- Вероятно, я утрирую?
- Да, легат, хотя ваши сомнения мне понятны. Позволю себе дать вам
один совет: не исходите в оценке гермеситского общества из абстрактных
понятий, судите о нас по нашим делам.
Бородач с гордостью показал на воздушный лайнер, к трапу которого они
подкатили. Насколько Тропинин знал историю воздухоплавания, самолет
напоминал земные летательные аппараты конца XXI века. Представленный ему
капитан из клана техов (кстати, весь остальной экипаж состоял из роботов)
подтвердил догадку, сообщив технические данные своего корабля: высота
полета - до 30 километров, скорость - немногим больше скорости звука,
дальность - без ограничений, топливо водородное.
Когда они устроились в комфортабельном салоне, Мендесона сообщил, что
полет выполняется на личном самолете Великого математика. Тропинин
поблагодарил за оказываемое ему внимание. Лайнер взмыл в воздух, несколько
минут можно было полюбоваться видом столицы с высоты птичьего полета, а
затем землю отгородила сплошная стена облаков, похожих на клочья ваты или
снежные наносы. Поразительно, до чего Гермес подобен Земле, как это его
открыватели ухитрились отыскать во вселенском просторе точную копию
покинутой ими родной планеты!
Мендесона явно обладал способностью угадывать мысли.
- Да, Земля и Гермес как брат и сестра. Состав атмосферы, рельеф,
растительный и животный мир почти ничем не отличаются. Только вот человек
не успел здесь эволюционировать. Возможно, потому что появились
колонизаторы и в этом отпала нужда. Природа или бог не любят трудиться
зря.
- Да вы верующий.
- Разумеется. Но, как вы, должно быть, уже знаете, религия у нас
необычная.
- Понятия не имею.
- Как, разве Уланфу не посвятил вас?
- Я интересовался, но он заявил, что имеет на этот счет самое общее
представление и посоветовал обратиться к специалистам.
- Тогда придется мне поднапрячь память. Вот и занятие на время
полета. Итак, наш пантеон включает девять богов.
- По числу кланов?
- Правильно. Бог матов - Число, физов - Атом, химов - Элемент, билов
- Клетка, юров - Закон, филов - Идея, истов - Событие, агров - Колос,
техов - Машина.
- Так у вас многобожие?
- И да и нет. Все они, будучи вполне самостоятельными божествами, в
то же время представляют собой ипостаси единого всеобщего бога - Разума.
- Любопытно. И существует обрядность?
- У каждой церкви свой обряд. Молитвы, исповеди, венчания, похороны -
все эти религиозные функции исполняются с применением клановых формул.
- Ага, нечто вроде конфедерации. Что же остается на долю Разума?
- По всей видимости, председательствовать на совещаниях своих
ипостасей.
- Я вижу, Мендесона, вы не слишком почтительны к своим небожителям.
- У нас вообще нет религиозных фанатиков и изуверов. Да и как иначе,
если сама религия носит сугубо рационалистический характер. Ее и
назвать-то так можно с большой долей условности.
- Тогда зачем она понадобилась?
- Видите ли, это инструмент клановой солидарности и способ
организованного проведения досуга. Особенно ценна воспитательная функция
нашей религии: с церковных амвонов проповедуется профессиональная этика,
восхваляются образцы плановой доблести и предаются осуждению пороки. Это
смахивает на лекции. Вам, легат, стоит взглянуть на церковную службу, там
можно услышать немало интересного.
- Пожалуй. Раз есть религия - могут быть атеисты?
- Зачем, если она по природе своей атеистическая.
- Я бы сказал, научно-техническая.
- Вот именно.
- Но уж секты должны быть у вас? Там, где церковь, не обойтись без
гонений на ереси.
Тропинину показалось, что Мендесона смутился. Впрочем, он мог и
ошибиться, потому что бородач сказал с непринужденным смехом:
- Мы все в определенном смысле еретики.
- Кто же исполняет роль священников?
- Обычно они избираются местной общиной из наиболее чтимых
специалистов. Никакой особой подготовки ведь не требуется. Словом,
гермеситская церковь - это своеобразный хранитель кланово-профессиональной
культуры. Она превосходно заменяет нам искусство.
- Позвольте вам не поверить, Мендесона. Тут у вас какой-то
необъяснимый пробел. Еще первобытный человек, рисуя на стенах пещер
фигурки животных, стремился к художественному самовыражению.
- Вы нас обижаете, мы давно вышли из состояния первобытности.
- Это несомненно. Но вы не можете не знать, какое замечательное
развитие получили на Земле все виды искусства и как много оно значит для
человека.
- Я далек от мысли критиковать ваши порядки. Упаси бог!
- Какой из них?
- Побожусь самим Разумом. Но согласитесь, что имеют право на
существование и другие решения. Поверьте, гермеситы не испытывают никакой
нужды возбуждать свою нервную систему звуками фуг и симфоний или
театральными страстями. Вся эта ерунда лишь отвлекает от развития
производительной, творческой силы человека, ее в какой-то степени можно
уподобить наркотикам. Что же касается развлечений, то нам в избытке
доставляет их спорт. Вам не приходилось наблюдать игру в мотокегли? Матчи
часто передаются по телевидению. Это захватывающее зрелище. Вообразите
площадку величиной с футбольное поле...
Тропинин рассеянно слушал описание игры. Мендесона, обычно
сдержанный, размахивая руками, рассказывал, как ломают друг другу ребра
двадцать отборных атлетов, и с энтузиазмом сообщил, что в первой лиге
гермеситского чемпионата уверенно лидирует <его> команда. Он определенно
относился к числу неистовых болельщиков. Симфония - наркотик, с ехидством
подумал Тропинин, а мотокегли, оказывается, нет. С другой стороны, как раз
в этой своей страсти Мендесона впервые раскрыл нормальную человеческую
натуру, неразличимую под маской опытного дипломата.
Бородач, сев на любимого конька, готов был развивать эту тему
бесконечно. К счастью, его прервал стюард, подавший обед. Покончив с едой,
Тропинин решил воспользоваться оставшимся часом полета, чтобы выяснить еще
один волновавший его вопрос.
- Скажите, друг мой, почему газеты подняли такой трезвон вокруг этой
истории с похищением девицы, помнится, ее фамилия Капулетти?
- Ах, это, - отозвался без охоты бородач. - Что вам сказать,
наверное, и на Земле такие случаи воспринимаются как сенсация.
- Однако у нас никто не стал бы осуждать юношу агронома и девушку
математика за то, что они полюбили друг друга.
- Скорей всего это просто насильник. Но если даже предположить
невероятное - что между мужчиной и женщиной разных кланов, у которых нет
ничего общего и все отличное: вкусы, культура, жизненный уклад, образ
мыслей... Так вот, если предположить, что между ними вспыхнула любовь, то
это любовь обреченных. Вернее, обреченная любовь. Сами-то они вполне могут
выжить, но их чувство раньше или позже умрет.
- Будет убито враждебностью окружающих - это вы имеете в виду?
- И это, конечно, тоже. Лично я, как вы изволили, видимо, заметить,
не отношусь к числу нетерпимых и не одобряю крайностей кланового
патриотизма. У нас, правда, нет охоты на ведьм, костров для инакомыслящих
и пыток в камерах инквизиции, но ревностных хранителей профессиональной
чести более чем достаточно. Как бы, однако, они ни бесновались, это можно
пережить. Чего нельзя, так это внутреннего отчуждения. Подумайте сами,
легат, как долго способно сохраниться чувство между людьми, общающимися
только с помощью автоперевода?
- На Земле в прошлом браки разноязычных людей были обычным делом.
- Да, но при этом супруги быстро осваивали язык друг друга. У нас
такое практически невозможно.
- Разве агр не может изучить язык матов?
- Нет. Профессионализм достиг такой глубины, что требует от человека
всей его жизни. Сызмальства, уже с родительскими генами, он получает
основы информации, профилирующей все его сознание. Разумеется, в зрелом
возрасте агр в состоянии овладеть азами чужого языка, но не более. Его
новое мышление поневоле останется жалким и примитивным.
- Признаться, этого я не могу уразуметь.
- Вероятно, потому, что вы судите о гермеситских языках по аналогии с
земными. Между тем здесь существует принципиальная, качественная разница.
У вас различаются звуковые символы общепринятых понятий, у нас же сами эти
понятия.
- Позвольте, но ведь общих понятий не может не быть.
- Применительно к предметам вещного мира, ощущаемым и осязаемым, -
да. Допустим, стул - место для сидения, карандаш - инструмент для письма,
водомобиль - средство передвижения. Совсем иначе обстоит дело, когда речь
идет о явлениях абстрактного порядка, особенно из сферы человеческих
побуждений...
- Та же любовь...
- Та же любовь. У гермеситов нет ее общего понятия как чувственного
влечения мужчины и женщины. В языке каждого клана оно настолько, если
можно так выразиться, профессионализировалось, что уместно говорить лишь о
некой аналогии. Ап и выполняет такую функцию, указывая, какие именно
элементы профессиональной культуры более или менее соответствуют
передаваемому тексту. Впрочем, судите сами: у матов понятию любви отвечает
уравнение, у химов - реакция, у истов - аналогия, у агров - посев. При
переводе, скажем, с русского языка любовь по-английски будет love,
по-французски amour, по-немецки liebe. В основе одно понятие. На Гермесе
же в результате длительной эволюции оно утеряно, разные кланы обозначают
все, что с ним связано, не различными словесными символами, а
специфическими образами своей профессиональной деятельности.
- Это относится и к действиям? Например, как передать фразу: <Иван и
Марья полюбили друг друга>?
- Ну, очевидно, у матов она будет звучать <уравнялись>, у агров -
<посеяли>, у химов - <реагируют>, у истов - <аналогичны>. Как видите, даже
общего глагола <почувствовали> здесь нет и в помине. В каждом случае
профессиональный образ предопределяет характер совершенного действия.
Тропинин откинулся на спинку кресла. Все это просто не умещалось в
голове. Требовался дотошный лингвистический анализ, чтобы понять природу
гермеситской речи.
- Кто же у вас занимается переводами, Мендесона? Ведь
программирование того же автопереводчика требует досконального знания
профессиональных языков.
- Вы правы. У нас есть специальный подклан лингвистов, или лингов, в
составе клана матов.
- Матов?
- А почему вас это удивляет? Ведь язык - это набор символов, и именно
математике сподручно найти им адекватное выражение. Методика здесь
достаточно сложная: каждое профессиональное понятие должно получить свой
числовой коэффициент, а затем с помощью системы уравнений ему
подыскиваются сходные понятия в других клановых культурах. Я, однако, не
слишком силен в этой материи. Видите, как плохо быть дилетантом.
Лайнер пошел на посадку. В аэропорту их встретило местное начальство
во главе с Главным математиком Вероны. После пышных приветствий и вручения
высокому земному гостю символических ключей от города он извинился и
отозвал Мендесону в сторонку. Спустя минуту бородач подошел к Тропинину с
явно озабоченным видом.
- Крайне сожалею, легат, но срочно потребовалось мое присутствие в
столице, и я вынужден вас покинуть. Не сомневаюсь, что власти Вероны
окажут вам самое сердечное гостеприимство.
Веронцы рассыпались в заверениях.
- Мне будет недоставать вас, дорогой друг, - лицемерно сказал
Тропинин, довольный таким оборотом дела. - Но служба есть служба.
Ему предоставили люкс в лучшей гостинице Вероны под знаком <7 x 7>.
После осмотра города и торжественного обеда в мэрии гостю дали возможность
отдохнуть. Он прилег на диван, полистал альбомы с видами местных
достопримечательностей и задремал. Последней мыслью, промелькнувшей в
мозгу, было: как на разных гермеситских языках передается понятие сна?
Должно быть, у матов - бесконечность, у химов - растворение, у физов -
очарованность, у истов - мир или нет, перемирие. А у агров?..
Его разбудил робкий стук. Тропинин протер глаза, отворил дверь и
впустил в комнату толстого мужчину с мясистыми губами и живыми черными
глазками.
- Извините за непрошеный визит, но крайняя необходимость принудила
меня просить вас о помощи.
Тропинин насторожился: только этого ему не хватало.
- Вы, должно быть, ошиблись, я нездешний и, право, не уверен, что
могу быть чем-нибудь вам полезен.
- Я знаю, легат, вы с Земли. Именно к вам я и хотел обратиться. Моя
фамилия Сторти.
- Уж не тот ли наставник, который поощрил Рома Монтекки на преступное
похищение?
- Тот самый. Я вижу, вам уже все известно.
- Еще бы!
- Вы верите тому, что пишут газеты?
- У меня нет оснований не верить.
- Позвольте присесть?
- Милости прошу.
- Не возражаете, если я возьму из холодильника банку ячменки? Горло
пересохло.
Тропинин с любопытством наблюдал, как бесцеремонный посетитель полез
в холодильник, достал оттуда несколько банок местного пива, открыл одну,
выпил залпом, опорожнил наполовину вторую и только после этого плюхнулся в
застонавшее кресло.
- Итак, легат, все, что там о нас насочиняли, - враки.
- И похищения не было?
- Не было. Был побег двух влюбленных, которых родители собрались
насильно разлучить. - И он рассказал историю Рома и Улы.
- Ром Монтекки и Ула Капулетти. Какое странное сочетание, - сказал
Тропинин.
- Да, инспектор, агр и мата, кто мог подумать!
- Я не об этом. Значит, сейчас они в безопасности?
- Ненадолго. Не сомневаюсь, что эти сукины сыны скоро обнаружат их
домишко, и тогда - страшно подумать.
- Так чего же вы от меня хотите?
- Вы могли бы попросить Великого математика, чтобы их оставили в
покое. Стоит ему сказать словечко...
- Поймите, Сторти, я не имею права вмешиваться во внутренние дела
Гермеса. Не говоря уж о том, что не поздоровится мне лично, это может
повести к осложнениям космического масштаба. Сами понимаете...
- Понимаю, - сказал наставник с горечью. - Хотя я ни черта не смыслю
в математике, отличить одну пару от нескольких миллиардов способен даже
такой кретин.
- Зря вы иронизируете.
- Иронизирую? С чего вы взяли?
Физиономия Сторти излучала простодушие. Тропинин так и не решил, что
на уме у толстяка. У самого у него на душе остался неприятный осадок.
Вполне возможно, что он перестраховывается: руководство Гермеса придает
слишком большое значение его миссии, чтобы отказать в пустяковой просьбе.
А если она не столь уж пустяковая, если эта любовная история в самом деле
затрагивает болевые точки гермеситского общества? Тогда ему вынуждены
будут отказать, могут даже объявить персоной non grata, постаравшись
одновременно дискредитировать перед Землей. Сходные ситуации уже возникали
в его практике, и Тропинин знал, с какой болезненной щепетильностью там
реагируют на каждый действительный или мнимый промах своих дипломатов.
Нет, все правильно, нельзя поступить иначе, хотя судьба молодой пары его
по-настоящему волнует. К тому же он уже однажды ввязался в здешние свары.
Сторти потягивал ячменку и деликатно молчал, словно догадывался, что
землянин еще раз взвешивает возможность заступиться за Рома и Улу, и
оставлял решение на его совести. Потеряв надежду, он встал.
- Еще раз извините, легат, за вторжение и разрешите откланяться.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг