- Вы оказались нелишним человеком, доктор, - не без уважения шепнул ему
Тингсмастер, - только помните: пока вы там будете охотиться на вашего
Хизертона, я должен словить моего Чиче.
- А я - моего Грегуара! - вмешался Биск.
Съезд психиатров был уже в полном разгаре, когда наши трое
путешественников смешались с толпой и быстро протолкнулись к эстраде.
Несмотря на дневной свет, зал был залит сотнями электрических ламп. С
обеих сторон партера шли нарядные ложи дипломатических представителей. В
партере собрался весь цвет русской науки. В коридорах и проходах толпилась
учащаяся молодежь. А на эстраде, богато декорированной зеленью и
портретами, стоял длинный стол, за которым профессор Бехтерев только что
приступил к докладу.
Тингсмастер внимательно оглядел зал. Его голубые глаза переходили от
лица к лицу, как вдруг кто-то шепнул ему:
- Менд-месс!
- Месс-менд! - ответил он вздрогнув.
Техник Сорроу, весь покрытый плохо зажившими болячками от своей
болотной лихорадки, тощий и бледный, положил ему руку на плечо.
- Вот уж не знал, что встречу тебя, старина! - шепнул он взволнованно.
- Сегодня разрядили нашу бомбочку, известную тебе, дружище. Ну, и не
солоно же хлебали господа фашисты! Мы с ребятами тоже малость поштурмовали
их...
- Где Чиче, Сорроу?
- Увидишь, Мик, - спокойно ответил Сорроу.
Тингсмастер внимательно обвел глазами публику.
В третьем ряду партера, рядком и рука об руку, сидела бледная пара:
Артур Морлендер с седой прядью в волосах и исхудавшая Вивиан. Голубые
глаза Мика скользнули и по этим двум лицам. Он хотел что-то шепнуть
Сорроу, но в ту же минуту зал задрожал от бурных аплодисментов: Бехтерев
кончил свой доклад. Он встал, склонил перед собранием львиную голову и
удалился с эстрады.
Распорядитель съезда вынес для следующего оратора новый стакан чая,
сдвинул стулья, потом произнес на нескольких языках:
- Сейчас предстоит доклад профессора Хизертона о перерождении нервных
центров под влиянием гипноза.
Прошло несколько томительных минут. Мик Тингсмастер невольно покосился
на Лепсиуса. Толстяк стоял, вперив глаза в эстраду, и не замечал ничего и
никого. Ноздри его трепетали, зрачки сузились, как у ищейки.
Еще несколько секунд, и раздались тихие старческие шаги. Перед ними
выросла небольшая фигурка профессора Хизертона, седого как лунь, заросшего
снежно-белой пушистой бородой, розового, как младенец, веселого, милого,
кроткого старичка, устремившего в зал немного рассеянный, из-под нависших
бровей, добродушный взгляд ученого. Неистовые аплодисменты раздались в
зале.
Биск фыркнул и дернул Лепсиуса за фалду. Толстяк продолжал, однакоже,
глядеть на бедного профессора в сердитом отчаянии. Он был разочарован,
разбит, уничтожен.
Профессор обвел зал глазами и начал тихим, шамкающим голосом свой
доклад. Напротив него, в пустовавшей до сих пор ложе для иностранных
гостей, медленно раскрылась дверь. Один за другим вошли туда сенатор
Нотэбит с дочерью, банкир Вестингауз и несколько американских заводчиков,
на мгновенье притянув к себе взгляды всего зала. Было ясно, что
иностранные гости чем-то обеспокоены и выведены из строя. Вестингауз был
бледен и едва успевал подхватывать свой монокль, то и дело падавший вниз.
Ему явно не хватало воздуха, и он часто дышал. На лицах американских
заводчиков было недоумение; они молчаливо переглядывались.
- Видно, дошли слухи о бомбочке! - шепнул Сорроу Тингсмастеру, указывая
на них бровями.
Но в эту минуту кудрявая дочь сенатора, с любопытством глядевшая в зал,
вдруг отчаянно вскрикнула:
- Маска! Маска!
Вслед за нею раздался писк банкира Вестингауза:
- Виви! Виви!
Эти крики, скандализовавшие ученую публику, странно потрясли розового,
благодушного старичка на эстраде. Он прекратил шамкать. Зрачки его
вперились туда, куда, свесившись из ложи, глядели Вестингауз и Грэс,
странно расширились и неподвижно уставились на бледную пару. И в то же
мгновенье, судорожно дернув руками, профессор Хизертон упал в обморок.
Распорядитель кинулся к нему со стаканом воды. Профессора подняли и
посадили в кресло. Но все попытки привести его в себя были тщетны: он
дрожал, бессмысленно блуждая глазами, не отвечал на вопросы и не проявлял
ни малейшего намерения продолжить доклад.
Лицо Тингсмастера, следившего за этой сценой, стало серьезным. Он
поглядел на доктора Лепсиуса. Но тот уже выработал план действий.
Застегнувшись до самого подбородка и достав из кармана пачку каких-то
бумаг, он твердыми шагами направился к распорядителю и сказал ему шепотом
несколько слов. Распорядитель помог ему взобраться на эстраду, записал
себе в книжку его фамилию и обратился к публике:
- Профессору Хизертону дурно, он, к сожалению, не в силах закончить
свою речь. Вместо него известный клиницист Америки доктор Лепсиус сделает
доклад об открытой им Vertebra media sine bestialia [средняя точка
позвонка, названная Лепсиусом "звериной"].
В ту же минуту толстяк выкатился на край эстрады. Он стал возле кресла
профессора Хизертона, обвел публику горящим взглядом и потряс в воздухе
кипой бумажек.
- Леди и джентльмены, - вскричал он звонким голосом, - я ждал этого
часа всю мою жизнь! Я ждал часа, когда я смогу изложить мое открытие перед
собранием мировых ученых и продемонстрировать его на живом объекте. Все
подобралось наилучшим образом: и собрание, и ученые, и даже объект!
Позвольте мне не торопиться, леди и джентльмены! А вам позвольте
посоветовать быть очень внимательными, сугубо внимательными, ибо то, что я
вам скажу, должно потрясти все человечество!
Речь эта ничуть не походила на ученый доклад. Но в голосе Лепсиуса была
такая сила, толстое лицо его так внушительно преобразилось, что спокойная
и нарядная публика сдвинулась плотнее с непонятным для нее возбуждением.
Даже Сорроу, Биск и Тингсмастер устремили на него глаза. Даже Артур
Морлендер, сжав тихонько руку Вивиан, шепнул ей:
- Добрый старый Лепсиус тоже очутился здесь!
Даже стальные глаза генерального прокурора Иллинойса остановились на
Лепсиусе с чем-то вроде дружелюбия. Один только профессор Хизертон лежал в
своем кресле, тяжело дыша и ни к чему те проявляя никаких признаков
интереса.
- Я начну издалека... - продолжал Лепсиус. - Много лет назад, еще
молодым врачом, я попал на аристократический европейский курорт на
практику. Здесь я познакомился с моим первым пациентом, бежавшим от
революции министром. Его изгнал народ несколько лет назад. С тех пор он
скитался по чужим землям, ел и пил непривычную для него пищу и не видел
вокруг себя той обстановки, которая держит человека, как вспаханная и
удобренная земля держит растение, и называется родиной. Он жаловался с
некоторых пор на легкую хромоту и небольшую боль в позвоночнике. Я лечил
его массажами, ваннами, водами. Это не помогло. Тогда я тщательно
исследовал его позвоночник. Меня поразило, господа, ничтожное пятнышко,
припухлость, едва прощупывавшаяся внизу позвонка, и странный бугорок между
третьим и четвертым ребрами, заставлявшие моего пациента как-то низко
держать плечи. Потеряв его из виду, я забыл этот случай.
Практика моя росла. Мне пришлось почти сплошь работать среди высших
классов. Меня вызывали на диагноз в Европу к коронованным особам.
Приезжавшие в Америку аристократы лечились исключительно у меня. Среди
моих пациентов было множество так называемых "претендентов" - людей,
нашедших поддержку у капиталистов Америки и желающих с ее помощью вернуть
себе потерянное ими положение на родине. Все эти люди стремились к власти
вопреки воле большинства своего народа. И, как это ни странно, среди них я
набрел еще на несколько случаев вышеупомянутой припухлости и бугорка,
Симптомы были все одинаковы. Больные жаловались на одно и то же. Лечение
не помогало. Почти всегда я наблюдал неуловимые изменения в структуре
позвоночника.
Мне пришлось наконец сделать два вывода: что означенные симптомы
встречаются исключительно среди того класса людей, кто длительно пребывает
вдали от привычного питания и в страхе перед народом. Они, эти симптомы,
являются редчайшей формой дегенерации. Какой? Отныне вся моя жизнь была
посвящена искомому ответу. Но я лишен был возможности клинически изучить
моих высокопоставленных пациентов.
Тогда, леди и джентльмены, мне посчастливилось получить стационарного
больного. Он не был сам из числа изгнанных властителей. Это был
капиталист, человек, являющийся главной опорой беглых претендентов,
делающий на их реставрации крупные ставки. И, как это ни странно, я нашел
у него те же симптомы! Плечи его с каждым годом опускаются все ниже.
Голова его с величайшей неохотой занимает вертикальное положение, и я не
могу никакими соблазнами заставить его глядеть вверх.
В то же время, леди и джентльмены, руки моего пациента стали резко
видоизменяться. Сперва они были только сильно подагрическими в суставах,
потом я заметил, что утолщения начинают превышать обычную человеческую
норму.
Здесь, господа, я хотел бы сделать остановку и иллюстрировать дело
примером. Но сначала коротко об одном общем психологическом состоянии,
которое предшествовало у моего пациента началу болезни. Оно совпадает с
общими симптомами начального заболевания и у претендентов. Это - сильный,
видимо, непереносно сильный для нервной системы ужас - ужас перед
неизбежностью коммунизма! Перехожу к примеру...
Доктор Лепсиус сильно вздохнул, горящим взглядом обвел безмолвную залу,
слушавшую его затаив дыхание, и, как бы случайно, взял безжизненную руку
профессора Хизертона. Рука была в черной перчатке.
Он дружески похлопал по ней, подняв ее кверху, и стал стягивать с нее
перчатку. Один, другой, третий палец... Над публикой с эстрады вознесено
нечто странное, долженствующее означать человеческую руку.
56. ТАЙНА ДОКТОРА ЛЕПСИУСА
В зале пронесся шепот ужаса. Все как один не отрываясь глядели на
перепончатую конечность, сильно распухшую в суставах, омерзительно цепкую
и деформированную.
- Эта рука, - продолжал доктор Лепсиус сильно дрогнувшим голосом и
побледнев, как смерть, - эта рука превзошла все мои ожидания. Она
показывает такую степень дегенерации, которой мне еще не приходилось
наблюдать в натуре! Я прошу поэтому у почтенного собрания разрешения
демонстрировать этого старца целиком!
Распорядитель, окаменев от ужаса, не произнес ни слова. Кое-кто в зале
встал с места. Женщины были близки к истерике.
И как раз в эту минуту на лице профессора Хизертона появились признаки
оживления. Блуждающие глаза стали сознательней. Взгляд его упал на
собственную руку, и в нем сверкнул страх. Зубы его щелкнули, скулы
обтянулись. Вырвав руку у Лепсиуса, Хизертон вдруг подпрыгнул и вцепился
ему в грудь.
Толстяк вскрикнул, в зале раздался стон. Два рослых милиционера,
вынырнув из-под эстрады, оттащили профессора Хизертона от Лепсиуса.
Несмотря на их рост и мускулы, они с трудом удерживали этого небольшого
человечка.
- Продолжайте! - крикнул кто-то из зала. - Теперь уже нельзя
остановиться на середине!
- Я продолжаю... - с трудом ответил Лепсиус, вытерев холодный пот с
лица. - Я продолжаю и докончу. Этот профессор - не профессор! Он не может
быть работником умственного труда. Он - из тех, кого не хочет держать
земля его родины, из тех, кто служили мне объектом для наблюдений!
С этими словами Лепсиус решительно подошел к Хизертону, схватил его за
белоснежную шевелюру - и сдернул ее. Зал вскрикнул. На месте старца в
руках милиционеров бился ярко-рыжий человек средних лет. Борода его упала
на пол.
- Капитан Грегуар! - завизжал Биск, ринувшись к эстраде. - Убийца!
Держите его!
Но Биска не допустили наверх. Железные пальцы Тингсмастера сжали ему
руку.
- Смотри и слушай! - шепнул он ему повелительно. - Дойдет очередь и до
тебя.
Между тем Лепсиус, бросив белый парик наземь, бесстрашно схватился и за
рыжий. Секунда - и вместо рыжего человека перед залом бился бледный брюнет
с перекошенным лицом, с бескровными губами и сверкающими глазами.
- Грегорио Чиче! - вскрикнул на этот раз сам Микаэль Тингсмастер.
Наступила жуткая тишина.
- Дамы, удалитесь! - потребовал Лепсиус. - Милиционеры, разденьте его.
Переводчик быстро перевел приказание Лепсиуса. Но никто не хотел
удалиться, а милиционеры в одну минуту стащили с Чиче одежду, оставив его
в одном белье. Теперь им на помощь подошли еще двое. На голову Чиче
накинули мешок.
- Поверните его спиной к публике! Вот так. Обнажите спину до пояса!
Милиционеры что-то замешкались.
- Леди и джентльмены, - продолжал Лепсиус свою речь, - я должен открыть
вам теперь, в чем сущность отмеченной мною дегенерации. Кое-кто из вас
читал, вероятно, старого немецкого философа времен Гете - некоего Гердера.
В своих возвышенных писаньях о человечестве он, между прочим, проводит
мысль о вертикальном строении человеческого позвоночника в
противоположность горизонтальному звериному. И вот, открытый мною бугорок
оказался деформированной точкой хребта. Это - Vertebra media sine
bestialia. Это начало роста позвоночника не по вертикали, а по
горизонтали, как у зверей. Взгляните вот сюда... - Он быстро повернулся к
Чиче и вдруг вскрикнул: - Черт побери, да что это такое?
- Не знаю, сэр... - пробормотал переводчик, стоявший возле
милиционеров, трясущихся от страха. - На нем что-то железное, сэр. Это не
сдернешь с тела.
Спина оголенного человека была в железном футляре.
Лепсиус кинулся к нему, заглянул во все стороны, нашел металлические
пряжки, какие бывали на старых книжных фолиантах, и лихорадочно начал их
отстегивать. Одна, другая, третья...
- Снимайте футляр!
Милиционеры рванули, на минуту выпустив Чиче. В ту же секунду
потрясающий вопль вырвался из тысячи уст. На стол прыгнул зверь с
изогнутым, как у кошки, хребтом. Он соскочил со стола в зал и на
четвереньках понесся, едва касаясь пола, к выходу.
- Держите его! - истерически крикнул Лепсиус. - Это бесподобный,
законченный объект!
Но ни одна душа не могла бы задержать Чиче. Толпа с воплем шарахнулась
от него, и он мчался к свободному проходу до тех пор, пока громовый голос
Тингсмастера не крикнул:
- Бьюти!
Тогда наперерез бегущему Чиче выросла белая фигура собаки. Бьюти, рыча,
пересекла ему путь, но тут произошло нечто непостижимое. Шерсть на собаке
стала дыбом, пасть ее жалобно оскалилась, она затряслась и отступила.
Проход был свободен. Чиче прыгнул к дверям мимо шарахнувшейся от него в
смятении толпы. Еще секунда - и ночной петербургский сумрак поглотил бы
его. Но тут в воздухе просвистела пуля. Красноармеец, неподвижно стоявший
у запасного выхода, спокойно опустил к ногам дуло своего ружья.
Полузверь-получеловек с пробитым пулей черепом рухнул на пол, не
добравшись до двери.
Никто в течение нескольких секунд не был в состоянии ни говорить, ни
сдвинуться с места.
Наконец раздался спокойный голос Тингсмастера:
- Тот, до кого побрезгал дотронуться зверь, перестал существовать,
товарищи! Но еще не вымерли те, кто не брезгают пользоваться такими, как
он!
- Вот именно! - ответил чей-то стальной голос.
К эстраде приблизился новый оратор. Он взошел на нее. Он оглядел
публику серыми глазами, на мгновение задержавшись на мнимой чете
Василовых. Но Артур и Вивиан не выдержали перенесенных страданий и
пережитого ужаса, они оба лишились сознания.
- Я генеральный прокурор штата Иллинойс, - отчеканил незнакомец,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг