- Ром, милый, у меня больше нет сил, - жалобно сказала Ула.
Ничего не говоря, он потащил ее к подъезду ближайшего дома и позвонил
в первую попавшуюся дверь. Послышалось шарканье, и старческий голос
спросил:
- Кто там!
- Девушке плохо, нужна срочная помощь.
После секундного размышления старик прошамкал:
- Сошалею, но ничем не могу помочь. Вам надо обратиться в клинику.
Ром не стал пытать судьбу вторично. Они поднялись на последний этаж и
присели на ступеньке. Авось преследователи не станут осматривать все дома.
Увы, надежда не оправдалась. Минут через десять внизу послышался шум:
полиция проверяла каждую квартиру. В отчаянии Ром схватил Улу на руки и
позвонил в одну из дверей на лестничной клетке. Дверь отворилась, на
пороге стоял седой худощавый человек в очках.
- Моей жене плохо, за нами гонится полиция, укройте нас, - пролепетал
он и добавил: - Мы ни в чем не виноваты, клянусь вам.
Седой пристально посмотрел Рому в глаза, перевел взгляд на Улу и
отстранился, приглашая их войти. Он захлопнул дверь, провел Рома в комнату
и молча указал на огромный платяной шкаф.
Несколько минут спустя раздался звонок. Хозяин не спеша открыл дверь
и впустил префекта.
- Если не ошибаюсь, синьор Дезар?
- Да, префект, вы не ошиблись.
- Мы разыскиваем молодую пару. Они не просили у вас убежища?
- Нет. Хотите осмотреть квартиру?
Префект пожал плечами.
- У меня нет оснований вам не верить.
- Не скажете, в чем их вина?
- А вы любопытны.
- Я фил, моя профессия - постигать людей и мотивы их поступков.
- Они принадлежат к разным кланам и осмелились полюбить друг друга.
- Это страшное преступление, - согласился Дезар.
- Еще бы! Мы будем искать их еще сутки, - сказал префект
неестественно громким голосом.
- Удачи вам!
За спиной префекта появилась костлявая дама.
- Увы, синьора Капулетти, и здесь их нет, - сказал он ей с
огорчением.
Выждав, пока полиция покинет дом, философ выпустил из шкафа беглецов,
привел их на кухню и напоил горячим кофе. Он осведомился, как чувствует
себя Ула, и Ром, краснея, признался, что пошел на хитрость, чтобы
разжалобить хозяина квартиры. Дезар кивнул, усадил их на диван, погрузился
сам в глубокое кресло напротив, набил трубку, раскурил ее и только потом
сказал:
- Рассказывайте.
Молодые люди переглянулись: могут ли они довериться совершенно
незнакомому человеку, хотя и отнесшемуся к ним великодушно? Дезар угадал
их сомнения.
- Говорите, как на исповеди. Я не причиню вам зла, если уж согласился
из-за вас проявить нелояльность к властям.
- Позволь мне, Ром, - сказала Ула и, опустив лишь интимные
подробности, поведала историю их любви, радостную и печальную. Дезар
слушал не перебивая. У него была манера прикрывать глаза веками, временами
казалось, что философ погрузился в сон. Но, когда Ула в нерешительности
замолкала, он кидал на нее острый взгляд, давая понять, что ждет
продолжения.
Ром слушал свою возлюбленную и заново переживал перипетии их одиссеи:
первую встречу, свои занятия математикой, памятный матч в мотокегли, сцену
у балкона, бегство, приключения в гостинице, оборону дома Ферфакса, ночь в
камере мантуанской префектуры. Попытавшись представить, как должна
восприниматься вся эта история со стороны, он впервые задумался над ее
сокровенным смыслом. Начавшись обыденным образом, события развивались в
ней со стремительным нарастанием. Зародившееся у них чувство - сам по себе
не слишком приметный факт: кому какое дело до того, что юноша и девушка
полюбили друг друга, таких миллионы! Но как песчинка, сорвавшаяся с
вершины, оно вызвало обвал, и с каждым днем все больше людей, кто по своей
охоте, а кто силою обстоятельств, вовлекается в решение их судьбы. Почему
вокруг них бушуют страсти, какое значение имеет для других, поженятся они
и обретут право на счастье или будут навсегда разлучены? Кажется, он
начинает находить ответ на эти вопросы.
Ула закончила свое повествование и взглянула на Рома, справляясь, не
пропустила ли она что-нибудь важное. Нет, не пропустила, ответил ей Ром
глазами. Напротив, помогла мне понять, что мы защищаем не только свое
чувство, но и право других любить по свободному выбору. Ах ты моя милая,
драгоценное мое существо!
После продолжительного молчания Дезар извлек трубку изо рта и
произнес непонятную фразу:
- Раньше или позже клубок должен был размотаться, но кто мог
предвидеть, с какой ниточки это начнется! - Поймав вопрошающий взгляд Улы,
он улыбнулся. - Поговорим по душам позже, а сейчас я хотел бы разузнать,
что происходит в мире, и принять некоторые предосторожности.
- Если наше присутствие вас стесняет, скажите откровенно. Мы уйдем
сразу, как только кончится облава. - Еще не завершив своей мысли, Ром
пожалел о сказанном.
Философ не стал обижаться на это проявление мальчишеской
щепетильности.
- Я запру вас на ключ, а вы не откликайтесь ни на какой стук, сидите
тихо как мыши. Пользуйтесь всем, что есть в доме, кроме телефона: линию
могут прослушивать. И вот еще что: не подходите к окнам.
Опять Ром с Улой оказались пленниками, на сей раз добровольными. Они
недолго горевали над своим бедственным положением, прекрасно провели день,
наслаждаясь общением друг с другом.
- Знаешь, Ула, нам ведь никто не нужен. Надо было соглашаться на
Свинцовые горы. Друзья помогли бы тебе удрать от своей бабки, и мы зажили
бы на славу. Я выстроил бы образцовую ферму, растил капусту и пас свиней.
- А я?
- Ты готовила бы обед и нянчила детей.
Вернувшись вечером, Дезар обеспокоился тем, что его гости не подают
признаков жизни. Он нашел Рома и Улу на кухне, они склонились над столом,
голова к голове, настолько увлеченные своим занятием, что не заметили его
появления.
- Над чем вы там колдуете? - спросил философ.
Ром вздрогнул и прикрыл ладонью лежавший перед ним листок бумаги. Ула
тоже смутилась.
- Я знаю, что это нехорошо, но Ула учила меня математике, - после
некоторых колебаний признался Ром.
Дезар посмотрел на листок, испещренный цифрами, и сказал со вздохом:
- Какие же вы темные, дети мои, сколько дури вбили вам в головы!
Ладно, поделюсь новостями. Начну с приятных: я связался из автомата с
твоим наставником, и он взялся подыскать для вас убежище в Свинцовых
горах.
Ром с Улой переглянулись.
- Вижу, такая перспектива вам по душе. И правильно. Я и сам бы с
удовольствием променял городские удобства на чистый горный воздух и
одиночество. Там хорошо размышлять над людской глупостью. Сторти взялся
также переправить вас на место, заявив, что он теперь крупный спец по
части побегов. Хорошего ты выбрал себе наставника, Ром. Конечно, это не
так просто будет сделать, если учесть, какой поднялся вокруг вас ажиотаж.
Да, вы стали настоящими героями дня, все газеты полны описанием вашей
истории, о ней судачат на всех перекрестках. Гермес, кажется, начинает
раскалываться на две враждующие партии: тех, кто за ваш союз, и тех, кто
против. К сожалению, последних пока намного больше.
- А мои родители? - спросила Ула.
- Твоего отца, девочка, осадили репортеры, и он им заявил, что не
видит ничего страшного, если его дочь выйдет замуж за агра, и готов дать
ей свое благословение. Смелый человек, можешь им гордиться. Однако должен
огорчить тебя. Веронская община матов предала его остракизму, твоя мать
потребовала развода, а когда он, как обычно, пришел читать лекцию в
Университет, студенты устроили ему обструкцию. Не плачь, - он погладил ее
по голове, - все образуется. Капулетти даже этой своре клановых патриотов
не затравить.
Теперь твоя очередь, Ром, крепись. По словам Сторти, в доме у вас был
грандиозный скандал. Твоя мать отреклась от своего младшего сына, назвав
его подлым доносчиком. Гель... так, кажется, его имя?
Ром не в состоянии был выговорить ни слова. Ах брат, родной брат мой,
если что-нибудь с тобой случится, я никогда себе этого не прощу!
- Гель исчез. - Дезар достал платок и начал протирать очки.
- Что-нибудь еще? - спросил Ром с замиранием сердца.
- Да, Ром, да, милый, но ты не горюй, все утрясется.
- Говорите, прошу вас!
- Когда синьор Монтекки узнал о случившемся, ему стало плохо,
пришлось вызвать <Скорую>. В клинике установили диагноз: инфаркт миокарда.
Но непосредственной опасности нет. Ему нужны покой и длительное лечение.
Врачи сказали Сторти, что у твоего отца могучий организм, он выживет.
Ром встал с места.
- Я должен ехать к нему.
- Ты можешь так поступить, но в этом случае вам с Улой придется
расстаться, и, возможно, навсегда.
Ром опустился на стул.
- Мы поедем вместе, - сказала Ула, - они не посмеют нас разлучить.
- Еще как посмеют! - возразил Дезар. - Родителям вы ничем не
поможете, напротив, им будет легче, зная, что вы в безопасности. А себя
загубите ни за грош. Стоит вам выйти на улицу - и забудьте друг о друге.
Он встал, выключил свет, подошел к окну, знаком подозвал их к себе. У
подъезда прогуливался полицейский.
Несколько минут они просидели молча, размышляя каждый о своем.
- Вы правы, синьор, - сказала Ула. - Не знаю, как мы сможем вас
отблагодарить. Мы прокляты, наша любовь приносит всем одни несчастья.
- Какая нелепость! - с непривычным для себя жаром воскликнул философ.
- Вы даже не представляете, какая это благодатная и живительная сила -
ваша любовь! Положительно, я должен раскрыть вам глаза на самих себя и
свою роль в истории Гермеса. Готовы слушать, синьоры студенты?
Не дождавшись ответа удрученной пары, он начал говорить.
- С детских лет вам, как и всем прочим, внушается мысль, что клановая
система порождена самой природой вещей и исполнена глубочайшего смысла. В
действительности она противоестественна и бессмысленна. Вас убеждают, что
гермеситское общество подобно цветущему оазису во вселенской пустыне. На
самом деле это болото, оно поросло предрассудками, как застойный пруд
порастает мхом. И вы, друзья мои, сами того не подозревая, бросили в него
камушек, вокруг которого образовалась лунка чистой воды и начали отходить
круги, оттесняя муть к берегам. Мхи живучи, они не терпят просвета в своей
массе, будут отчаянно бороться за то, чтобы вновь завладеть всей
поверхностью. Но дело их в конечном счете проиграно, ибо под ними чистая
вода, питаемая родниками народной мудрости.
Затейливый образ, нарисованный воображением фила, вызвал у молодых
людей смутные ассоциации. В то же время обоих смутила та беспощадная
откровенность, с какой он отрицал все, во что они верили и чему привыкли
поклоняться.
- Я знаю, вам нелегко примириться с мыслью, что порядок, на котором
зиждется столь очевидное наше благосостояние, гнил и неправеден. Но
призадумайтесь. Мир, в котором мы живем, беспредельно многолик и
контрастен. Все в нем кажется разъятым, словно некое божество, подняв
Вселенную, швырнуло ее оземь и она рассыпалась на кусочки, каждый из
которых обрел свою, непохожую на другие, форму существования: органическую
и неорганическую, природную и общественную, материальную и духовную. Потом
божество начало дробить эти глыбы на осколки, разделив неорганическую,
или, как ее с большой условностью называют, мертвую, природу на вещество и
волну, жидкость и твердь, а живую, органическую, на флору и фауну.
Последняя распалась на пресмыкающихся и млекопитающих, а те на
бесчисленные виды, отряды и подотряды, включая венец творения - человека,
в котором природа реализовала высшую свою способность: мыслить, то есть
осознать самое себя.
Обретя сознание, человек поначалу принял окружающую его среду за
нечто целое и нераздельное. Но, осмотревшись, он убедился, что в каждом ее
секторе действуют свои неповторимые закономерности, и начал их
исследовать. Первичное знание, mathema, - видишь, Ула, откуда происходит
название твоей науки! - отражая реальность, раздробилось на отсеки. Чтобы
понять устройство мироздания, понадобилась астрономия, постигнуть строение
вещества - физика, разгадать секрет жизни - биология. Политическая
экономия, которой у нас, на Гермесе, практически не существует, занялась
изучением отношений между людьми в процессе производства и обмена, а
история взяла на себя запись их деяний, чтобы сохранить для них память о
прошлом и передать живущим поколениям опыт ушедших. Агрономия помогла им
добывать средства пропитания, а целая семья технических наук - создавать и
совершенствовать <вторую природу>, от простого колеса до электронного
мозга.
Но чем глубже мысль человеческая проникает в детали, тем больше она
утрачивает общую перспективу. Тут ничего не поделаешь: за каждое
приобретение приходится расплачиваться какой-то потерей. Уже древние
мыслители на нашей прародине Земле заметили, что при всем многообразии
мира в основе его лежит некая единая материальная субстанция, что
различные сферы бытия тысячами зримых и незримых нитей связаны между
собой, что наряду с частными закономерностями, которые определяют
устройство этих сфер, существуют универсальные, обнимающие весь социальный
организм, всю природу и даже Космос в целом. Разгадать их составляет цель
моей науки - философии.
Универсальность бытия, чтобы быть адекватно, то есть правильно, точно
понятой, требует универсальности сознания - вот, пожалуй, величайший
вывод, к которому человечество пришло в итоге длительной эволюции. Такая
универсальность составляет условие и гармонического развития самого
человека. Но как достичь этой заветной цели? - вот вопрос. На заре
цивилизации отдельные гении вроде Аристотеля, Леонардо, Гёте, Ломоносова,
Гумбольдта еще в состоянии были объять необъятное. Позднее это стало
просто невозможным. Даже философия, по смыслу своему призванная служить
инструментом обобщения и синтеза, настолько разветвилась и обогатила свои
кладовые, что сколько-нибудь серьезное овладение ею стало нуждаться в
глубокой специализации, требующей целой жизни без остатка. Притом
овладение даже не всей наукой, а лишь одним из ее направлений - онтологией
или гносеологией, логикой или историей философских учений.
Оставалось одно: с раннего детства давать каждому основательное
представление о всех основных науках, а главное - формировать широту
мышления, чтобы позднее, когда человек начинает специализироваться, его не
покидал живой интерес ко всему, что происходит за пределами его профессии.
Вы можете сказать, что нечто подобное есть и у нас. Но так называемые
<смежные знания>, преподаваемые в гермеситских школах, - это жалкое
подобие обширной программы, позволяющей землянам избежать односторонности
и обладать солидной эрудицией, оставаясь первоклассными профессионалами.
Однако и здесь существует граница, которую нельзя переступать. Как я
уже говорил, углубляясь в детали, теряешь перспективу. Но есть и обратная
сторона дела - стремясь охватить взглядом общую картину, упускаешь из виду
частности, нередко весьма важные. На практике подобный подход чреват
снижением уровня профессионального мастерства, и чрезмерное увлечение им
раньше или позже привело бы общество к упадку.
Проблема приобретает тем более острый характер, что развитие науки,
нарастание объема информации неизбежно сопровождаются дальнейшим
углублением специализации, которая разобщает людей, усиливает отчуждение
между ними, разделяет их на обособленные профессиональные группы. Что же
может противостоять этой грозной опасности? Только искусство. Знаете ли вы
что-нибудь о нем?
- Разумеется, - ответил Ром, - у нас часто говорят <искусный
земледелец>, <искусный садовод>.
- Да, это рудиментарное, остаточное употребление слова. Оно означает
в данном случае <умелый>, <мастер своего дела>. Я же веду речь о другом -
об искусстве как отображении мира в художественных образах! Подавляющее
большинство гермеситов не имеет о нем никакого представления, потому что у
нас его нет, если не считать архитектуры и примитивной танцевальной
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг