Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
                                   Части                         Следующая
Мариэтта ШАГИНЯН

                     МЕСС-МЕНД, или ЯНКИ В ПЕТРОГРАДЕ

                               Роман-сказка




   ВСТУПИТЕЛЬНЫЙ ОЧЕРК. ДЖИМ ДОЛЛАР, ЕГО ЖИЗНЬ И ТВОРЧЕСТВО

   В мартовское утро 1888 года на одном из вокзалов Нью-Йорка к носильщику
бляха N_701 подбежал прилично одетый человек с новорожденным  ребенком  на
руках:
   - Носильщик, ваш номер? Отлично, возьмите ребенка. Да осторожней,  черт
возьми, если хотите заработать доллар... Ждите меня вон там,  у  остановки
омнибусов, - я бегу разыскивать даму...
   Проговорив это, незнакомец кинулся в толпу. Бляха N_701 осторожно понес
ребенка на площадку, ждал десять минут, потом полчаса, потом час.  Ребенок
заплакал. Носильщик струсил - уж не подкинут ли ему ребенок?
   Когда спустя два часа никто не появился, а  на  вокзале  незнакомца  не
оказалось, носильщик сказал себе с горечью: "Вот так доллар!"  -  и  понес
ребенка в участок.
   По дороге на него нашло  раздумье.  Дитя  прекрасно  одето,  пеленки  с
метками. Что, если с незнакомцем что-нибудь случилось, а потом он хватится
ребенка, разыщет носильщика по номеру и будет взбешен, узнав, что  дитя  в
полиции! Не подержать  ли  его  у  себя  дома,  а  тем  временем  поискать
незнакомца?
   Он  понес  его  домой  и  сдал  жене.  Дитя  оказалось   прехорошеньким
мальчиком. Белье было помечено "Д.Д.". Так как носильщика  звали  Джемсом,
он в шутку назвал мальчика раза два "Джим Доллар" - и этому имени  суждено
было  навеки  укрепиться  за  потерянным   существом   и   заслужить   ему
впоследствии широкую известность.
   Родители  ребенка  не  появлялись.  Носильщик  усыновил  его.  Он   рос
обыкновенным городским мальчишкой и проводил  все  свое  время  на  улице,
покуда бляха N_701 не скончался. Вслед за ним умерла и жена, оставив Джиму
Доллару бляху приемного отца и краткую историю его усыновления.
   Года полтора мальчик ведет бродячую жизнь. Он ночует под  мостом  и  на
крышах, питается вместе с  собаками  городскими  отбросами.  "В  эти  годы
усовершенствовалось  мое   обоняние,   -   рассказывает   он   в   краткой
автобиографии. - Я узнал, что у каждого города, у каждой улицы, у  каждого
двора есть свой запах".
   Однажды он увидел перед пивной воз  с  большими  дорожными  картонками,
забрался в одну из них, прикрыл себя крышкой и  заснул.  Он  проснулся  от
толчков. Вслед за тем на него полился яркий  электрический  свет.  Высокая
девица в папильотках стояла над картонкой и разглядывала его, поджав губы.
Он выскочил из картонки, собираясь улизнуть.
   - Я полагаю, что заплатила за картонку настоящими деньгами,  -  сказала
девица.
   - Не думаете ли вы, мэм, что купили меня вместе с картонкой? - в  ужасе
воскликнул Джим.
   - Да, я думаю, - ответила неумолимая девица. -  Ведь  я  беру  вещи  не
иначе, как на вес.
   Несчастный Джим не знал законов. Он искренне поверил девице и остался у
нее в услужении добрых двенадцать лет.
   Это были самые мрачные годы его жизни. Девица эксплуатировала мальчика,
заставляя его работать даже по воскресеньям. Урывками он выучился читать и
писать. Когда ему стукнуло девятнадцать лет,  она  внезапно  подарила  ему
велосипед. Спустя некоторое время она снова сделала ему подарок  -  дюжину
галстуков. Странное предчувствие овладело Джимом: не  задумала  ли  девица
женить его на себе? Как  только  он  оформил  в  мозгу  это  предчувствие,
природная любовь к свободе вспыхнула в нем, он вскочил на  велосипед  -  и
был таков.
   Джим свободен. Он снова на улицах Нью-Йорка. Но  тут  ему  пришлось  на
собственной шкуре испытать всю тяжесть социального бесправия: что нужды  в
свободе, когда нет куска  хлеба!  Пространствовав  по  фабричным  окраинам
Нью-Йорка, он кое-как  устраивается  на  спичечной  фабрике  и  становится
рабочим. Резкое влияние  оказывают  на  него  два  обстоятельства:  первая
стачка и первое знакомство с кинематографом.
   Стачка, как он впоследствии  писал,  научила  его  "уменью  защищаться,
становясь спиной  к  врагу",  а  кинематограф  привел  его  к  той  теории
"городского романа", которая насчитывает в настоящее время  многочисленных
последователей.
   Вернувшись из  кинематографа,  где  он  смотрел  примитивную  драму  из
парижской жизни, с  благородным  апашем  и  красоткой,  Джим  Доллар,  как
безумный, начинает имитировать кинематограф для своих товарищей по работе.
Он собирает вокруг себя кучку молодежи, сочиняет пьесы, разыгрывает  их  в
обеденный перерыв тут же на фабрике, используя  для  своих  акробатических
фокусов станки и машины. К этому времени относятся первые эскизы двух  его
излюбленных героев - металлиста Лори Лена  и  "укротителя  вещей"  Микаэля
Тингсмастера - Мик-Мага его позднейших романов. По  ночам  он  лихорадочно
поглощает   учебники,   стараясь   "поймать   ту    связь    установленных
представлений, которую принято называть образованием" ["Нью-Йорк Джеральд"
N_381, автобиография Доллара]. Не  отказываясь  ни  от  какой  работы,  он
перебирается из одного промышленного центра Америки в другой, периодически
возвращаясь, однакоже, на старую спичечную фабрику, где  у  него  остались
друзья и знакомцы.
   Та же фабрика, точнее кружок сгруппировавшихся вокруг него спичечников,
знакомится с первым литературным опытом Джима Доллара, сценарием  большого
киноромана, который он задумал и набросал в течение двенадцати часов. Тут,
между прочим,  обнаружилась  роковая  особенность  Доллара,  долгое  время
препятствовавшая его карьере романиста. Впервые постигший значение  фабулы
через зрительный образ (не в книге, а на экране кино),  Доллар  непременно
зарисовывал своих героев на полях рукописи и вставлял там и  сям  в  текст
рисунки, служившие иллюстрациями. Как большинство  одаренных  людей,  Джим
видел свой  талант  совсем  не  в  том,  что  у  него  действительно  было
талантливо, а в наиболее слабой своей области.  Так,  он  в  глубине  души
считал себя прирожденным рисовальщиком. Между тем  рисунки  Джима  Доллара
были более чем худы - они были безграмотны и беспомощны.
   Первый его кинороман (впоследствии уничтоженный автором) встречен был в
спичечном  кружке   взрывом   восторга.   Доллар,   поощренный   друзьями,
отправляется  в  крупное  нью-йоркское   издательство   "При-фикс-Бук"   и
показывает свою рукопись. Редактор, едва увидев его  рисунки,  сворачивает
рукопись трубкой и немедленно возвращает ее молодому автору, не говоря  ни
слова.
   - В чем дело? - спросил вспыхнувший Джим.
   - Обратитесь в обойный магазин, молодой человек, - ответил безжалостный
редактор.
   Джим пожал плечами и  два  последующих  года  лихорадочно  работал  над
новыми сценариями, обильно уснащая их рисунками. Но, несмотря на  все  его
старания, их ожидала та же участь. Неизвестно,  что  сталось  бы  с  нашим
романистом, если б однажды он не услышал безумного стука в свою дверь.
   - Джим! - заорал спичечник Ролльс, влетая в каморку с газетой в  руках.
- Гляди, дурья башка!
   В отделе объявлений жирным шрифтом стояло:

   СРОЧНО, УБЕДИТЕЛЬНО, НАСТОЯТЕЛЬНО
   РАЗЫСКИВАЕТСЯ БЫВШИЙ НОСИЛЬЩИК БЛЯХА N 701
   Для благосостояния своего собственного
   и вверенного ему младенца
   Ольстрит N 92

   С газетой в руках Доллар побежал по указанному адресу. Он мечтал уже  о
найденных родителях, братьях и сестрах.
   Жирный нотариус вышел к нему навстречу и, по проверке документов, после
тщательного допроса Джима, ввел его  во  владение  довольно-таки  солидным
наследством,  ни  единым  словом  не  подняв   завесы   над   тайной   его
происхождения.
   Доллар был угрюм; он не радовался неожиданному богатству.  Как  это  ни
странно, но он даже не ушел со  спичечной  фабрики  и  первые  полгода  не
прикасался к деньгам.
   Однажды редактор "При-фикс-Бука" получил  новую  рукопись,  испещренную
забавными рисунками. Он посмотрел себе за спину - есть ли огонь в камине -
и уже собрался отправить туда злополучную бумагу. Но  из  рукописи  выпало
письмо, а в письме  было  написано  Джимом  Долларом,  что  он  предлагает
издательству сумму, втрое возмещающую убытки по опубликованию его  романа.
Редактор пожал плечами и развернул рукопись. Через  минуту  он  забыл  обо
всем на свете; дважды звонил телефон, входил секретарь, кашляла машинистка
- он читал.
   На другой день он сказал Джиму:
   - Мы покупаем у вас роман. Одно условие: выбросьте рисунки.
   - Я покупаю у вас все издание вперед и дарю вам его целиком с  условием
печатать рисунки, - ответил Джим.
   Переговоры  шли  десять  дней.  Наконец   "При-фикс-Бук"   взялось   за
опубликование первой книги Доллара.
   Наши читатели, по всей вероятности, знают, что книга разошлась в первые
восемь дней и ныне выходит двадцать вторым изданием.
   Не без тайного вздоха сказал как-то редактор Джиму Доллару:
   - Вы отличный писатель, Джим, но, ей-богу, у вас  есть  недостаток.  Не
сердитесь на меня: вы совсем некстати возомнили себя художником.
   Доллар впервые услышал намек на негодность своих рисунков. Это  уязвило
его; он покраснел и надменно ответил:
   - Если даже это и недостаток, он у меня общий с некиим Гете.
   К сожалению, он не перестал разрисовывать свои  романы,  ставя  каждому
издателю  непременным  условием  воспроизведение  этих   рисунков.   Нашим
читателям мы предлагаем первый роман Джима Доллара "Месс-Менд, или Янки  в
Петрограде", вдохновленный русской Октябрьской революцией.  Чтобы  уяснить
себе облик Доллара  как  романиста,  следует  помнить,  что  традиции  его
восходят к кинематографу, а не к литературе. Он никогда не учился  книжной
технике. Он учился только в кинематографе.  Весь  его  романический  багаж
условен.
   Сам американец, уроженец Нью-Йорка,  он  не  дает  ничего  похожего  на
реальный Нью-Йорк. Названия улиц, местечки, фабрики, бытовые черты  -  все
почти фантастично, и перед нами  в  романах  Доллара  проходит  совершенно
условный "экранный" мир. Он сказал как-то, что  кинематограф  -  эсперанто
всего человечества. Вот на этом общем "условном" языке и  написаны  романы
Доллара.
   Если  свою,  американскую,  действительность  Джим   Доллар   описывает
фантастически,  то  можно  себе  представить,  как  далеки  от  реальности
описания Советской России и других стран,  упоминаемых  в  его  романах  и
никогда им  в  жизни  не  виданных.  Но  глубокое  чувство  преклонения  и
восхищения перед Великой Октябрьской революцией приводит  его  сквозь  все
эти курьезы к настоящему чувству реальности нового мира,  создающегося  на
Земле Советов.

   23 ноября 1923 г. М.Ш.



   ПРОЛОГ

   - Ребята, Эптон Синклер - прекрасный писатель, но не для нас! Пусть  он
томит печень фабриканту  и  служит  справочником  для  агитаторов,  -  нам
подавай такую литературу, чтоб  мы  почувствовали  себя  хозяевами  жизни.
Подумайте-ка, никому еще не пришло в голову, что мы сильнее  всех,  богаче
всех, веселее всех:  дома  городов,  мебель  домов,  одежду  людей,  хлеб,
печатную книгу,  машины,  инструменты,  утварь,  оружие,  корабли,  пушки,
сосиски, пиво, кандалы, паровозы, вагоны, железнодорожные рельсы -  делаем
мы, и никто другой. Стоит нам опустить руки  -  и  вещи  исчезнут,  станут
антикварной редкостью.  Нам  с  вами  не  к  чему  постоянно  видеть  свое
отражение  в  слезливых  фигурах  каких-то  жалких  Джимми   Хиггинсов   и
воображать себя несчастными, рабами, побежденными. Этак мы  в  самом  деле
недалеко уйдем. Нам подавай книгу, чтоб воспитывала смельчаков!
   Говоря так, огромный человек в синей  блузе  отшвырнул  от  себя  тощую
брошюру и спрыгнул с  читального  стола  в  толпу  изнуренных  и  бледных,
внимательно слушавших его людей.
   Дело происходит  в  Светоне,  на  металлургическом  заводе  Рокфеллера.
Металлисты бастуют уже вторую  неделю.  Но  не  одни  забастовщики  пришли
послушать  необычного  оратора.  Зал,  отданный  местной  библиотекой  под
собрание, набит битком. Здесь осторожные деревенские  парни  -  батраки  с
ближних ферм; телеграфисты и диспетчеры станции Светон; множество ребят  с
ближайших заводов и фабрик - и даже тайком пробравшийся сюда с  Секретного
завода Джека Кресслинга молодой металлист Лори Лен.
   - Ты сказки рассказываешь, Мик! - крикнул в  спину  оратору  желтолицый
ямаец Карло.
   - Сказки? Зайди к нам на фабрику - посмотришь своими глазами. Я  говорю
себе: Мик Тингсмастер, не ты ли отец  этих  красивых  вещичек?  Не  ты  ли
делаешь дерево узорным, как бумажная ткань? Не щебечут ли у  тебя  филенки
нежнее птичек, обнажая письмена древесины и такие рисунки,  о  которых  не
подозревают школьные учителя рисования? Зеркальные  шкафчики  для  знатных
дам, хитрые лица дверей,  всегда  обращенные  в  вашу  сторону,  шкатулки,
письменные столы, тяжелые кровати, потайные ящики - разве все это  не  мои
дети? Я делаю их своею рукою, я их знаю,  я  их  люблю,  и  я  говорю  им:
"Эге-ге, дети мои, вы идете  служить  во  вражеские  кварталы!  Ты,  шкаф,
станешь в углу  у  кровопийцы;  ты,  шкатулка,  будешь  хранить  брильянты
паучихи, - так смотрите же, детки, не забывайте отца! Идите туда  себе  на
уме, _себе на уме_, верными моими помощниками..."
   Тингсмастер выпрямился и обвел глазами толпу:
   - Да, ребята. Одушевите-ка вещи магией сопротивления. Трудно? Ничуть не
бывало. Замки, самые крепкие,  хитрые  наши  изделия,  -  размыкайтесь  от
одного нашего нажима! Двери пусть слушают и передают, зеркала  запоминают,
стены скрывают тайные  ходы,  полы  проваливаются,  потолки  обрушиваются,
крыши приподнимаются, как крышки. Хозяин вещей - тот, кто их делает, а раб
вещей - тот, кто ими пользуется!
   - Эдак нам нужно знать больше инженера, -  вставил  старый  рабочий.  -
Темному человеку не придумать ничего  нового,  Мик,  он  делает,  что  ему
покажут, и баста.
   - Ошибаешься!  Влюбись  в  свое  дело  -  и  у  тебя  откроются  глаза.
Взгляните-ка на эти полосы металла. Ведь они дышат, действуют, имеют  свой
спектр, излучаются на человека, хоть и  невидимо  для  врачей.  Вы  должны
знать их действие,  вы  подвергаетесь  ему  десятки  лет.  Изучите  каждый
металл, пропитайтесь им, используйте его - и пусть он течет в мир с тайным
вашим поручением и исполняет, исполняет, исполняет...
   Тингсмастер удаляется; речь все глуше, большое бородатое лицо с прямыми
белыми бровями над веселым взглядом меркнет мало-помалу - он скрылся;  ему
нужно взбодрить в Ровен-сквере бастующих телеграфистов, он уже далеко...
   - Кто это был? - взволнованно спрашивает белокурый Лори Лен,  металлист
с Секретного, глядя вслед исчезнувшему оратору. -  Черт  побери,  кто  это
был?
   - Да сам ты откуда, если этого не знаешь? - послышалось со всех сторон.
   А пожилой и медленный в движениях слесарь Виллингс, о котором  известно
было, что он набивает  трубочку  и  двигается  с  явным  подражанием  Мику
Тингсмастеру и даже пробует отпустить себе бороду точь-в-точь на такой  же
манер, наставительно произнес:
   -  Запомни  и  дальше  не  передавай!  Это   Микаэль   Тингсмастер,   с
деревообделочной в Миддльтоуне. Он же токарь, слесарь, столяр -  все,  что
тебе угодно; самый умный из нашего брата в Америке!



   1. ДЖЕК КРЕССЛИНГ УЗНАЕТ НОВОСТИ

   Маленький  городок  Миддльтоун  утопает  в   высоких   черных   трубах,
окружающих его со всех сторон и давно уже изгнавших из его  центра  всякое
подобие зелени. На восточной его окраине, блестя светлыми стеклами,  стоят
корпуса деревообделочной фабрики  Кресслинга.  К  железнодорожной  станции

Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг