- Не демонстрация, сэр, нет! Не подозревайте этого ради моей
бессмертной души! Раскаяние, сэр, раскаяние, глубочайшее, чистосердечное,
фатальное!
- Не плетите вздора. В чем дело?
- Сэр, я раскаиваюсь в том, что не придавала значения вашим отеческим
советам. Я имела безумие смеяться над ними. Судьба жестоко покарала меня,
сэр! Вы были правы, трижды правы. Моя невинность поругана, чувства мои
растоптаны, идеалы ниспровергнуты. На цветущей долине, сэр, дымятся
обломки!
- Что это за диктанты? - взбесился Лепсиус, бросая книгу на пол. - Если
вы собрались шантажировать меня с этим вашим Натаниэлем Эпидермом...
- Натаниэля Эпидерма больше нет, сэр! - кротко ответила мисс Смоулль. -
Забудьте его. Отныне, сэр, я предана вашему хозяйству душой и телом.
Неизвестно, какая трогательная сцена была еще в запасе у мисс Смоулль,
но, на счастье доктора Лепсиуса, раздался пронзительный звонок, и Тоби
влетел в комнату, все еще белый от ужаса.
- Вас спрашивает какой-то красный джентльмен, сэр, - пробормотал он,
переводя дух, - и с него так и каплет!
Доктор Лепсиус молча поглядел на свою экономку и служителя, подвел им в
уме весьма неутешительный итог и направился к себе в кабинет.
Мулат оказался прав. В докторской приемной стоял толстый красный
человек в гимнастерке, и с лица его стекала кровь.
- Рад познакомиться, - сказал он, энергично пожимая руку доктору. -
Фруктовщик Бэр с Линкольн-Плас... Небольшое мордобитие на политической
подкладке... Я ехал мимо и вдруг заметил вашу дощечку. И вот я здесь,
перед вами, с полной картиной болезни на лице, если можно так выразиться!
Спустя минуту он уже сидел в кресле, обмытый и забинтованный искусными
руками доктора Лепсиуса. Доктор внимательно изучил его со всех сторон,
оглядел его огромные пальцы с железными ногтями, здоровенные ребра и задал
вопрос, неожиданный для толстяка:
- Вы рентгенизировались у Бентровато, мистер Бэр?
- Верно. Откуда вы это знаете?
- Как не знать! Это было в тот день, когда с вами вместе
рентгенизировали... как его?.. Ах, черт побери, небольшой человек, похожий
на пьяницу и с подагрическими руками... Да ну же!
- Профессор Хизертон! - перебил его фруктовщик довольным тоном. - Как
же, как же! Важная птица. Из-за него меня даже не пускали в приемную, как
будто можно не пустить фруктовщика Бэра с Линкольн-Плас! Я, разумеется,
вошел и не очень-то понравился этому человеку, Да и, признаюсь вам, он был
прав, что прятался от соседей. Будь я на его месте, я бы выбрал себе
пещеру и сидел в ней наподобие крота целые сутки.
- Как вы странно говорите о профессоре Хизертоне! - возразил Лепсиус.
Он был с виду спокоен, но три ступеньки, ведущие ему под нос, дрожали, как
у ищейки. - Для чего бы ему прятаться?
- Ну, уж об этом пусть вам докладывает кто хочет. Я держу язык за
зубами. Спросите на Линкольн-Плас о фруктовщике Бэре, и вам всякий скажет,
что он умеет хранить секреты. Не из таковских, чтобы звонить в колокола!
- Похвальное качество, - кисло заметил Лепсиус, складывая в хрустальную
чашу со спиртом свои хирургические орудия, - ценное качество во всяком
ремесле... Вы, кажется, торгуете фруктами, мистер Бэр?
- "Кажется"! - воскликнул толстяк. - Да вы бы лучше сказали о Шекспире,
что он, _кажется_, писал драмы! Весь Нью-Йорк знает фрукты Бэра! Вся 5-я
авеню кушает фрукты Бэра. Моим именем названа самая толстая груша, а вы
говорите "кажется"... Если у вас когда-нибудь таяло во рту, так это от
моих груш, сэр.
- Не спорю, не спорю, мистер Бэр, я человек науки и держусь в стороне
от всякой моды. Но признайтесь, что вы все-таки преувеличили качество
своего товара.
Эти слова, произнесенные самым ласковым голосом, не на шутку взбесили
толстяка.
Он сжал кулаки и встал с места:
- Вот что, сэр, едемте ко мне! Я вас заставлю взять свои слова обратно.
Вы отведаете по порядку все мои сорта, или же...
- Или же?
- Вы их проглотите!
С этими словами Бэр подбоченился и принял самую вызывающую позу.
Доктор Лепсиус миролюбиво ударил его по плечу:
- Я не отказываюсь, добрейший мистер Бэр! Но чтоб угощение не было, так
сказать, односторонним, разрешите мне прихватить с собой в автомобиле
плетеную корзиночку...
Он подмигнул фруктовщику, и фруктовщик подмигнул ему ответно.
Был вызвал Тоби, которому было тоже подмигнуто, а Тоби, в свою очередь,
подмигнул шоферу, укладывая в автомобиль корзину с бутылями. Шофер
подмигнул самому себе, взявшись за рычаг, и доктор Лепсиус помчался с
фруктовщиком Бэром на Линкольн-Плас, в великолепную фруктовую оранжерею
Бэра.
Здесь было все, что только растет на земле, начиная с исландского мха и
кончая кокосовым орехом. Бэр приказал поднести доктору на хрустальных
тарелочках все образцы своего фруктового царства, а доктор, в свою
очередь, велел раскупорить привезенные бутылочки.
Спустя два часа доктор Лепсиус и Бэр перешли на ты.
- Я женю тебя, - говорил Бэр, обнимая Лепсиуса за талию и целуя его в
металлические пуговицы. - Ты хороший человек, я женю тебя на гранатовой
груше.
- Не надо, - отвечал Лепсиус, вытирая слезы. - Ты любишь профессора
Хизертона. Жени лучше Хизертона!
- Кто тебе сказал? К черту Хизертона! Не омрачай настроения, пей! Я
женю тебя на ананасной тыкве!
Приятели снова обнялись и поцеловались. Но Лепсиус не мог скрыть слез,
ручьем струившихся по его лицу. Тщетно новый друг собственноручно вытирал
их ему папиросными бумажками, тщетно уговаривал его не плакать - доктор
Лепсиус был безутешен. При виде такого отчаяния фруктовщик Бэр в
неистовстве содрал с себя бинт и поклялся покончить самоубийством.
- Н-не буд-ду! - пролепетал доктор, удерживая слезы. - Не буду!
Дорогой, старый дружище, обними меня. Скажи, что ты наденешь бинт. Скажи,
что проклятый Хизертон... уйдет в пещеру!
- Подходящее место! - мрачно прорычал фруктовщик, прижимая к себе
Лепсиуса. - Суди сам, куда еще спрятаться человеку, которр...
Он икнул, опустил голову на стол и закрыл глаза.
- Бэрочка! - теребил его Лепсиус. - Продолжай, умоляю! Который - что?
- У которр... у которрого... туловище... - пробормотал фруктовщик и на
этот раз захрапел, как паровой котел.
Опьянение соскочило с доктора Лепсиуса - как не бывало. Он в бешенстве
толкнул толстяка, разбил пустую бутылку и выбежал из оранжереи на воздух,
сжимая кулаки.
- Ну, погоди же, погоди же, погоди! - бормотал он свирепо. - Я узнаю,
почему ты переодевался! Почему ты шлялся ко мне, беспокоясь о судьбе
раздавленного моряка! Почему ты рентгенизировался! Почему ты вселил ужас в
этого остолопа! Почему ты зовешься профессором Хизертоном! И почему у тебя
на руке эти суставы, суставы, суставчики, черт меня побери, если они не
отвечают всем собранным мною симптомам!
41. ТОРГОВОЕ СОГЛАШЕНИЕ
- Вы слышали, что произошло на бирже?
- Нет, а что?
- Бегите, покупайте червонцы! Джек Кресслинг стоит за соглашение с
Россией!
- Кресслинг? Вы спятили! Быть не может!
Но добрый знакомый махнул рукой и помчался распространять панику на
всех перекрестках Бродвея.
В кожаной комнате биржи, куда допускались только денежные короли
Америки, сидел Джек Кресслинг, устремив серые глаза на кончик своей
сигары, и говорил секретарю Конгресса:
- Вы дадите телеграмму об этом по всей линии. Горвардский университет
должен составить резолюцию. Общество распространения безобидных знаний -
также. От имени негров необходимо организовать демонстрацию. Украсьте
некоторые дома, предположим, через каждые десять, траурными флагами.
- Позвольте, сэр, - почтительно перебил секретарь, - я не совсем вас
понял: вы говорите о радостной или о печальной демонстрации?
Кресслинг поднял брови и презрительно оглядел его:
- Я провел на бирже торговое соглашение с Советской Россией. Америка
должна одеться в траур.
- Ага... - глубокомысленно произнес секретарь, покраснев как рак.
В глубине души он ничего не понимал.
- Но часть интеллигенции - заметьте себе: часть - выразит свое
удовлетворение. Она откроет подписку на поднесение ценного подарка вождям
Советской республики. Вы первый подпишетесь на тысячу долларов...
Секретарь Конгресса заерзал в кресле.
- Вздор! - сурово сказал Кресслинг, вынимая из кармана чековую книжку и
бросая ее на стол. - Проставьте здесь необходимые цифры, я подписался на
каждом чеке. Подарок уже готов. Это часы в футляре красного дерева -
символ труда и экономии. Озаботьтесь составлением письма с родственными
чувствами, вставьте цитаты из нашего Эммерсона и большевистского
профессора Когана. Подарок должен быть послан от имени сочувствующих и
поднесен через члена компартии, отправленного в Россию... Довольно, я
утомился.
Секретарь выкатился из комнаты весь в поту. Ему нужно было снестись с
Вашингтоном. В полном отчаянии он бросился с лестницы, гудевшей, как улей.
Большая зала биржи была набита битком. Черная доска то и дело
вытиралась губкой. Цифры росли. Маленький человек с мелом в руке наносил
на доску новые и новые кружочки. Белоэмигранты из правых эсеров честно
предупредили Джека Кресслинга, что готовят на него террористическое
покушение в пять часов три минуты дня у левого подъезда биржи.
Виновник всей этой паники докурил сигару, встал и медленно спустился с
лестницы. Внизу, в вестибюле, его ждали две борзые собаки и ящик с
крокодилами. Он потрепал своих любимцев, взглянул на часы - пять часов - и
кивнул головой лакею. Тот поднял брови и кивнул швейцару. Швейцар бросился
на улицу и закричал громовым голосом:
- Машина для собак мистера Кресслинга!
К подъезду мягко подкатил лакированный итальянский автомобиль, обитый
внутри лиловым шелком. Лакей приподнял за ошейник собак; они уселись на
сиденье, и шофер тронул рычаг.
- Машина для крокодилов мистера Кресслинга!
Тотчас же вслед за первым автомобилем к подъезду подкатил другой, в
виде щегольской каретки с центральным внутренним отоплением и бананами в
кадках. Лакей со швейцаром внесли в него ящик с крокодилами, и автомобиль
отбыл вслед за первым.
- Кобыла мистера Кресслинга!
Лучший скакун Америки, знаменитая Эсмеральда, с белым пятном на груди,
кусая мундштук и косясь карим глазом, протанцевала к подъезду, вырываясь
из рук жокея. Шепот восхищения вырвался у публики. Даже биржевые маклеры
забыли на минуту о своих делах. Полисмен, чистильщик сапог, газетчик,
продавец папирос обступили подъезд, гогоча от восторга. Раздался треск
киноаппарата. Часы над биржей показали ровно пять часов и три минуты.
В углублении между двумя нишами мрачного вида человек в мексиканском
сомбреро и длинном черном плаще, перекинутом через плечо, сардонически
скривил губы.
- Бутафория! - пробормотал он с ненавистью. - Я не могу жертвовать нашу
последнюю бомбу на подобного шарлатана.
И, завернувшись в складки плаща, он тряхнул длинными прядями волос,
сунул бомбу обратно в карман и мрачно удалился к остановке омнибуса, где
ему пришлось выдержать множество любопытных взглядов, прежде чем он
дождался вагона.
А Джек Кресслинг лениво сунул ногу в стремя, оглянулся вокруг в
ожидании бомбометателя, пожал плечами, и через секунду его статная фигура
покоилась в седле, как отлитая из бронзы, а укрощенная Эсмеральда
понеслась по Бродвей-стрит, мягко касаясь асфальта серебряными подковами.
Между тем в нью-йоркскую таможню рабочие привезли великолепно
упакованный ящик. Там на него наложили круглую сургучную печать. Он был
адресован в Петроград, товарищу Василеву, от целого ряда сочувствующих
организаций. Дежурный полицейский пожимал плечами и недовольно бормотал
себе в усы:
- Подумаешь, какие нежности! И без таможенного сбора, и без осмотра!
Пари держу, что избиратели намнут бока не одному депутату за такую
фантазию. Эх, Вашингтон, Вашингтон... - как вдруг странный холодок прошел
по его спине, и полицейский прервал свою речь, почувствовав на себе чью-то
руку.
- Кто там? Какого черта вы делаете в таможне, сэр?
Перед ним стоял невысокий человек в черной паре. Глаза у него были
унылые, тоскующие, как у горького пьяницы, с неделю сидящего без водки.
Левую руку он положил на плечо полицейскому.
Холод снова прошел по спине таможенника; он поглядел на незнакомца с
непонятным ужасом.
- Хороша ли упаковка, друг мой? - мягко спросил незнакомец, едва шевеля
бескровными губами.
- За это, сэр, я не отвечаю... - лихорадочно пробормотал полицейский,
начиная дрожать, как лист. - Рабочие принесли ящик зашитым и запечатанным.
- Выйдите отсюда!
Голос незнакомца, произнесшего эти слова, был так тих и безразличен,
взгляд его, покоившийся на полицейском, совершенно невыразителен, - тем не
менее ужас полицейского рос с каждой минутой, и зубы у пего начали стучать
друг о дружку:
- Не-не-не... сэр, н-не имею такого права!
- Тотчас выйдите отсюда!
Полицейский вынул платок, вытер пот, холодными каплями заструившийся у
него со лба, и медленно-медленно отступил в коридор, а оттуда на темную
площадь.
- Что это с тобой случилось? - спросил проходивший мимо таможенник. -
Уж не хватил ли ты вместо виски бензину?
- Понимаешь... - тяжело ворочая языком, ответил полицейский и оглянулся
вокруг с выражением ужаса, - приходит сюда человек... такой какой-то
человек... и спрашивает... спрашивает... погоди, дай вспомнить... Странно!
- прервал он себя и дико взглянул на товарища. - Я не пьян и не сплю, а
вот убей меня, коли я помню, о чем он такое спрашивал!
42. ЧИТАЙТЕ ГАЗЕТУ!
- Том Топс! - крикнул редактор "Нью-йоркской иллюстрированной газеты".
- Том Топс!
- Я, сэр.
- Знаю, что вы. Уверен, что вы. Только мне теперь нужны советские
иллюстрации, а не вы, сударь! Понимаете?
- Очень понимаю, сэр.
- На черта мне далось ваше понимание, нахал! - проскрежетал зубами
редактор. - Я держу вас и плачу вам деньги не для понимания! Весь номер
посвящен Советской России. Три статьи - о торговом соглашении, восемь - о
съезде психиатров, и ни одной советской иллюстрации!
- Иллюстрации есть, сэр! Собачка лорда Сесиля в кабриолете президента,
новый туалет принцессы Монако, чайный сервиз, приобретенный мистером
Кресслингом за сорок тысяч долларов, и сбор шишек в штате Висконсин...
- Вы издеваетесь надо мной! Говорят вам, ни одной иллюстрации по
существу дела! Я пропал! Меня засмеют! Социалисты расторгуют всю свою
лавочку, а мы сядем на мель. И все из-за вас! Не могли вы, черт вас
побери, достать хоть какой-нибудь вид или фабрику, хоть в три четверти,
вполоборота, хоть задом наперед, наконец! Но с идеологией, парень!
- Ни слова больше, сэр! - воскликнул Том Топс, вставая с места и хватая
свой фотографический аппарат. - Вы подали мне идею, которая даст блестящие
результаты... Ждите, сэр... Ждите меня в редакции!
С этими словами Топс выбежал на улицу и, как безумный, понесся в
автомобильный гараж.
Поздно вечером редактор и Топс лихорадочно сидели в цинкографии, пробуя
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг