Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
каждые пять минут  подходят  товарные  составы  юго-восточной  магистрали,
акции которой на девять десятых принадлежат  Джеку  Кресслингу.  С  юга  и
севера город сжимают  трубный,  котельный,  механический,  гидротурбинный,
автомобильный и прочие заводы Кресслинга. А на западе, за стальными щитами
высокой ограды, прячется небольшой по размеру, но необыкновенно  важный  и
дорогостоящий Секретный завод Кресслинга.
   Болезненная любовь к рекламе и странное нервное беспокойство, снедающее
миллиардера Кресслинга  днем  и  ночью,  не  позволили  ему  сделать  свой
Секретный  завод  настолько  секретным,  чтобы  о  нем  никто  ничего   не
подозревал. Наоборот, вся  пресса  Америки  только  и  знает,  что  строит
догадки на его счет. Пишут о необыкновенных опытах, производимых  на  этом
заводе, о связи его с отдаленными рудниками, нахождение  которых,  правда,
не указывается, но зато  упоминается  о  бывшей  французской  концессии  в
России и о том, что русская революция сильно отразилась на этой концессии;
пишут о таинственной руде, будто  бы  найденной  Кресслингом  и  обещающей
сделать его  властелином  мира;  пишут,  и  много  пишут,  о  самом  Джеке
Кресслинге,  наиболее  интересном   миллиардере   в   семье   американских
долларовых вельмож.
   Джек Кресслинг холост. Ему  сорок  лет.  Он  высокого  роста,  сухощав,
плотно и хорошо подобран, брит, сероглаз, со щегольски прилегающими к  его
внушительному  черепу  коротко  подстриженными  и   крепко   приглаженными
волосами, серо-пепельный цвет  которых  на  десятки  лет  гарантирует  ему
неопределенный возраст,  известный  под  термином  "моложавость".  Вопреки
обычаю американских миллиардеров ничего не знать и ничему не  учиться,  не
отличать Данта от Канта и поэта Колриджа  от  овсянки  [игра  на  звуковом
сходстве слов Coleridge - porridge], Джек Кресслинг  в  молодости  окончил
Оксфорд, читает в подлиннике греческих поэтов  и  даже  издал  многолетний
труд под названием "Капитал как субстрат психоэнергии".
   Если б не его упорное, принявшее характер мании увлечение  политикой  и
подозрительная красота его личной секретарши, он  был  бы  самым  завидным
женихом для дочерей "двухсот американских семейств".
   Но еще больше, чем о Джеке Кресслинге, еще больше,  чем  о  сотнях  его
заводов и фабрик, пишут газеты о правой руке Кресслинга, главном  инженере
его огромного заводского хозяйства, директоре Секретного  завода  и  всему
миру  известном  изобретателе  мистере  Иеремии  Морлендере.  Это   именно
Морлендер доискался до таинственной  руды,  это  он  делает  на  Секретном
заводе что-то, обещающее Кресслингу господство над миром, это он  построил
для своего "босса" волшебную виллу "Эфемериду" в окрестностях  Миддльтоуна
и это он, как пишут  газеты,  разделяет  ненависть  Кресслинга  к  русской
революции и России.
   О том, что инженер Морлендер, по специальному заданию Джека Кресслинга,
вот уже месяц, как уехал в Восточную Европу, известно  из  газет.  Но  еще
никто в Америке, не исключая и собственного сына  Морлендера,  Артура,  не
знает, что Иеремия Морлендер уже вернулся из своей секретной поездки.
   Он прилетел на  личном  самолете  Кресслинга,  приземлился  на  широкой
асфальтовой  крыше  одного  из   подсобных   зданий   виллы   "Эфемериды";
движущимися  лестницами  опустился  и  поднялся  в   собственный   кабинет
Кресслинга и в отличном настроении сидит сейчас перед ним,  подставив  под
вентилятор, предварительно зарядив его на аромат левкоя  и  жасмина,  свое
энергичное, загорелое крупное лицо.
   Пока жужжит вентилятор, источая вместе с прохладой свой душистый запах,
Джек  Кресслинг  нетерпеливо  ходит  взад  и  вперед  по  комнате,  искоса
поглядывая на своего подручного. Что-то в  лице  и  чересчур  затянувшемся
молчании Иеремии Морлендера явно беспокоит миллиардера.
   - Ну, - начинает он, остановившись перед изобретателем и топнув  ногой,
- выкладывайте!
   - Ну, Джек, - отвечает тем же тоном Иеремия Морлендер, - сейчас выложу!
   Круглые серые  глаза  Кресслинга,  окруженные,  как  у  птицы,  желтыми
ободками, уставились на инженера.
   - Вас, наверно, удивит то, что я вам скажу, -  начал  Морлендер.  -  Вы
знаете, я отдал вам на службу всю свою  изобретательность.  Я  никогда  не
торговался с вами, не заботился о равной доле и  тому  подобное.  Мы  ведь
когда-то вместе учились: вы - филологии, я - физике. Вы были  моложе  меня
лет на десять. Но я поздно получил возможность учиться, и вы догнали меня.
Помните наш первый разговор на пароходе "Аккорданс", когда мы оба, я - сын
простого американца, вы - миллиардер, возвращались в Штаты?
   - К чему это предисловие?
   - Вы изложили мне тогда основные мысли вашей замечательной книги,  и  с
той минуты я стал вашим человеком, Джек! Капитал аккумулирует человеческую
энергию, каждый текущий  счет,  каждая  чековая  книжка  -  это  скованные
киловатты человеческих действий, сказали вы. Я, признаться,  ничего  тогда
не понял и попросил объяснить. Вы пустились в объяснения.  Белка  тащит  в
нору орехи, которые не может съесть сразу. Муравей делает запасы на  зиму.
Все на земле делает запасы: лист - в своих зернах хлорофилла, раковина - в
своей жемчужине, камень - в своей руде, вода - в своей извести, а солнце -
в углях, в нефти, в торфе. И человек тоже научился делать впрок  для  себя
запасы энергии,  он  научился  аккумулировать  электричество.  "А  что  же
аккумулирует, собирает про запас энергию самого человека?" - спросили вы и
сами ответили: "Человеческую энергию аккумулирует капитал". Я и  тогда  не
совсем ясно понял и сконфуженно попросил объяснить подробнее...
   - И я объяснил вам! - нетерпеливо воскликнул Кресслинг. - Я объяснил, и
вы поняли. Человек запасает капитал... А что такое капитал, как не скрытые
возможности миллионов дерзаний, желаний, страстей, власти! Вы держите  его
в банке, но деньги в банке -  это  растущая  в  раковине  жемчужина  ваших
неограниченных возможностей проявить себя в мире! Вы переводите  деньги  в
акции, но акции - это силосная башня  вздымающихся  в  человеке  страстей.
Миллионы нищих гениев умерли неизвестными  человечеству,  потому  что  они
были нищими. А я, капиталист, могу развернуть  свою  волю,  свои  таланты,
прогреметь на весь мир,  приобрести  все,  что  хочу,  повлиять  на  любой
процесс, любое движение в мире, могу создать, могу взорвать, могу...
   - Стойте! - воскликнул Морлендер. - Я и  сейчас  помню  ваши  тогдашние
речи. Капитал продолжает вашу силу  и  волю  за  пределы  самого  сильного
человеческого хотения,  он  вытягивает  ваши  руки  до  тысяч  километров,
усиливает ваши мускулы  до  стихийной  силы  землетрясенья,  -  так  ведь?
Передаю вашими словами. Они захватили меня. Я повторял их всю свою  жизнь.
Рост аккумулированной человеческой энергии в миллиардах Джека  Кресслинга!
И когда я уезжал  в  Россию,  вы  опять  напутствовали  меня,  Джек...  Вы
посоветовали  мне  глядеть  в  корень  советской  экономики.   Когда   мы,
капиталисты, бросаем золото на землю, сказали вы, оно вырастает золотом  в
три, четыре, десять, двадцать раз большим, чем брошено,  и  с  ним  растут
личные  возможности  его  хозяина.  А  коммунисты  убили   деньги,   убили
человеческие возможности. У них сколько ни бросай, столько и останется,  -
капитал не растет!  У  них  человеческая  психоэнергия,  не  имея  запаса,
однодневна, как век бабочки: на один короткий рабочий день, на один локоть
длины человеческой руки, - вы помните? Я передаю точно, почти цитирую вас.
Так вот, Джек... - Морлендер остановился.
   - Продолжайте, - сказал Кресслинг странным тоном.
   Инженер не заметил этого  тона.  Он  не  заметил  и  холодной,  птичьей
неподвижности глаз миллиардера,  устремленных  на  него.  Он  был  охвачен
собственными мыслями, занимавшими его всю дорогу в самолете.
   - Так вот, дорогой Джек, вы ошиблись - и  я  вместе  с  вами.  Я  месяц
пробыл в стране большевиков. По вашим указаниям я изъездил  эту  страну  в
надежде вернуть концессию вашего друга Монморанси законным путем. Изучал и
всякие другие пути. Присматривался ко  всем  лазейкам.  Наблюдал  людей...
Джек, не обольщайтесь! Их творческие возможности куда больше наших!  Пусть
из мертвых денег у них не растут деньги, но зато вырастают заводы,  мосты,
машины, дороги, каналы, станции! Пусть у них нет капитала или, как вы  его
называете, "субстрата психической энергии",  зато  у  них  есть  сама  эта
энергия - в неограниченном количестве! И в этой  энергии  накапливается  у
них тот самый растущий икс, тот дрожжевой грибок,  который  движет  у  нас
деньгами, заставляя всходить капитал. Знаете ли вы, дорогой Джек, что  это
за грибок?
   Морлендер слегка  наклонился  в  сторону  неподвижного  Кресслинга.  Он
дотронулся рукой до его острых колен  и  заговорил  доверительно-дружески,
высказывая вслух свои затаенные мысли:
   - Не лучше ли нам отказаться от нашего плана, а? Я  думал  в  дороге...
Аккумулированная энергия, субстрат - это вы верно. Только вот в чем  дело:
чья, Джек, чья энергия аккумулирована в  капитале,  чьей  психоэнергии  он
субстрат? В том-то и дело, что не вашей, Джек,  а  вот  этих  самых  масс,
которые тут, в Миддльтоуне, и там, в каждом штате, работают на вас. А если
так, при чем тут ваши персональные возможности? У большевиков,  у  каждого
из них, у каждого рабочего в их стране,  больше  этих  самых  персональных
возможностей,  чем  у  нас  с  вами,  -  этот   дрожжевой   грибок,   рост
производительных сил, поднимается у них вместе с их собственной энергией.
   Джек Кресслинг расхохотался.
   То был резкий хохот, с  повизгиваньем  на  верхних  нотах,  и,  хохоча,
Кресслинг держал  голову  низко  опущенной,  чтоб  собеседник  не  заметил
вспыхнувшего в его глазах страшного,  истерического  бешенства.  Нога  его
незаметно искала под столом и,  найдя,  надавила  самую  крайнюю  педальку
слева.
   Тотчас в ответ на нажим педали дверь открылась, и в  комнату  заглянула
необычайной красоты женщина, огненно-рыжая, с оливково-смуглым, ярким, как
тропический цветок, лицом.
   - Войдите, миссис Вессон, - произнес Джек Кресслинг. - Вы, как  всегда,
во-время!.. Морлендер, то, что вы говорите, остроумно. Это надо  обдумать.
Мы обдумаем вместе.  А  пока  -  покурим  и  обсудим,  что  делать  взамен
концессии Монморанси.
   Тем временем миссис  Вессон  неслышно  скользнула  в  комнату.  Змеиным
движением она открыла дверцу шкафчика,  отделанного  перламутром,  достала
бутылку, графин, стаканы, сифон. Коробка, источавшая аромат табака,  легла
на стол. Морлендер протянул руку за сигарой.
   - Кстати, где ваши чертежи, дружище?  Вы  понимаете  -  те  самые...  -
спросил вдруг Кресслинг, как будто вспомнив что-то неотложное.
   - У Крафта в сейфе, - с  удивлением  ответил  Морлендер,  зажигая  свою
гавану и с наслаждением затягиваясь ею. - Все у Крафта. Перед отъездом, вы
ведь сами знаете, я сдал ему наши технические расчеты, модель,  формулы...
Даже завещание успел... успел...
   Он вдруг остановился.
   Еще раз заплетающимся языком, сонно, словно отсчитывая буквы, протянул:
"У-с-пе..." - и опустил голову на грудь.
   - Заснул, - спокойно произнес Джек Кресслинг, вставая и глядя  в  глаза
своей секретарше. - Он стал очень опасен. Нам нужно спрятать его и держать
в тайнике. Его распропагандировали!  Моего  инженера  распропагандировали!
Завещание - черта с два!  Элизабет,  мы  сделаем  вас  пока  его  законной
вдовой... Запомните: вы тайно обвенчаны с ним. Он вам оставил по завещанию
свои чертежи. И поскорей, поскорей, - все  это  надо  успеть  в  ближайшие
два-три дня!



   2. АРТУР МОРЛЕНДЕР ВСТРЕЧАЕТ СВОЕГО ОТЦА

   В майское  утро  по  Риверсайд-Драйв  с  сумасшедшей  скоростью  мчался
автомобиль.
   Молодой человек весь в белом, сидевший рядом  с  задумчивым  толстяком,
почти кричал ему в ухо, борясь с шумом улицы и ветра:
   - Не успокаивайте меня, доктор! Все  равно  я  беспокоюсь,  беспокоюсь,
беспокоюсь!
   Толстяк пожал плечами:
   - Я бы на вашем месте не делал слона из мухи.  Мистер  Иеремия  слишком
умный человек, Артур, чтобы с ним что-нибудь случилось.
   - Но  телеграмма,  телеграмма,  Лепсиус!  Чем  объяснить,  что  она  от
каких-то незнакомых лиц? Чем объяснить,  что  она  не  мне,  а  секретарше
Кресслинга, этой бархатной миссис Вессон, похожей на кобру!
   - Очень красивую кобру, - вставил, подмигивая, доктор.
   - Черт ее побери! - вырвалось у Артура. - Вы знаете, как  мы  дружны  с
отцом, - ведь мы даже считываем  мысли  друг  друга  с  лица,  словно  два
товарища, а не отец и сын. Можно ли допустить, чтоб он поручил кому-нибудь
телеграфировать о своем приезде на адрес Вессон, а не на наш  собственный,
не мне, не мне?.. Что это значит, что под этим скрывается?
   - Адрес Вессон - это ведь адрес Кресслинга, Артур. А Кресслинг -  босс.
Мало ли что помешало мистеру Морлендеру дать эту депешу  лично!  Он  знал,
что из конторы хозяина вас тотчас же известят, как это и произошло.
   -  Известят,  известят...  Чужой,  противный,  мурлыкающий   голос   по
телефону, неприлично фамильярный тон, - какой я "Артур"  для  нее?  Почему
"Артур"? "Милый Артур, -  как  она  смеет  называть  меня  милым!  -  отец
прибывает завтра на "Торпеде"... депеша от капитана Грегуара..." И вы  еще
уверяете, что не надо беспокоиться! Почему "отец", а не "ваш  отец"?  Кто,
наконец, она такая, эта самая миссис Вессон?
   - Мистер Иеремия ни разу не упоминал вам об  этой  ужасной  женщине?  -
спросил толстяк. И когда его сосед резко  замотал  головой,  он  незаметно
пожал плечами.
   Доктор кое-что слышал. Иеремия Морлендер, вдовевший уже пятнадцать лет,
мужчина редкого здоровья и богатырской корпуленции. Слухи ходили,  что  он
близок с какой-то там секретаршей. Возможно, с  этой  самой  Вессон.  Один
сын, как всегда, ничего не знает о делах собственного отца.
   Стоп!  Шофер  круто   повернул   баранку   и   затормозил.   Автомобиль
остановился. Перед ними, весь в ярком блеске солнца, лежал Гудзонов залив,
влившийся в берега тысячью тонких каналов и  заводей.  На  рейде,  сверкая
пестротой  флагов,  белыми  трубами  и  окошками   кают-компаний,   стояли
бесчисленные пароходы. Множество белых лодочек  бороздило  залив  по  всем
направлениям.
   -  "Торпеда"  уже  подошла,  -  сказал  шофер,  обернувшись  к   Артуру
Морлендеру и доктору. - Надо поторопиться, чтобы подоспеть к спуску трапа.
   Молодой Морлендер  выпрыгнул  из  автомобиля  и  помог  своему  соседу.
Толстяк вылез отдуваясь.
   Это был знаменитый доктор Лепсиус, старый друг  семейства  Морлендеров.
Попугаичьи пронзительные глазки его прикрыты очками, верхняя губа  заметно
короче нижней, а нижняя короче подбородка, причем  все  вместе  производит
впечатление удобной  лестницы  с  отличными  тремя  ступеньками,  ведущими
сверху вниз прямехонько под самый нос.
   Что касается молодого человека, то это приятный молодой  человек  -  из
тех, на кого существует наибольший спрос в кинематографах  и  романах.  Он
ловок, самоуверен, строен, хорошо сложен, хорошо одет и,  по-видимому,  не
страдает  излишком  рефлексии.  Белокурые   волосы   гладко   зачесаны   и
подстрижены, что не  мешает  им  виться  на  затылке  крепкими  завитками.
Впрочем, в глазах его сверкает нечто, делающее этого  "первого  любовника"
не совсем-то обыкновенным. Мистер Чарльз Диккенс, указав  на  этот  огонь,
намекнул бы своему читателю, что здесь скрыта какая-нибудь зловещая  черта
характера.  Но  мы  с  мистером  Диккенсом  пользуемся  разными   приемами
характеристики.
   Итак, оба сошли на землю и поспешили  вмешаться  в  толпу  нью-йоркцев,
глазевших на только что прибывший пароход.
   "Торпеда", огромный океанский пароход  братьев  Дуглас  и  Борлей,  был
целым   городом,   с   внутренним   самоуправлением,   складами,    радио,
военно-инженерным  отделом,  газетой,  лазаретом,  театром,  интригами   и
семейными драмами.
   Трап спущен; пассажиры начали спускаться на землю. Здесь были спокойные
янки, возвращавшиеся из  дальнего  странствования  с  трубкой  в  зубах  и
газетой подмышкой, точно вчера еще сидели в  нью-йоркском  Деловом  клубе;
были больные, едва  расправлявшие  члены;  красивые  женщины,  искавшие  в
Америке золото; игроки, всемирные авантюристы и жулики.
   - Странно! - сквозь зубы прошептал доктор Лепсиус, снимая шляпу и низко
кланяясь какому-то краснолицему человеку военного типа. - Странно, генерал
Гибгельд в Нью-Йорке!
   Шепот его был прерван восклицанием Артура:
   - Виконт! Как неожиданно! - И молодой человек  быстро  пошел  навстречу
красивому брюнету, постоянному клиенту конторы  Кресслинга,  опиравшемуся,
прихрамывая, на руку лакея. - Вы не знаете, где мой отец?
   - Виконт Монморанси!  -  пробормотал  Лепсиус,  снова  снимая  шляпу  и
кланяясь, хотя никто его не заметил. - Час от часу страннее! Что им  нужно
в такое время в Нью-Йорке?
   Между тем толпа, хлынувшая от трапа, разделила их, и на минуту  Лепсиус
потерял Артура из виду.
   Погода резко  изменилась.  Краски  потухли,  точно  по  всем  предметам
прошлись тушью.  На  небо  набежали  тучи.  Воды  Гудзона  стали  грязного

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг