Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
   -  Не  демонстрация,  сэр,  нет!  Не  подозревайте  этого   ради   моей
бессмертной души! Раскаяние, сэр, раскаяние, глубочайшее,  чистосердечное,
фатальное!
   - Не плетите вздора. В чем дело?
   - Сэр, я раскаиваюсь в том, что не придавала значения  вашим  отеческим
советам. Я имела безумие смеяться над ними. Судьба жестоко покарала  меня,
сэр! Вы были правы, трижды правы. Моя  невинность  поругана,  чувства  мои
растоптаны,  идеалы  ниспровергнуты.  На  цветущей  долине,  сэр,  дымятся
обломки!
   - Что это за диктанты? - взбесился Лепсиус, бросая книгу на пол. - Если
вы собрались шантажировать меня с этим вашим Натаниэлем Эпидермом...
   - Натаниэля Эпидерма больше нет, сэр! - кротко ответила мисс Смоулль. -
Забудьте его. Отныне, сэр, я предана вашему хозяйству душой и телом.
   Неизвестно, какая трогательная сцена была еще в запасе у мисс  Смоулль,
но, на счастье доктора Лепсиуса, раздался  пронзительный  звонок,  и  Тоби
влетел в комнату, все еще белый от ужаса.
   - Вас спрашивает какой-то красный джентльмен, сэр,  -  пробормотал  он,
переводя дух, - и с него так и каплет!
   Доктор Лепсиус молча поглядел на свою экономку и служителя, подвел им в
уме весьма неутешительный итог и направился к себе в кабинет.
   Мулат оказался  прав.  В  докторской  приемной  стоял  толстый  красный
человек в гимнастерке, и с лица его стекала кровь.
   - Рад познакомиться, - сказал он, энергично  пожимая  руку  доктору.  -
Фруктовщик Бэр с Линкольн-Плас...  Небольшое  мордобитие  на  политической
подкладке... Я ехал мимо и вдруг заметил вашу  дощечку.  И  вот  я  здесь,
перед вами, с полной картиной болезни на лице, если можно так выразиться!
   Спустя минуту он уже сидел в кресле, обмытый и забинтованный  искусными
руками доктора Лепсиуса. Доктор внимательно изучил  его  со  всех  сторон,
оглядел его огромные пальцы с железными ногтями, здоровенные ребра и задал
вопрос, неожиданный для толстяка:
   - Вы рентгенизировались у Бентровато, мистер Бэр?
   - Верно. Откуда вы это знаете?
   -  Как  не  знать!  Это  было  в  тот  день,  когда   с   вами   вместе
рентгенизировали... как его?.. Ах, черт побери, небольшой человек, похожий
на пьяницу и с подагрическими руками... Да ну же!
   - Профессор Хизертон! - перебил его фруктовщик довольным тоном.  -  Как
же, как же! Важная птица. Из-за него меня даже не пускали в приемную,  как
будто можно не пустить фруктовщика Бэра с  Линкольн-Плас!  Я,  разумеется,
вошел и не очень-то понравился этому человеку, Да и, признаюсь вам, он был
прав, что прятался от соседей. Будь я на  его  месте,  я  бы  выбрал  себе
пещеру и сидел в ней наподобие крота целые сутки.
   - Как вы странно говорите о профессоре Хизертоне! -  возразил  Лепсиус.
Он был с виду спокоен, но три ступеньки, ведущие ему под нос, дрожали, как
у ищейки. - Для чего бы ему прятаться?
   - Ну, уж об этом пусть вам докладывает  кто  хочет.  Я  держу  язык  за
зубами. Спросите на Линкольн-Плас о фруктовщике Бэре, и вам всякий скажет,
что он умеет хранить секреты. Не из таковских, чтобы звонить в колокола!
   - Похвальное качество, - кисло заметил Лепсиус, складывая в хрустальную
чашу со спиртом свои хирургические орудия, -  ценное  качество  во  всяком
ремесле... Вы, кажется, торгуете фруктами, мистер Бэр?
   - "Кажется"! - воскликнул толстяк. - Да вы бы лучше сказали о Шекспире,
что он, _кажется_, писал драмы! Весь Нью-Йорк знает фрукты Бэра!  Вся  5-я
авеню кушает фрукты Бэра. Моим именем названа самая толстая  груша,  а  вы
говорите "кажется"... Если у вас когда-нибудь таяло во  рту,  так  это  от
моих груш, сэр.
   - Не спорю, не спорю, мистер Бэр, я человек науки и держусь  в  стороне
от всякой моды. Но признайтесь,  что  вы  все-таки  преувеличили  качество
своего товара.
   Эти слова, произнесенные самым ласковым голосом, не на  шутку  взбесили
толстяка.
   Он сжал кулаки и встал с места:
   - Вот что, сэр, едемте ко мне! Я вас заставлю взять свои слова обратно.
Вы отведаете по порядку все мои сорта, или же...
   - Или же?
   - Вы их проглотите!
   С этими словами Бэр подбоченился и принял самую вызывающую позу.
   Доктор Лепсиус миролюбиво ударил его по плечу:
   - Я не отказываюсь, добрейший мистер Бэр! Но чтоб угощение не было, так
сказать, односторонним, разрешите мне  прихватить  с  собой  в  автомобиле
плетеную корзиночку...
   Он подмигнул фруктовщику, и фруктовщик подмигнул ему ответно.
   Был вызвал Тоби, которому было тоже подмигнуто, а Тоби, в свою очередь,
подмигнул  шоферу,  укладывая  в  автомобиль  корзину  с  бутылями.  Шофер
подмигнул самому себе, взявшись за рычаг,  и  доктор  Лепсиус  помчался  с
фруктовщиком Бэром на Линкольн-Плас, в  великолепную  фруктовую  оранжерею
Бэра.
   Здесь было все, что только растет на земле, начиная с исландского мха и
кончая кокосовым орехом. Бэр  приказал  поднести  доктору  на  хрустальных
тарелочках все  образцы  своего  фруктового  царства,  а  доктор,  в  свою
очередь, велел раскупорить привезенные бутылочки.
   Спустя два часа доктор Лепсиус и Бэр перешли на ты.
   - Я женю тебя, - говорил Бэр, обнимая Лепсиуса за талию и целуя  его  в
металлические пуговицы. - Ты хороший человек, я женю  тебя  на  гранатовой
груше.
   - Не надо, - отвечал Лепсиус, вытирая слезы.  -  Ты  любишь  профессора
Хизертона. Жени лучше Хизертона!
   - Кто тебе сказал? К черту Хизертона! Не  омрачай  настроения,  пей!  Я
женю тебя на ананасной тыкве!
   Приятели снова обнялись и поцеловались. Но Лепсиус не мог скрыть  слез,
ручьем струившихся по его лицу. Тщетно новый друг собственноручно  вытирал
их ему папиросными бумажками, тщетно уговаривал его не  плакать  -  доктор
Лепсиус  был  безутешен.  При  виде  такого  отчаяния  фруктовщик  Бэр   в
неистовстве содрал с себя бинт и поклялся покончить самоубийством.
   - Н-не буд-ду!  -  пролепетал  доктор,  удерживая  слезы.  -  Не  буду!
Дорогой, старый дружище, обними меня. Скажи, что ты наденешь бинт.  Скажи,
что проклятый Хизертон... уйдет в пещеру!
   - Подходящее место! -  мрачно  прорычал  фруктовщик,  прижимая  к  себе
Лепсиуса. - Суди сам, куда еще спрятаться человеку, которр...
   Он икнул, опустил голову на стол и закрыл глаза.
   - Бэрочка! - теребил его Лепсиус. - Продолжай, умоляю! Который - что?
   - У которр... у которрого... туловище... - пробормотал фруктовщик и  на
этот раз захрапел, как паровой котел.
   Опьянение соскочило с доктора Лепсиуса - как не бывало. Он в  бешенстве
толкнул толстяка, разбил пустую бутылку и выбежал из оранжереи на  воздух,
сжимая кулаки.
   - Ну, погоди же, погоди же, погоди! - бормотал он свирепо. -  Я  узнаю,
почему ты переодевался! Почему ты  шлялся  ко  мне,  беспокоясь  о  судьбе
раздавленного моряка! Почему ты рентгенизировался! Почему ты вселил ужас в
этого остолопа! Почему ты зовешься профессором Хизертоном! И почему у тебя
на руке эти суставы, суставы, суставчики, черт меня побери,  если  они  не
отвечают всем собранным мною симптомам!



   41. ТОРГОВОЕ СОГЛАШЕНИЕ

   - Вы слышали, что произошло на бирже?
   - Нет, а что?
   - Бегите, покупайте червонцы! Джек  Кресслинг  стоит  за  соглашение  с
Россией!
   - Кресслинг? Вы спятили! Быть не может!
   Но добрый знакомый махнул рукой и  помчался  распространять  панику  на
всех перекрестках Бродвея.
   В кожаной  комнате  биржи,  куда  допускались  только  денежные  короли
Америки, сидел Джек  Кресслинг,  устремив  серые  глаза  на  кончик  своей
сигары, и говорил секретарю Конгресса:
   - Вы дадите телеграмму об этом по всей линии.  Горвардский  университет
должен составить резолюцию. Общество распространения безобидных  знаний  -
также. От имени  негров  необходимо  организовать  демонстрацию.  Украсьте
некоторые дома, предположим, через каждые десять, траурными флагами.
   - Позвольте, сэр, - почтительно перебил секретарь, - я  не  совсем  вас
понял: вы говорите о радостной или о печальной демонстрации?
   Кресслинг поднял брови и презрительно оглядел его:
   - Я провел на бирже торговое соглашение с  Советской  Россией.  Америка
должна одеться в траур.
   - Ага... - глубокомысленно произнес секретарь, покраснев как рак.
   В глубине души он ничего не понимал.
   - Но  часть  интеллигенции  -  заметьте  себе:  часть  -  выразит  свое
удовлетворение. Она откроет подписку на поднесение ценного подарка  вождям
Советской республики. Вы первый подпишетесь на тысячу долларов...
   Секретарь Конгресса заерзал в кресле.
   - Вздор! - сурово сказал Кресслинг, вынимая из кармана чековую книжку и
бросая ее на стол. - Проставьте здесь необходимые цифры, я  подписался  на
каждом чеке. Подарок уже готов. Это  часы  в  футляре  красного  дерева  -
символ труда и экономии. Озаботьтесь составлением  письма  с  родственными
чувствами,  вставьте  цитаты  из  нашего   Эммерсона   и   большевистского
профессора Когана. Подарок должен быть послан  от  имени  сочувствующих  и
поднесен через члена компартии,  отправленного  в  Россию...  Довольно,  я
утомился.
   Секретарь выкатился из комнаты весь в поту. Ему нужно было  снестись  с
Вашингтоном. В полном отчаянии он бросился с лестницы, гудевшей, как улей.
   Большая  зала  биржи  была  набита  битком.  Черная  доска  то  и  дело
вытиралась губкой. Цифры росли. Маленький человек с мелом в  руке  наносил
на доску новые и новые кружочки. Белоэмигранты  из  правых  эсеров  честно
предупредили  Джека  Кресслинга,  что  готовят  на  него  террористическое
покушение в пять часов три минуты дня у левого подъезда биржи.
   Виновник всей этой паники докурил сигару, встал и медленно спустился  с
лестницы. Внизу, в вестибюле,  его  ждали  две  борзые  собаки  и  ящик  с
крокодилами. Он потрепал своих любимцев, взглянул на часы - пять часов - и
кивнул головой лакею. Тот поднял брови и кивнул швейцару. Швейцар бросился
на улицу и закричал громовым голосом:
   - Машина для собак мистера Кресслинга!
   К подъезду мягко подкатил лакированный итальянский  автомобиль,  обитый
внутри лиловым шелком. Лакей приподнял за ошейник собак;  они  уселись  на
сиденье, и шофер тронул рычаг.
   - Машина для крокодилов мистера Кресслинга!
   Тотчас же вслед за первым автомобилем к  подъезду  подкатил  другой,  в
виде щегольской каретки с центральным внутренним отоплением и  бананами  в
кадках. Лакей со швейцаром внесли в него ящик с крокодилами, и  автомобиль
отбыл вслед за первым.
   - Кобыла мистера Кресслинга!
   Лучший скакун Америки, знаменитая Эсмеральда, с белым пятном на  груди,
кусая мундштук и косясь карим глазом, протанцевала к  подъезду,  вырываясь
из рук жокея. Шепот восхищения вырвался у публики. Даже  биржевые  маклеры
забыли на минуту о своих  делах.  Полисмен,  чистильщик  сапог,  газетчик,
продавец папирос обступили подъезд, гогоча  от  восторга.  Раздался  треск
киноаппарата. Часы над биржей показали ровно пять часов и три минуты.
   В углублении между двумя нишами мрачного вида  человек  в  мексиканском
сомбреро и длинном черном плаще,  перекинутом  через  плечо,  сардонически
скривил губы.
   - Бутафория! - пробормотал он с ненавистью. - Я не могу жертвовать нашу
последнюю бомбу на подобного шарлатана.
   И, завернувшись в складки плаща, он  тряхнул  длинными  прядями  волос,
сунул бомбу обратно в карман и мрачно удалился к остановке  омнибуса,  где
ему пришлось  выдержать  множество  любопытных  взглядов,  прежде  чем  он
дождался вагона.
   А Джек Кресслинг  лениво  сунул  ногу  в  стремя,  оглянулся  вокруг  в
ожидании бомбометателя, пожал плечами, и через секунду его статная  фигура
покоилась  в  седле,  как  отлитая  из  бронзы,  а  укрощенная  Эсмеральда
понеслась по Бродвей-стрит, мягко касаясь асфальта серебряными подковами.
   Между  тем  в  нью-йоркскую  таможню   рабочие   привезли   великолепно
упакованный ящик. Там на него наложили круглую сургучную  печать.  Он  был
адресован в Петроград, товарищу Василеву,  от  целого  ряда  сочувствующих
организаций. Дежурный полицейский пожимал плечами  и  недовольно  бормотал
себе в усы:
   - Подумаешь, какие нежности! И без таможенного сбора,  и  без  осмотра!
Пари держу, что  избиратели  намнут  бока  не  одному  депутату  за  такую
фантазию. Эх, Вашингтон, Вашингтон... - как вдруг странный холодок  прошел
по его спине, и полицейский прервал свою речь, почувствовав на себе чью-то
руку.
   - Кто там? Какого черта вы делаете в таможне, сэр?
   Перед ним стоял невысокий человек в черной  паре.  Глаза  у  него  были
унылые, тоскующие, как у горького пьяницы, с неделю  сидящего  без  водки.
Левую руку он положил на плечо полицейскому.
   Холод снова прошел по спине таможенника; он поглядел  на  незнакомца  с
непонятным ужасом.
   - Хороша ли упаковка, друг мой? - мягко спросил незнакомец, едва шевеля
бескровными губами.
   - За это, сэр, я не отвечаю... - лихорадочно  пробормотал  полицейский,
начиная дрожать, как лист. - Рабочие принесли ящик зашитым и запечатанным.
   - Выйдите отсюда!
   Голос незнакомца, произнесшего эти слова, был так  тих  и  безразличен,
взгляд его, покоившийся на полицейском, совершенно невыразителен, - тем не
менее ужас полицейского рос с каждой минутой, и зубы у пего начали стучать
друг о дружку:
   - Не-не-не... сэр, н-не имею такого права!
   - Тотчас выйдите отсюда!
   Полицейский вынул платок, вытер пот, холодными каплями заструившийся  у
него со лба, и медленно-медленно отступил в коридор, а  оттуда  на  темную
площадь.
   - Что это с тобой случилось? - спросил проходивший мимо  таможенник.  -
Уж не хватил ли ты вместо виски бензину?
   - Понимаешь... - тяжело ворочая языком, ответил полицейский и оглянулся
вокруг с выражением ужаса,  -  приходит  сюда  человек...  такой  какой-то
человек... и спрашивает... спрашивает... погоди, дай вспомнить... Странно!
- прервал он себя и дико взглянул на товарища. - Я не пьян и  не  сплю,  а
вот убей меня, коли я помню, о чем он такое спрашивал!



   42. ЧИТАЙТЕ ГАЗЕТУ!

   - Том Топс! - крикнул редактор "Нью-йоркской иллюстрированной  газеты".
- Том Топс!
   - Я, сэр.
   - Знаю, что вы. Уверен, что  вы.  Только  мне  теперь  нужны  советские
иллюстрации, а не вы, сударь! Понимаете?
   - Очень понимаю, сэр.
   - На черта мне далось ваше  понимание,  нахал!  -  проскрежетал  зубами
редактор. - Я держу вас и плачу вам деньги не для  понимания!  Весь  номер
посвящен Советской России. Три статьи - о торговом соглашении, восемь -  о
съезде психиатров, и ни одной советской иллюстрации!
   - Иллюстрации есть, сэр! Собачка лорда Сесиля в кабриолете  президента,
новый туалет  принцессы  Монако,  чайный  сервиз,  приобретенный  мистером
Кресслингом за сорок тысяч долларов, и сбор шишек в штате Висконсин...
   - Вы издеваетесь надо  мной!  Говорят  вам,  ни  одной  иллюстрации  по
существу дела! Я пропал! Меня  засмеют!  Социалисты  расторгуют  всю  свою
лавочку, а мы сядем на мель. И все  из-за  вас!  Не  могли  вы,  черт  вас
побери, достать хоть какой-нибудь вид или фабрику, хоть  в  три  четверти,
вполоборота, хоть задом наперед, наконец! Но с идеологией, парень!
   - Ни слова больше, сэр! - воскликнул Том Топс, вставая с места и хватая
свой фотографический аппарат. - Вы подали мне идею, которая даст блестящие
результаты... Ждите, сэр... Ждите меня в редакции!
   С этими словами Топс выбежал  на  улицу  и,  как  безумный,  понесся  в
автомобильный гараж.
   Поздно вечером редактор и Топс лихорадочно сидели в цинкографии, пробуя

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг