музыки, которую сочиняют и исполняют машины.
- Значит, существует другая музыка? - спросила Ула.
- И не только музыка, но также живопись, скульптура, литература,
художественный кинематограф и телевидение.
- Телевидение? - удивился Ром. - Да ведь мы каждый день смотрим
передачи.
- Верно, но лишь документальные и учебные. Художественные программы
нечто совершенно иное. Ты понимаешь, Ром, что я, как и вы, никогда их не
видел и могу судить об этом только по вывезенным с Земли старинным книгам,
которых сохранилось немного, да и те находятся под запретом. Может быть,
когда-нибудь вам посчастливится увидеть, как это выглядит. А вот поэзия...
- Поэзия? Какое странное слово.
Дезар собрался было растолковать, что оно значит, но передумал,
подошел к книжному шкафу и извлек из него дряхлый, пожелтевший от времени
томик. Бережно раскрыв его, он начал читать нараспев, словно молитву:
Я вас любил: любовь еще, быть может,
В душе моей угасла не совсем;
Но пусть она вас больше не тревожит,
Я не хочу печалить вас ничем.
Я вас любил безмолвно, безнадежно,
То робостью, то ревностью томим,
Я вас любил так искренне, так нежно,
Как дай вам бог любимой быть другим.
Не рассчитанные на стихи апы передали подстрочный перевод. Но столь
необычно и чарующе прозвучала их рифмованная мелодика, столь тонкой и
благородной была заложенная в этих лаконичных строках мысль, что Ула и Ром
сидели как завороженные. Они попросили Дезара продолжать, и долго еще
молодые гермеситы с восторгом внимали песням русского поэта, отделенного
от них невообразимым временем и пространством.
- Вы раскрыли перед нами целый мир, - с чувством сказала Ула. -
Господи, до чего же мы невежественны!
- Признаться, я не понял половины из того, что вы говорили, синьор
Дезар.
- Догадываюсь, Ром. Но, думаю, вы поняли главное: доведя
профессионализм до абсурда, выбросив за борт искусство, основатели нашего
общественного строя обрекли гермеситов на убогую жизнь. Я уж не говорю о
прелестях профессионального кланизма. Испытав их на собственной шкуре, вы
сами сумеете дать этому благословенному принципу надлежащую оценку.
- Кто вы? - неожиданно спросил Ром. Дезар смутился.
- Я философ, ты уже знаешь, представитель вымирающего клана. Не
численно, нет. Филов у нас более чем достаточно, а вот истинных философов,
увы, остались единицы.
- Я не о том. Простите, не хочу оскорбить вас, но отец рассказывал,
что существует какая-то секта, выступающая против профессионального
кланизма. Не помню, как она называется. Он говорил, что ее члены - самые
злостные преступники.
- Тебе пришло в голову, что и я вхожу в эту секту? Кстати, они так
себя и называют: универами.
Ром смущенно кивнул.
- Какой ты нескромный, - упрекнула его Ула. - Извините его, он ведь
темный агр, - пошутила она, чтобы как-то разрядить обстановку.
- Почему же, я люблю прямых людей. Нет, дружок, я не принадлежу ни к
каким сектам, потому что вообще не верю в бога.
8
Весь следующий день Ула и Ром провели со своим новым другом,
набираясь мудрости и открывая для себя вещи, о которых не имели никакого
понятия. Они были буквально оглушены этой стремительной атакой на
предрассудки, укоренившиеся в их сознании, инстинктивно сопротивлялись,
чтобы в конце концов уступить одну позицию за другой и позволить себя
переубедить. Обращая молодых людей в свою веру, или, вернее, безверие,
философ радовался тому, что тяжелая мыслительная работа отвлекала их от
горьких размышлений о судьбе близких и собственном будущем, казавшемся
беспросветным.
Поздно вечером в дверь позвонили, и Дезар впустил в квартиру толстую
блондинку неопределенного возраста с ярко накрашенными губами и
размалеванными щеками. Ула и Ром были удивлены, когда он предложил им
выйти из своего убежища на кухне и познакомиться с его вульгарной гостьей.
- Синьора Петра, - представил он.
- Очень приятно, - сказала дама, пожимая руку Рома с кокетливой
ужимкой. - Обожаю красивых молодых мужчин. - Затем она фамильярно
потрепала Улу по щеке, что та восприняла без восторга.
- Синьора взялась вывезти вас из города и доставить в безопасное
место, - объяснил Дезар.
- При том условии, что назначенная сумма будет выплачена заранее.
- Аванс вы получили, а остальное - по завершении операции.
- Цены безбожно выросли, помидоры нынче на рынке шли по двадцать
сестерций, а о мясе и сказать страшно.
- Ну и что?
- А то, - нагло заявила блондинка, поправляя гигантский шиньон на
голове, - что не мешало бы прибавить.
- Позвольте, вы дали согласие...
- Да, но до рынка. Кроме того, я рискую своей незапятнанной
репутацией.
- В таком случае мы отказываемся от ваших услуг. До свиданья,
синьора, и не забывайте, что вы обязались держать язык за зубами.
- Именно за это я оставляю у себя аванс. Мое почтение, молодые люди.
- Она сотворила подобие книксена с грацией мула и мелкими шажками
засеменила к выходу.
Ром и Ула с удивлением наблюдали за этой сценой. Неужели философ
решился доверить их судьбу такой особе? И тут вдруг Рома озарило.
- Да это же наш ячменный бочонок! - воскликнул он.
- Ты таки узнал, негодный, - сказал Сторти, снимая с себя парик. И
бросился обнимать молодых, уделив предпочтение Уле.
- Я всегда знал, что у меня выразительная спина, - сказал наставник с
гордостью. - Придется показывать полиции только фасад. Но в целом
испытание прошло успешно.
- Для чего понадобился этот маскарад?
- Я думал, ты умнее, сын мой. За мной установлена слежка, и не
превратись я в прекрасную даму, так только навел бы на вас сбиров*.
_______________
* Полицейские (итал.).
- Как отец? - с тревогой спросил Ром.
- Потихоньку поправляется, не беспокойся. Что до твоей матери, то ей
пришлось пожертвовать тремя своими платьями, чтобы одеть синьору Петру.
- Что за дурацкое имя?
- Прошу не оскорблять моих чувств, - возмутился наставник, теперь
уже, правда, бывший. - Так звали мою первую возлюбленную. Какая была дива!
Души во мне не чаяла. До сих пор пишет прелестные письма.
- А Гель?
- О нем пока ничего не известно. Не жалей, - жестко сказал Сторти, -
он того не стоит.
Рому горько было слышать такой бескомпромиссный отзыв о своем брате
от мягкого и великодушного Сторти, но он не стал возражать. Даст бог, Гель
возьмется за ум, материнская отповедь не может пройти для него бесследно.
- Ну а сам ты, дружище, как твои дела?
- Превосходно. Меня наконец выставили из Университета, чего я давно и
безуспешно добивался. Я теперь вольная птица, начну по твоему примеру
изучать математику или стану философом, как наш любезный хозяин.
- Насколько я могу судить, вы философ от природы, - сказал Дезар.
- Мерси, синьор, за комплимент, хотя, будучи агром, я должен был
возмутиться.
- Сторти, милый, мне так стыдно, что из-за нас вы лишились своего
места, - сказала Ула.
- Не тревожься, девочка, я не пропаду. Не будем говорить об этом,
сейчас у нас дела поважнее. - Он сходил в переднюю, принес оттуда саквояж,
распахнул его и сказал Рому: - Вот, облачайся.
- Что там?
- Платье для племянницы синьоры Петры.
- Как, ты и меня хочешь обрядить?
- Тебя в первую очередь. Надеюсь, ты не забыл, что твоя физиономия
известна всему Гермесу?
- А как же я? - спросила Ула. - Меня ведь тоже могут узнать.
- Принцип маскировки прост: тебя мы выдадим за моего племянника. Так
что вы с Ромом будете брат и сестра, не вздумайте обниматься на публике.
Ром, отдай ей свои штаны.
- Но я утону в них, - запротестовала Ула.
- Что-нибудь придумаем. Я захватил кучу булавок. Поражаюсь
собственной предусмотрительности.
Переодевание заняло много времени, сопровождаясь смехом и шутками.
Наконец философ, придирчиво осмотрев дородную синьору, которая решила
провести с племянниками отдых в Свинцовых горах, нашел, что можно
рискнуть.
- Однако, на чем мы поедем, ведь твоя тарахтелка, Сторти, приказала
долго жить?
- Никогда тебе этого не прощу. Ее безвременная гибель оставит в моем
сердце незаживающую рану.
- Вы поедете на машине моего приятеля теха, которому можно абсолютно
доверять, - сказал Дезар. - Что ж, простимся, и пусть судьба будет к вам
благосклонна.
- Мы никогда не забудем вас, синьор, - сказала Ула, целуя его в щеку.
- И я вас, друзья. Благодаря вам мне довелось, может быть, впервые в
жизни не только рассуждать о пользе благих дел, но и самому совершить
нечто полезное.
Потихоньку выбравшись из дома, они погрузили в багажник чемодан со
съестными припасами, которыми снабдил их Дезар, чтобы не было нужды
останавливаться в мотелях. За рулем сидел пожилой невзрачный человек,
который молча пожал им руки, не став представляться, и погнал машину с
места в карьер.
Путники благополучно миновали наиболее освещенную и людную часть
маршрута и, казалось, могли вздохнуть с облегчением, но у самой городской
черты их ожидал неприятный сюрприз: здесь спешно была сооружена застава -
явление, до сих пор невиданное на гермеситских дорогах. Положительно,
невинное чувство двух юных существ стало истоком целой цепи неожиданных
следствий и грозило изменить весь образ жизни на планете.
Полицейский робот внимательно осмотрел водомобиль, не нашел ничего
подозрительного и потребовал документы. Сторти разъяснил ему, что они
выехали прокатиться, а в таких случаях брать с собой паспорта глупо. Сбир
заколебался. Сторти сначала попытался заговорить его, но не учел, что
имеет дело с механизмом, которого, как человека, на мякине не провести.
Потом он решил взять напором и наорал на робота, обозвав его металлической
дубиной. На того, привычного к подобному обращению со стороны высшей расы,
ругань не подействовала. Их шумное препирательство привлекло внимание
высокого, ладно скроенного человека в форме, осматривавшего другой экипаж,
въезжающий в Мантую. Когда он подошел поближе, Ром и Ула, похолодев,
узнали префекта.
- В чем дело, шестьдесят четвертый? - осведомился он.
- Пассажиры отказываются предъявить паспорта, ваша честь, -
отрапортовал робот.
Сообразив, что перед ним большой начальник, Сторти взял
дружески-почтительный тон.
- Ради бога, синьор, объясните этому ревностному служаке, что
нормальные люди, отправляясь подышать, не заботятся брать с собой
документы на случай встречи с полицией.
- Кто вы?
- Я римская матрона, а эти двое малюток - дети моей покойной любимой
сестры. Вы не представляете, какой души была эта женщина! Мой муж,
занимающий в столице крупный пост, не раз предлагал ей помощь, но она
наотрез отказывалась, заявляя, что сама вырастит своих детей. И каков
результат? Заморила себя непосильным трудом. Цены-то сейчас ой как
подскочили, нынче у вас на рынке помидоры шли за двадцать сестерций, а о
мясе и говорить страшно.
Терпеливо выслушав Сторти, что мало кому удавалось, префект сказал:
- Положим, у вас в столице цены почище. Могу я узнать, к какому клану
вы принадлежите?
- Я агр, то есть, разумеется, агрянка, а это мой племянник, - кивнул
он на Рома, - и племянница, - на Улу.
- Вы хотите сказать, что это племянница, а это племянник.
- Вот именно, префект, я их вечно путаю, ведь они близнецы.
- Сдается мне, что этих близнецов где-то пришлось видеть, -
пробормотал префект. - Не так ли, красавица? - Он пристально посмотрел на
Рома.
- Ой, префект, умоляю вас, не заигрывайте с этой кокеткой, не то она
бог весть что о себе вообразит, - поспешил вмешаться Сторти. Краешком
глаза он заметил, что водитель нахмурился и, опасаясь, что тот сделает
какую-нибудь глупость, положил руку ему на плечо. - Вы такой видный
мужчина, что будь я на десяток лет моложе...
- Вы и сейчас ничего, - вежливо отозвался префект. Сторти ухитрился
зардеться. - Что с вами поделаешь, езжайте с богом. Только в километре
отсюда, у мотеля, еще одна застава, там вас все равно задержат. Впрочем,
выбирайтесь как знаете. - Он отступил в сторону и дал знак поднять
шлагбаум.
Ром подумал, что префект, хотя и юр, тоже философ. И, может быть,
даже член секты универов.
Отъехав метров триста, они достали карту и обнаружили, что где-то
недалеко от магистрали отходит проселочная дорога. Отыскать ее оказалось
нетрудно. Миновав препятствие, водомобиль помчался вперед.
- Ловко я его обвел, - похвастал Сторти. - А ведь это был крепкий
орешек. Опытный юр, за версту видать. Понадобилось пустить в ход все мое
природное обаяние и незаурядное знание мужской натуры.
Ром не стал его разочаровывать, умолчав о странном поведении
мантуанского блюстителя порядка, который трижды их выручил. Ула пожала ему
руку - она думала о том же. Вот они и научились понимать друг друга не
только без апов, но и без слов.
В дороге путники сделали привал, подкрепились и погнали дальше. Ром и
Ула задремали и проснулись, когда машина остановилась.
- Эй, сони, вытряхивайтесь, мы прибыли в рай! - весело закричал
Сторти.
Они находились в центре небольшой долины - клочка ровной поверхности,
окруженного высокими лесистыми холмами, позади которых тянулась гряда
Свинцовых гор. Горы были небогаты рудами и потому не изуродованы
карьерами, их название происходило от окраски - белесоватой, с легким
оттенком голубизны. Сама же долина зеленела всходами высоких трав, главное
ее украшение составлял стекавший с вершин и рассекавший ее надвое
полноводный ручей. Природа, казалось, специально сотворила этот уголок для
уединения и покоя.
Попрощавшись с молчаливым техом и оглядевшись, Ром и Ула обратили
наконец внимание на единственное строение на поляне - небольшой коттедж, у
которого остановился водомобиль. Это был двухэтажный кирпичный домик с
мансардой и стеклянной верандой, покрытый красной черепицей, судя по
свежему виду, только что выстроенный или основательно обновленный. Их
несколько удивило, что хозяева не выходили встречать гостей. Кто они,
местные жители или состоятельные горожане, проводящие здесь свой отпуск?
Легко ли будет найти с ними общий язык?
Из дома вышел Сторти, заносивший туда чемоданы, и, словно
догадавшись, какие вопросы волнуют его юных друзей, пригласил их войти
внутрь и познакомиться с владельцами. Он показал им гостиную с камином на
первом этаже, спальню и комнатушку для гостей на втором. Помещения были
обставлены простой добротной мебелью, чисто прибраны и явно не обжиты.
- Где же хозяева? - спросила Ула.
- Потерпи, сейчас я вас с ними познакомлю, - ответил Сторти и повел
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг