чьи-то глаза, по каплям источающие сострадание. Тяжелая, отвратительная
работа - растравливать души близких. Но это только ночью. А днем, разбитый
и опустошенный, я парю в воздухе, на сумасшедшей высоте, тупо наблюдая
мерцающее светило. Подо мной дымные городские улицы, сверкающие изморозью
парки, люди облаченные в шубы, с облачками пара над меховыми шапками.
Улетев от кладбища, я почти прозрел. Я могу видеть, хотя не ощущаю своего
зрения и все еще не знаю, стоит ли быть поводырем бестелесного мозга,
соглядатаем без голоса.
К вечеру я прихожу в себя и, хворостиной сгоняю болтливые мысли в
единое стадо, пробую анализировать и рассуждать, все более постигая
бессилие своего интеллекта.
К чему все это? Зачем?.. Моя вторая бесплотная жизнь, не мучимая ни
жаждой, ни голодом... Порой мне чудится, что я близок к ответу - и даже
если ответа не существует, я вот-вот выдумаю его. Ведь так и случается со
всеми людскими вопросами. Абстракциям всегда предпочитается верная или
неверная конкретика. А сочинить ее, подогнать под существующие нормы - не
столь уж и сложно. Главное, чтобы она отвечала пожеланиям большинства.
Таким образом творится политика, наука, философия, - и разве не здорово,
что у нас всегда есть шанс отыскать корень и первопричину всего сущего! И
плацебо - тоже лекарство! Вот и я продолжаю размышлять, не теряя надежды
разгадать однажды самого себя или придумать на сей счет правдоподобную
версию. В сущности, это перевал, на склонах которого еще надо как следует
попотеть. Версий хватает, и ничто не мешает мне терпеливо перебирать их.
Итак, что это?.. Очередная возможность понять свой уход? Своего рода
кара, возмездие или последнее неспешное "прости"?.. Слишком уж краток
момент перехода. Слишком пугающ. Мудрая трезвость требует спокойствия. Вот
его-то я и получил. И все свои незатейливые догадки я неспешно изучаю,
взвешивая на ладонях, просматривая на просвет, пробуя на зуб. Иногда это
сопряжено с волнующей радостью, а иногда мне начинает казаться, что я -
черешок надрезанного стебля, уныло наблюдающий работу литовки. Старуха,
столь часто страшившая нас при жизни, не спешит удалиться. Души людей -
лучшие из возможных зеркал, и костлявая глядит не наглядится в них, щеря
беззубый рот, поправляя косынку, степенно охорашиваясь.
* * *
Наверное, никогда не пойму своей новой сути, как при жизни не понимал
тела с его тихим и робким голосом, с разбойными повадками хищника и мягким
болезненным сердцем. Единственное, что можно сказать твердо, так это то,
что нынешняя моя жизнь - не паралич, не сумасшествие и не летаргия.
Бестелесное сие существование мне придется осмысливать еще долгие месяцы,
а возможно, и десятилетия. Быть может, я даже привыкну к нему, как
привыкает ребенок к окружающему, принимая на веру цвета, запахи и звуки. И
вероятно, это не самое печальное. Вера не допускает пустоты, и пока я жив,
мне _нужно_ во что-нибудь верить. Вот я и верю. В теплую бархатистость
лета, в красоту звезд. Верю, что миг очередного перевоплощения не за
горами. Более того - я даже чувствую его. И знаю, что мог бы остаться там,
в холодной беззвучной мерзлоте, под крестами и полумесяцами, знаю, что
многие там так и остались, и мое счастье, что жизнь распорядилась иначе,
растворив меня в жарких снах оттепели родных.
Я перестал умирать, я почти живу - многократно в течение одной ночи.
Бывает, меня беспокоят и днем, отрывая от картин неба с унылым зрачком
солнца, приглашая в жизнь. И я послушно плыву на зов, минуя шиферные
крыши, антенны домов и стынущий ледник кладбища.
Никто не знает, почему сан мертвеца почитается выше. Живых чтят
меньше, живые - ровня любому. Быть может, холодея, мы обращаемся в подобие
льда, ожидающего своего часа и своего удара. И когда тяжелый молот
разбивает нас в шрапнель, в игольчатую пыль, мы разлетаемся по планете,
впиваясь в неприкрытые сердца, напоминая о себе внезапной болью. Но только
совокупность дает государство, дает систему, дает организм. Возможно,
объединенная боль возрождает ушедшее "я", сплетая нас заново из отголосков
полей и неизвестных энергий. Мне хочется так думать и я думаю так, хотя
понимаю, что действительность редко совпадает с желаемым - и вероятнее
всего, я ошибаюсь. Но для меня это не так уж и важно. Потому что вся жизнь
по сути своей - слалом. Флажки затрудняют спуск, но без них мы рисковали
бы еще больше. И несмотря ни на что я пребываю в уверенности, что хуже и
много горше было бы остаться льдом. Просто неразбитым _льдом_.
* * *
Вечер... Город в искристых огнях. Мне кажется, он улыбчиво щурится,
глядя на звезды. Теперь-то я вижу, гигантская небесная радуга обнимает
землю, и планете эти объятия нравятся. В них тепло и уютно, несмотря на
изжогу ядерных вулканов, несмотря на искорки войн. Чутко прислушиваюсь...
Да, да! Меня снова зовут! Радуюсь, как мальчишка - и вновь повторяются
детские сны. Вытянувшись стрункой, я лечу, и город распахивает объятия,
спешит навстречу.
Здравствуй, прокопченный каменный монстр! Вот мы и снова встретились!
Сэ туа, мон вье? Э сэ муа!..
Пикирую вниз по крутой дуге и вижу, как прохожие задирают головы.
Милые, дорогие мои! Не мучьте себя вопросами. Это не НЛО и не комета. Это
я. Всего-навсего я...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг