- Еще как делают! - ответил другой. - Ведь коммунисты посылают своего
представителя в Совдепию. Смотри, его вышли провожать, ей-ей, не хуже, чем
президента.
Тут только Лепсиус заметил необычайное стечение народа и огляделся
внимательней.
Вся огромная площадь вокруг него была залита людьми в кепках и рабочих
куртках. Они пришли сюда прямо с фабрик, не успев переодеться. Лица их
горели воодушевлением, руки протягивались со всех сторон к товарищу
Василову, стоявшему среди них в сером дорожном костюме.
- Передай им, Василов, что мы не дремлем! - кричал кто-то, размахивая
картузом. - Мы не прозеваем своего часа!
- Кланяйся Ленину! - кричал другой.
Толпа напирала со всех сторон, не давая подойти к Василову решительно
никому с той половины набережной, где собралась публика познатней. Лепсиус
увидел там Вестингауза с элегантным саквояжем в руках и моноклем в глазу.
Неподалеку от него кудрявая Грэс, теребя своего отца, оглядывалась во все
стороны, ища кого-то глазами. Их провожали девицы, дамы и кавалеры в
смокингах с 5-й авеню, тщетно пытаясь спрятаться от дождя под парусиновым
навесом. Но кучка нарядных нью-йоркцев, отбывающих в Европу проветриться,
совершенно терялась среди тысячной толпы рабочих, рокотавшей глухо, как
море. Полисмен, робко пробираясь к ней, делал вид, что распоряжается
движением, тогда как рабочие перебрасывали его с одного места на другое,
как мячик.
Лепсиус выбрался из толпы к самому борту "Торпеды", где из
кают-компании высовывались головы мичманов и матросов.
- Ковальковский, - крикнул кто-то, - пора спускать трап, отдайте
распоряжение!
Розовый, как херувим, толстый-претолстый мичман с губами-шлепанцами
побежал отдавать приказание. Лепсиус оглядел его руки и ноги критическим
оком, вынул записную книжку, где стояли три фамилии:
1. Фруктовщик Бэр
2. Профессор Хизертон
3. Мичман Ковальковский
и вычеркнул последнюю из списка.
Между тем, забравшись на якорную цепь "Торпеды", два человека
шептались. Один из них был трубочист Том, другой - механик Биск.
- Мик передает тебе, что письмо получено. Отсутствие Морлендера гораздо
подозрительней, чем его присутствие. Мик боится за жизнь Василова. Смотри,
Биск, охраняй его собственной шкурой, не щадя себя самого!
- Знаю, - ответил Биск. - А что, собака вернулась?
- Нет. Мик в большом горе. Собака исчезла - должно быть, ее пырнули
ножом... Ну, прощай, Биск, посылай вести.
- Прощай, Том. Будьте покойны.
Том спрыгнул вниз, на швартовый, повис, раскачался, сделал пируэт и
исчез в воде.
Трап спущен; приветствия, пожелания, проводы. Несколько пар острых
глаз, принадлежащих людям одной профессии, но, по-видимому, служащих
разным хозяевам, поскольку они, видимо, не знают друг друга, оглядывали,
словно обшаривали, каждого пассажира, поднимавшегося на трап, где
проверяли билеты и документы:
Один...
Другой...
Третий...
Четвертый...
Пятый...
Нет Морлендера, нет ничего похожего на Морлендера!
Знатная публика прошла; на трап поднимается коммунист Василов.
Он бледен от волнения. Знатная часть публики награждает его свистом.
Но свист тотчас же поглощается ревом, тысячеголосым ревом толпы,
подбрасывающей вверх шапки, платки, кепи:
- Урра, Василов! Урра, Советская Россия! Поезжай, товарищ, кланяйся
ребятам, пусть держатся крепко! Да здравствует Ленин!
Рев стал громовым, и к нему присоединились, как бы поддерживая рабочие
глотки, могучий свист паровой сирены, треск поднимаемого трапа, звяканье
цепей, свист ветра, скрип досок и снастей - "Торпеда" медленно тронулась в
путь.
Пароход уже отошел в глубину залива, туман уже скрыл тысячи огней,
заливших его палубу и кают-компанию, а громовые крики и приветы Ленину все
продолжали потрясать набережную, вызывая кое у кого и в Нью-Йорке и на
пароходе небезосновательное сердцебиение.
24. ДНЕВНИК БИСКА
"19 мая в полдень мы снялись. Я был занят в машинном отделении и часа
три не мог выбраться на палубу. День спокойный, событий нет, если не
считать странного рассказа некоего матроса Дана, порядочного труса и
эпилептика. Он рассказал, будто слышал несколько раз из-под нар, где спят
матросы, протяжный, нечеловеческий вой. Мы все ходили туда, чтобы его
успокоить, но ничего не слышали. Дан ведет себя странно. Сегодня с ним был
припадок, он выл, колотился головой о землю, и изо рта его шла пена. Я
подумал, что его собственный вой очень мало похож на человеческий.
Получив полуторачасовой отпуск, я бросился на палубу под предлогом
проверки электрических проводов. Все в порядке. Палуба напоминает приемную
президента в Белом доме: всюду тропические растения в кадках, ковры,
статуи. Пассажиры слушали в пять часов маленький концерт и пили чай на
палубе. Василов не поднимался из каюты. Я спустился в наш проход, открыл
глазок и заглянул к нему. Меня удивило, что он делает: он сидел посреди
каюты на корточках, держал револьвер в руках и глядел на дверь. Лицо его
мне показалось растерянным и напуганным. Я бросил ему в комнату записку:
"У вас есть здесь защитник. Сообщите, чего вы боитесь, и оставьте
записку у себя на столе. Будьте наружно спокойней, проводите все время с
другими пассажирами".
Он поднял записку, прочитал и вместо ответа сказал шепотом:
- Я прошу того, кто мне бросил записку, зайти в каюту.
Тогда я вынырнул из-под обшивки в коридор и постучал к нему. Он
полуоткрыл дверь, держа револьвер в руках, осмотрел меня и потом впустил.
Я назвал себя и сказал, что еду с ним до самого Кронштадта, чтоб охранять
его жизнь. Он улыбнулся и показал мне клочок бумаги, на котором грубыми
буквами и совершенно безграмотно было написано:
"Вы умроте, как толко пиреступете порог свая каюта".
Василов пристально смотрел на меня, пока я читал бумажку, а потом
произнес:
- Вы видите, я окружен слишком уж большими заботами. Один советует мне
быть с пассажирами, другой - не выходить из каюты. Чей совет я должен
принять во внимание? Откуда я знаю, кто мне враг, а кто друг?
Прежде чем ответить, я еще раз прочел бумажку. Это был грязный лист,
вырванный из корабельной кухонной книги. Тот, кто писал, оставил на нем
следы жирного большого пальца. Трудно было предположить, что записка
исходит из вражеского лагеря.
- Слушайте! - вскричал я, составив план действий. - Возьмите эту
записку, идите с ней к штурману и скажите, что вы чувствуете себя
встревоженным и хотите быть помещенным или в общую каюту второго класса,
или в общую палату корабельного лазарета. Это самое умное, что мы можем
придумать.
Василов покачал головой:
- Мне все же неприятно выйти за порог этой каюты.
- Бойтесь оставаться в ней! - продолжал я под наитием своих мыслей. - А
чтоб вы были спокойны за свою жизнь, - вот...
С этими словами я распахнул дверь, вышел на трап и спокойно произнес,
обращаясь к нему, в то время как кончиком глаза отлично видел фалду
чьего-то черного сюртука, исчезнувшего за перилами:
- У вас все в порядке, сэр... Должно быть, это внизу сорвана пробка.
Василов вышел вслед за мной, и мы вместе поднялись на палубу. Я
старался держаться рядом с ним, чтоб в случае опасности принять беду на
свою шкуру. Но ничего ровнешенько не случилось - он благополучно добрался
до стеклянной будочки, где сидел толстый штурман Ковальковский. Я занялся
своими проводами, которые ухитрился предварительно испортить, и видел, как
Ковальковский прочитал протянутую ему записку. Толстое лицо его вспыхнуло
от негодования, он несколько раз передернул плечами. Потом встал, и
Василов пошел вслед за ним по направлению лазарета.
Я не мог пойти туда же. Но, чиня провода, я спиной продвигался к трапу,
откуда видны были каюты второго класса и служебное отделение. К своему
изумлению, я увидел невысокого, совершенно незнакомого мне человека в
длинном черном сюртуке, стоявшего прямо перед каютой Василова. Он был
рыжий. Я не удержался от восклицания. В ту же минуту он обернулся и
взглянул на меня. Это был невзрачный человек с блуждающими глазами. Они
глядели без всякого выражения, точь-в-точь как у рыбы на песке или у
горького пьяницы, если продержишь его денька три на чистой водице. Не знаю
почему, по телу у меня прошли мурашки. Я вспомнил слова старого Ксаверия.
"Должно быть, это капитан Грегуар", - подумал я и поспешил скрыться с
палубы.
Внизу, перед машинным, шли толки о болезни Дана. Португалец Пичегра,
мой прямой начальник, набросился на меня:
- Вы бы поменьше шатались, Биск! Беднягу Дана пришлось снести в
больницу, он мне теперь ни к чему, а вас ведено всю ночь держать без
смены. Вот, извольте-ка поработать!
- Кто велел?
- Приказ вышел - и баста! - угрюмо ответил Пичегра. - Не беспокойтесь,
если начальству угодно осыпать вас сверхурочными неизвестно за что про
что, так уж оно вытянет из вас все соки!
Ворча и ругаясь, он мало-помалу выболтал мне, что капитан Грегуар лично
распорядился назначить меня на ночное дежурство к машинам и что "Торпеде"
приказано развить рекордную скорость ввиду полученных по радио сведений о
надвигающемся шторме.
- Мы должны перебежать ему дорогу, вот что, - пропыхтел Пичегра из-за
своей вонючей трубки.
Мне это очень не понравилось, но делать было нечего. Я решил смириться,
быть на дежурстве часа два-три, а потом улизнуть под предлогом нездоровья
в уборную и попытаться пройти по стене к мисс Тоттер. Донесение для Мика
обо всем происходящем лежало у меня в кармане. Итак, я остался, надел свой
фартук и очки, потушил трубку и пошел в машинное отделение.
Чугунные звери молча делали свое дело. Они сжимали и разжимали челюсти,
жевали сцепившимися зубами минуту за минутой, поедая время с ненасытной
прожорливостью. Час, другой, третий... Я схватился за живот, закряхтел и
выбежал мимо кучки рабочих в темный коридор, откуда мне ничего не стоило
пролезть за обшивку, сделать два-три перехода в стене и постучаться к мисс
Тоттер.
- Менд-месс!
Ни звука.
- Менд-месс!
Мисс Тоттер не отвечает.
Что за странности? Я заглянул в щель.
Мисс Тоттер лежит на полу в позе спящего человека, бумаги ее перерыты,
в иллюминатор льется свежий морской воздух, шкафчики мисс Тоттер открыты,
и голубей, знаменитых голубей Мика, и след простыл".
25. ПРОДОЛЖЕНИЕ ДНЕВНИКА БИСКА
"- Биск! Какого черта вы запропастились? - услышал я голос португальца.
Пришлось вернуться в машинное отделение, не разобрав толком причины сна
мисс Тоттер и исчезновения голубей Мика Тингсмастера.
Всю ночь "Торпеда" развивала предельную скорость. Пока пассажиры мирно
спали, паровой котел грозил разорваться от напряжения, кочегары носились в
топке, как черти, а за бортами летевшей вперед "Торпеды" бился и ревел
дьявольский шторм.
К самому утру, когда я уже шатался от усталости, португалец пришел
сменить меня, и я побежал в каюту. Зевая, залез я на первые попавшиеся
нары рядом с храпящим матросом и, не раздеваясь, собрался заснуть, как
вдруг из-под пола донесся до нас полузаглушенный вой - жуткий,
нечеловеческий вой, от которого у меня поднялись дыбом волосы.
Я вскочил, смахивая сон. Несколько матросов проснулись и сели, свесив с
нар голые ноги. Мы прислушались. Вой повторился опять, и на этот раз он
был так пронзителен, так уныл, что многие из матросов в ужасе кинулись
друг к дружке и сбились в испуганное стадо.
- Ребята, это воет мертвая собака капитана! - глухо сказал Ксаверий, и
матросы затряслись от страха.
Мой сосед кинулся на постель и сунул голову под подушку.
- Молчи, Ксаверий. И без того тошно, - остановил кто-то старика.
- Не буду я молчать! - упрямо шепнул Ксаверий. - Ясное дело: мертвая
собака опять завыла. Не иначе, как быть покойнику, ребята. Вот помяните
мое слово.
- Что за мертвая собака? - вмешался я.
- А это, видишь ли, парень, была у нас на пароходе собачка, еще от
прежнего капитана, Джексона. Тот ушел, а собаку оставил, но только она
невзлюбила рыжего - я разумею капитана Грегуара - и завела себе
удивительный обычай: выть перед покойником. Веришь ли, каждое плаванье,
чуть завоет, уж мы знаем - быть у нас мертвецу. Рыжему сильно это не
понравилось, и вот однажды, проходя мимо собачки, он поднял ногу, а
собачка возьми и зарычи. И как поднял он ногу, так и опустил ее
прямехонько ей на голову и проломил ей каблуком череп. Силища в этом рыжем
черте бесовская, а не человеческая!
- А она все-таки воет перед покойником, - шепотом вмешался молодой
матросик, лязгая зубами от страха.
И, точно в подтверждение, нечеловеческий протяжный вой снова донесся до
нас из-под самых нар, как будто завывавшее существо, пока мы говорили,
передвинулось ближе к нам.
В ужасе кинулись матросы к себе на нары; прыгнул и я под одеяло - не
столько от страха, сколько от усталости, и тотчас же заснул мертвым сном.
Я проснулся уже во вторую смену. Утренний гонг изо всех сил дребезжал
нам в уши, сзывая к первому завтраку. Матросы повскакали, уступая теплые
нары усталым до одури товарищам.
Когда я пошел в умывальную и подставил голову под струю холодной воды,
старый Ксаверий улучил минутку и шепнул мне:
- А покойник-таки нашелся! Ведь телеграфистка скончалась в тот самый
час, как выла собака.
Я выскочил из-под крана и, не вытираясь, помчался в машинное отделение.
- Пичегра, - крикнул я, - правда ли, что умерла мисс Тоттер? Отчего она
умерла?
- Не ори, - флегматически ответил португалец. - Должно быть, шторм
перепугал беднягу или объелась сверх меры, вот сердце-то и не выдержало.
Да и надо сказать, что ей было за сорок, хоть и носила цветные бантики.
Я стал на работу. С этой минуты мне было ясно, что малейшая
неосторожность приблизит меня к моей собственной смерти. Первую свободную
минуту я употребил на то, чтоб набросать эти странички и приготовить в
своем тайничке бутылку. Потом я скользнул в лазарет, куда меня пропустили
не без труда. Я пошел навестить Дана.
Несчастный эпилептик лежал без движения, стиснув посиневшие губы.
Пришлось повозиться с ним, прежде чем он раскрыл рот.
Чего хотят от него? Он намерен умереть, и чем скорей, тем лучше. Нельзя
жить человеку, видевшему сатану. А он видел, как сатана убил его друга,
Дипа... Нет, никого не приводили в лазарет, кроме него. Пассажирская
палата рядом; в лазарете общая контора; он непременно узнал бы, если б,
кроме него, был еще больной...
С этими словами Дан замолк и показал мне спину. Я выжал из несчастного
все, что мне было нужно, и с тревогой прошмыгнул на палубу. Значит,
Василов не ночевал в госпитале. Я рассердился на него за неосторожность.
Почему он не послушался разумного совета?
Наверху, в маленьком салоне, было шумно. Вокруг Ковальковского
столпились пассажиры первого и второго класса, шла речь о смерти
телеграфистки.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг