Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
спрессованный воздух. На задних площадках вагонов - железные скобы.
     - Хватай! - кричал Павел. - Хватай!
     Руки одеревенели и  не хотели подчиниться.  Тогда Павел ухватил ее за
воротник  куртки,  другой  рукой  вцепился  за  скобу  и  залез,  едва  не
оборвавшись,  на площадку.  Соломея, потеряв под ногами опору, вскрикнула.
Она  висела в  воздухе.  Рядом  крутились и  равнодушно стукали на  стыках
колеса,  готовые раздавить кого угодно.  Соломея снова вскрикнула и тут же
оказалась в надежных руках Павла. На площадке.
     - Испугалась?  Ничего,  пройдет.  Главное, что забрались. Все ноги не
бить. Слышишь, как пахнет?
     Соломея,  все  еще не  отойдя от  страха,  ничего не  слышала.  Тупое
постукивание колес,  так напугавшее ее, представилось равнодушным течением
жизни,  которая может раздавить любого человека и,  не  сбившись со своего
хода,  покатить дальше.  Соломея сжимала колени,  чтобы они  не  тряслись,
зажмуривала глаза, чтобы не видеть землю, проплывающую совсем рядом.
     - Смольем же пахнет! -  подсказывал ей Павел. - Ты принюхайся. Видно,
тес недавно пилили!
     Соломея, отзываясь на его голос, открыла глаза. В вагоне, нагруженном
по  самую макушку,  лежал тес,  и  чистые доски в  темноте белели.  Ядрено
наносило запахом смолы.  Соломея пригляделась, и доски еще ярче проступили
из  темноты,  светясь будто  живым светом.  Боже,  да  они  же  под  луной
светятся,  догадалась Соломея. Подняла голову, увидела на высоком и стылом
небе  круглую  луну.  Безмолвно  накрывала  она  невидимыми лучами  степь,
просевшие и  лоснившиеся настом  снега,  бросала отсветы на  рельсы  и  на
длинный состав с лесом.  Серый полог,  всегда висевший над городом,  здесь
исчез.  Чистое небо высилось над чистой землей.  И  это зимнее и  небесное
постоянство давало  надежду,  охраняло  и  защищало  перед  тупым  накатом
людской жизни.
     Соломея   опустилась   на   колени,   на   вздрагивающий  настил,   и
перекрестилась, глядя в озаренную луной степь.
     Состав громыхал,  набирая ход,  мимо  проносились снега,  летела,  не
отставая,  луна, белел недавно напиленный тес и пахло смолой. Не до конца,
оказывается,  порушен мир,  если осталось в  нем и  вечное,  неподвластное
никаким переменам. После всего пережитого так хотелось жить и надеяться на
доброе,  что Соломея не  смогла удержать мольбу,  выпустила ее  из  себя в
подлунный мир и обратила к небесам.
     - Господи!  Спаситель наш!  Оборони нас и защити! Немногое нужно нам.
Мы тихой жизни желаем и спокойствия для души. Прояви милость, хотя мы и не
достойны ее,  прости  нас  за  прегрешения и  сжалься над  нами.  Дай  нам
возможность отмолить грехи. Господи, мы твои дети, не отступись от нас!
     Голос   Соломеи  обретал  силу,   глушил   железный  перестук  колес,
разлетался на все четыре стороны по-над землей и поднимался вверх. В мире,
осиянном луной,  оставался лишь он один - голос, молящий о заступничестве.
Как же  не  отозваться на  этот голос!  Верилось,  что все,  о  чем просит
Соломея,  обязательно сбудется.  Надеялся  и  Павел.  Прижимался спиной  к
тонкой дощатой переборке вагона,  покачивался от  железного хода  поезда и
тихо,  про себя,  повторял слова,  произнесенные Соломеей, которые стали и
его словами. Он тоже хотел тихой жизни и желал отмолить прошлое.
     Соломея замолчала,  но голос ее не затерялся и не исчез.  Гулким эхом
он отзывался в пространстве, улетал в небо.
     А  поезд летел по просыпающейся земле и  с  каждой минутой все дальше
уносил от города и  прошлой жизни,  приближая -  так верить хотелось! -  к
близкому уже спасению.
     Под  утро  состав проскочил разъезд.  Павел задремал и  не  сразу это
заметил.  А  когда увидел,  вскочил и  подтолкнул Соломею к краю площадки.
Соломея опять забоялась, намертво вцепилась руками в железные скобы.
     - Прыгай! Прыгай! - уговаривал Павел.
     - Не могу! - плакала Соломея.
     Грохотали под ногами колеса, и земля казалась непостижимо далекой.
     - Прыгай!
     - Не могу, Паша!
     Состав летел.  С  каждой секундой он  все дальше уносил от  разъезда.
Павел решился.  Оторвал Соломеины руки от спасительных скоб,  приподнял ее
над площадкой и,  выждав,  когда высокий сугроб подвалил к  самым рельсам,
бросил ее вниз,  едва не вывалившись следом.  Но удержал равновесие, затем
спружинил ногами и  спрыгнул сам.  Кубарем полетел в снег.  "Где Соломея?"
Выбрался из сугроба и  подбежал к тому месту,  где она лежала.  Соломея не
шевелилась, Павел осторожно вытянул ее из снега, ладонью вытер лицо.
     - Как ты? Живая? Идти можешь?
     - Не з-знаю...
     - А ну, попробуй.
     Соломея пьяно качнулась, сделала несколько шагов.
     "Обошлось!" - вздохнул Павел.
     На самом деле -  обошлось.  Соломея лишь оцарапалась и ушибла бок, но
это не так страшно - перетерпится.
     - До свадьбы заживет, - морщась, она попыталась улыбнуться.
     - А я  подарок на свадьбу припас.  Вот,  потрогай, -  Павел подставил
карман куртки, и Соломея нащупала сквозь ткань твердый прямоугольничек.
     - Что это?
     - Придет время, узнаешь. Сам покажу. Ну что, поехали?
     По  шпалам они вернулись к  разъезду.  Сразу же за старой заброшенной
избушкой начинался густой березняк.  Было уже светло,  морозно. Подстывшая
корка снега тихо хрупала под ногами.
     - Ой, Паша, ты глянь только! Господи, я уж думала, не увижу!
     Павел поднял голову. Над синими верхушками берез поднималось солнце.


                                    31

     Юродивый забыл  о  прошлом.  Видения прожитых жизней к  нему  уже  не
являлись;  он не осознавал себя как отдельного человека,  не знал - где он
находится  и   что   с   ним   происходит.   Слабеющий  мозг  хранил  лишь
одно-единственное -  женские глаза,  наполненные состраданием.  К ним он и
тянулся,  ничего  не  замечая  и  не  видя  вокруг.  Неутомимо кружился по
маленькой комнате,  где наверху,  на потолке, светило широкое застекленное
окно.
     У  окна стояли люди и смотрели на суетящегося Юродивого.  Он же их не
видел,  слепо тыкался в  стены,  шарил по  ним руками,  смазывая на ладони
известку,  бился головой в углы -  искал,  понуждаемый последним отблеском
мысли,  двери. Но двери в комнате заменяли окно в потолке. Юродивый кружил
до тех пор,  пока не обессилел.  Задыхаясь,  лег на пол, прижался спиной к
стене.  Голова и  борода у  него  чесались,  он  ожесточенно скреб лицо  и
затылок скрюченными пальцами,  и  на  плечах,  на  спине,  даже на  полу в
комнате густо лежали волосы, словно он линял, как линяют собаки и кошки.
     Люди, стоящие у окна, не уходили. Юродивый, наконец-то, заметил их и,
смутно осознавая непонятную связь  между  собой  и  этими  людьми,  задрал
голову и закричал, обнажая зубы:
     - Она  придет и  спасет меня!  Ей  дано  будет  меня  спасти!  Глаза,
глаза...   Холодно!  Ступень  холодная!  Кровь,  кровь!  О  кровь  она  не
замарается.  Выстрадала!  Вот она! -  Вздернул руку и  вскочил. -  Идет! -
Побежал,  побежал вдоль стен,  ощупывая их  ладонями,  ничего не нашарил и
остановился. - Звезда загорится! Выведет! Бело-бело!
     Не  останавливаясь,  он метался в  тесной комнатке и  кричал,  срывая
голос,  бессвязно и непонятно, пока не закашлялся. Снова прижался к стене,
отхаркался и стал чесать голову.  Из-под пальцев сыпались волосы. Он их не
замечал и  не  стряхивал.  Взгляд иногда поднимался к  окну,  натыкался на
людей,  и  Юродивый сразу сжимался,  подгибал ноги в  коленях,  сутулился,
будто  хотел стать маленьким и  спрятаться.  Но  прятаться в  двухметровой
комнате было некуда.
     Наверху,   у  стеклянного  окна,   стояли  Полуэктов  и  Бергов.  Они
специально  приехали,  чтобы  посмотреть  на  Юродивого.  Смотрели,  и  им
казалось, что сейчас что-то непременно случится, и он станет прежним. Но с
Юродивым ничего не  случилось.  Он  покричал еще что-то  невразумительное,
яростно почесал голову и лег на пол, лицом к стене.
     Полуэктов и Бергов отошли от окна.
     - Твоя супружница рядом. Хочешь посмотреть?
     - Нет, -  спокойно сказал Полуэктов. -  Не  хочу.  Во сколько сегодня
вечер?
     - В двадцать часов,  как всегда.  Я буду рад тебя видеть.  Кстати,  у
меня  есть  сюрприз.  На  вечере узнаешь. -  Бергов чуть заметно улыбнулся
бескровными губами. -  И  еще один сюрприз будет завтра.  Готовься.  У нас
много дел впереди. Очень много.
     Они  миновали длинный коридор,  где  через  каждые два  метра светило
стеклянное окно  и  где  под  каждым окном находились безумные.  Смеялись,
плакали, говорили, молчали, буйствовали, но когда Бергов дошел до середины
коридора,   они  все  воспрянули,   и  невидимая  искорка,   проскочив  по
щелям-комнаткам, сбила разные голоса в одно целое.
     И  оно,  единое,  запело в несколько сотен глоток с такой силой,  что
задребезжали окна:
     - Боже, прорабов храни...
     Бергов продолжал улыбаться.  Не сбиваясь с шага,  он плавно помахивал
руками, словно дирижировал безумным хором.
     Полуэктов смотрел себе  под  ноги и  все  равно спотыкался на  ровном
полу.
     - А ты знаешь, - заговорил вдруг Бергов. - Меня сейчас осенило! Я тут
поинтересовался на досуге и выяснил... оказывается, слово "юродивый" имеет
два значения,  первое -  это когда человек действительно не в своем уме, а
второе -  когда  он  сознательно притворяется,  что  сошел с  ума.  Вот  и
получилось,  что мы из одного значения переставили его в другое.  Никакого
насилия.   И  самое  главное -  надо  его  сегодня  же  выпустить.  Ничего
странного!  Наоборот -  закономерно.  Объявим, что мы его вылечили, что он
сейчас опасности не представляет,  и пусть уходит.  Такой, какой он сейчас
есть,  он не опасен.  А умрет своей смертью и больше сюда уже не вернется.
Ни-ког-да!
     Они  вышли из  дурдома,  сели  каждый в  свою машину и  расстались до
вечера.
     По  дороге в  муниципальный совет Полуэктов завернул к  храму,  хотел
проверить, как выполнен его приказ - храм он приказал заколотить. Да и что
ему  оставалось делать,  если нет  священника и  некому нести службу.  Еще
издали Полуэктов увидел,  что приказ выполнен: входные двери крест-накрест
перехлестнуты толстыми  плахами,  узкие  окна  заколочены  в  два  настила
досками  потоньше.  Твердозаданцы,  завершая работу,  лазили  по  куполам,
придерживая друг друга за веревки,  и  обдирали позолоту.  Храм,  конечно,
останется без догляда и  вполне может так случиться,  что от шальной искры
загорится. А это уже непорядок, пожары в городе не нужны.
     "Надо  приспособить его,  чтобы  не  пустовал.  Заселить,  и  никаких
пожаров не случится. Так, видно, и сделаем".
     Полуэктов глянул на часы и поторопил шофера -  был уже полдень,  а до
вечера в  "Свободе" надо  было  успеть и  решить еще  много дел.  Все-таки
хлопотная это должность - председатель муниципального совета.


                                    32

     Новая  ночь  вползала  в  город.   Врывался  под  прикрытием  темноты
свистящий  ветер,  пронизывая  улицы  и  наполняя  сдавленное пространство
грохотом.  Тротуары быстро пустели. Люди, не желая оставаться в промозглой
сырости, втягивались в каменные коробки, но и там, за стенами, не находили
уюта и  безопасности -  блазнилась беда,  подступающая к  порогу.  Но чего
бояться?  "Вспышку" погасили,  вирус никому не  угрожал,  больные лежали в
больницах,  лишенцы сидели в  лагере,  по  улицам не  проскакивали зеленые
фургоны и  микроавтобусы,  даже  страшный Юродивый,  теперь уже  совсем не
страшный,  был отпущен,  бродил по  городу,  но  никто на  него не обращал
внимания.
     И  все-таки люди боялись.  Наступающей ночи,  завтрашнего дня и  всей
будущей жизни.
     Вовремя  без  задержек,  размоталась  кишка  оранжевых  автобусов,  и
твердозаданцы, подремывая и шурша жесткими робами, отправились на работу в
третью  смену.  Улицы  после  автобусов совсем  опустели,  словно навсегда
вымерли.
     Юродивый,  поворачиваясь  спиной  к  ветру,  тащился  по  центральной
площади, шлепая босыми ногами по снежной каше, закрывал лицо ладонями и не
ведал,  куда идет.  Ему просто надо было идти. В нем еще оставался неясный
зов,  связанный с женскими глазами,  и Юродивый кружил по городу, озираясь
вокруг  ничего не  видящим оком.  Иногда,  словно спохватываясь,  бормотал
сиплым голосом:
     - Осталось немного.  Она,  а где она? Я дойду... Встанет, а кровью не
спасешься...  Грядет,  грядет... - Вдруг он начинал хохотать и сматывал на
указательный палец бороду, обрывал смех и выдирал клочья волос, морщась от
боли. Приговаривал: "Так, так, так! И будет, будет, будет!"
     Прохожие,  когда они еще были на улицах,  не шарахались от него,  как
раньше, а просто проходили мимо, равнодушно скользя по нему взглядами и не
сбиваясь с торопливого шага.  Им не было никакого дела до странного мужика
с  растрепанной бородой и  крестом на  шее.  Мало ли чудаков бродит!  Да и
некогда смотреть по  сторонам и  различать лица  встречных,  когда одолели
собственные заботы.
     Юродивый проходил по городу незамеченным.
     Уже  в  потемках  оказался  он  на  центральной  площади.  Добрел  до
постамента с  чугунной  плитой  "Декларации...",  прижался  к  холодному и
мокрому мрамору,  прислонил ухо,  словно хотел услышать -  что там, внутри
камня?  Но камень, как и положено, был безмолвен. Юродивый передернулся от
озноба и  полез на постамент.  Руки соскользнули,  он оборвался и  упал на
асфальт.  Но тут же вскочил и,  сопя от натуги, полез снова. Вскарабкался,
придвинулся к  чугунной плите  и  уперся в  нее  лбом.  Пальцы его  быстро
ощупывали буквы, выбитые на металле, и составленные из них слова. Юродивый
присел на корточки,  оскалился и занялся бесполезным делом - голыми руками
пытался  отковырнуть  буквы.  Злился,  видя,  что  ничего  не  получается,
вскрикивал, когда пальцы соскальзывали, и в конце концов, отчаявшись, стал
бить по чугунной плите кулаком.  Раскровянил казанки,  отсушил руку и  все
равно хлестал, не чувствуя боли, по неподатливому железу.
     В  это  время выпала из  серого полога клювастая птица.  Кувыркнулась
через  голову и  развела над  городом черные крылья.  Но  ручейки света не
потекли к  ней.  Крыши домов непроницаемо чернели,  и  ни  одна из  них не
озарилась. Птица, распушив крылья, закружила быстрее. Вплотную припадала к
крышам,  сбивала в иных местах и роняла на землю антенны, взлетала и опять
опускалась вниз.  Напрасно.  Чистого света  в  городе не  осталось.  Птица
лязгнула клювом,  скользнула к  центральной площади и сверху,  прилизанная
ветром,  сложив  крылья,  рухнула как  кирпич на  Юродивого.  От  удара  и
внезапной  тяжести  тот  распластался  на   холодном  мраморе,   закричал,
по-детски  пронзительно,  и  попытался  руками  прикрыть  голову.  Елозил,
извивался и никак не мог вырваться из цепких когтей.  А птица, воткнув ему
когти в  сухие плечи,  до  кости разрывала живую плоть,  долбила клювом по
голове и зло урчала от запаха парной крови.
     Она хотела добить его насмерть.
     И,  наверное,  добила бы, если бы рука Юродивого случайно не зацепила
черные перья на груди птицы.  Ухватив,  он стал выдирать их, и они, тут же
подхваченные ветром,  уносились в потемки. Птица ослабила когти, залязгала
клювом,  пытаясь на  лету перехватить перья,  но они ускользали.  Юродивый
вывернулся, перекатился к постаменту и свалился вниз. Ударился об асфальт,
вскочил и бросился бежать к парку.
     Растрепанный,  весь в крови,  в рубахе,  располосованной на ленты, он
уже  больше  не  вскрикивал и  не  закрывал голову  руками;  бежал  молча,
задыхаясь,  с  хлюпом  втягивая в  себя  сырой  воздух.  Птица  снялась  с
постамента и полетела следом, пытаясь отсечь ему путь к парку. Но Юродивый
опередил ее,  успел  добежать до  старых тополей,  укрылся под  их  голыми
ветками,  и  птица,  покружив над  парком и  полязгав клювом,  свечой ушла
вверх.
     Улетела она  не  насовсем,  а  лишь  для  того,  чтобы  передохнуть и
следующей ночью  вернуться,  найти Юродивого и  доклевать его  до  смерти.
Света,  которым она  поддерживала свои  силы,  в  городе уже  не  было,  и
единственное,  чем  она могла насытиться, -  так это теплая кровь и  плоть
Юродивого.
     Он же ничего этого не ведал и мучился от боли. Перебежал через парк и
выбрался к  храму.  Поглядел на  него и  не узнал.  Вернулся обратно,  под
защиту деревьев.  Под  старым тополем лег  на  землю,  нагреб на  разбитую
голову снега  и  тихонько завыл  дрожащим голосом,  как  воют  брошенные и

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг