дезар сказал:
- Я почти не знал Метью и Тибора и потому не стану говорить об их
достоинствах. Верю, что это были, каждый по-своему, прекрасные молодые
люди. Смерть всегда потрясает. Тем более когда она приходит безвременно. И
особенно когда она случайна.
Тибор и Метью погибли не случайно. То, что произошло у дома Монтекки
в день Разума, вызревало веками. Это могло произойти десятилетием раньше
или позже. Не в Вероне, а в Мантуе, не в Мантуе, а в Падуе. Судьба могла
избрать другие жертвы. Но избежать их было невозможно.
Почему? Потому что между гермеситами пролегла глубокая пропасть.
Разойдясь по кланам, они утратили общий язык, из людей вообще превратились
в агрономов и математиков, биологов и юристов. Когда мы знакомимся с
кем-то, нас интересуют прежде всего его специальность, вклад в науку или
заслуги перед производством, а потом уже человеческие качества.
Вы недоумеваете: разве можно обойтись без специализации? Конечно,
нет. Но одно дело разумный профессионализм и другое - тотальный. Человек
не должен становиться придатком своей профессии. Профессия должна быть
придатком человека.
Кланизм и есть профессионализм, доведенный до абсурда. Это не высшее
благо, как привыкли верить, а крайнее зло. Гермеситы считают, что
благодаря ему наше общество постоянно прогрессирует. На самом деле оно
неуклонно движется к упадку.
Лучший способ убедиться в этом - сравнить Гермес с другими мирами.
Нас долгое время намеренно изолировали от них, чтобы не с чем было
сравнивать. Теперь на нашей планете побывал землянин. Мне довелось с ним
встретиться. Из его рассказа я узнал, как далеко ушла от нас вперед наша
прародина. В науке и технике, в образе жизни людей, в литературе,
живописи, музыке, о которых большинство из нас вообще не имеют
представления.
Главная причина такого прогресса в том, что утвердившееся на Земле
социалистическое общество сделало ставку на всестороннее развитие
личности. Человек по природе своей существо универсальное, и земляне
устроили свою жизнь в соответствии с природой, а не вопреки ей. Они долго
и трудно шли к равенству, но в конце концов сумели устранить классовые
перегородки, не поставив на их место новых - профессиональных. От языков
разных народов они переходят к одному - земному. Все это позволило им
преодолеть проклятие рода человеческого - отчуждение между людьми.
- Вы универ! - выкрикнул Вальдес.
- Нет, профессор, я не универ. Я атеист. Нельзя верить в разум, ибо
он выше всякой веры. Критический разум, конечно, который ничто не
принимает на веру. Откройте глаза, отрешитесь от догм предрассудков, и вы
увидите, что наша цивилизация зашла в тупик.
Завтра или послезавтра фанатики-чейзаристы придут сюда, чтобы вновь
вернуть все в привычную колею. Возможно, им удастся на несколько лет
оттянуть крах клановой системы. Но она обречена. И чем скорее вы это
поймете, тем скорее начнется возрождение нашей родины.
Мы не должны рассчитывать на помощь со стороны. Только сами гермеситы
способны выкинуть на свалку негодный общественный порядок и построить
новый на разумных и справедливых началах. Такой порядок, при котором
никому не пришло бы в голову объявить преступной любовь Рома Монтекки и
Улы Капулстти.
Думайте, сограждане, думайте!
На протяжении всей речи Дезара в соборе стояла мертвая тишина. Сойдя
с амвона, он направился к находящейся в нескольких шагах двери, которая
вела в комнату настоятеля. Оттуда был прямой выход на боковую улицу, где в
водомобиле ждал Бен. Все было предусмотрено на случай попытки
фанатиков-кланистов расправиться с философом прямо в церкви. Но если такие
здесь были, они не отважились нарушить траурную церемонию.
Дезар уже отворил дверь, когда тишину разорвали отдельные выкрики,
слившиеся в общий нарастающий гул. Казалось, все захотели выговориться
сразу. О чем? Дошли ли до ума и сердца этих людей его слова? Сейчас он
уедет в катакомбы, где уже находятся его единомышленники, чтобы поднять
знамя сопротивления чейзаристам. И ему необычайно важно знать, можно ли
собрать вокруг этого знамени широкие массы гермеситов или его воителям
суждено остаться узкой, изолированной от народа кучкой героев.
Дезар напряженно вслушивался... и не понимал ничего. Ап был
гениальным изобретением, способным, как он убедился, переводить даже
стихи. Однако его избирательность была поневоле ограничена, он не мог
перелагать одновременно тысячи голосов, а решить, какой из них важней, <не
имел права>. Дезар отключил бесполезный прибор, рассчитывая уловить
реакцию хотя бы веронских филов. Кроме того, ему было знакомо немало
специальных терминов из других профессиональных языков.
Под сводами собора звучали алгебраические формулы и порядковые номера
химических элементов, детали машин и категории логики. Эти понятия
разноязычной гермеситской речи выражали боль, возмущение, негодование.
Но с каким знаком? Увы, придется подождать с ответом на этот вопрос.
Задерживаться дольше было опасно. С чувством досады и сожаления Дезар
закрыл за собой дверь и через ризничью прошел к водомобилю.
...На следующий день консулы издали эдикт, объявляющий Рома Монтекки
и Улу Капулетти вне закона и запрещающий межклановые браки под страхом
смерти.
10
- Ты меня еще любишь, Ром?
- Да. Когда ты со мной, мне покойно и радостно, на душе у меня
светло. Когда тебя нет, я впадаю в уныние или мечусь от одиночества, как
зверь в клетке.
Ты не поверишь, Ула, но сейчас мое чувство к тебе сильнее, чем
когда-нибудь в прошлом. Восемь лет лишений и опасной борьбы, прожитые
плечом к плечу, приучили меня видеть в тебе не только желанную женщину, но
и преданного товарища. Ты единственный человек, который мне никогда не
изменит. Правда?
_______________
- Скажи, Ула, ты простила мне убийство брата?
- Это не было убийством. Ты мстил за Метью.
- Значит, простила?
- Я не могу прощать тебя, Ром, потому что никогда не винила.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг