Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
путь.  Пискнула по-щенячьи резина,  клацнули, открываясь, двери, и шестеро
санитаров  белыми  горошинами высыпались из  железного нутра.  Двое  сразу
оказались за спиной у Юродивого,  двое - по бокам, и еще двое придвинулись
вплотную, чуть сгибая в коленях напряженные ноги.
     - Он, - сказал кто-то из шестерых.
     Кольцо сомкнулось плотнее,  но  Юродивый не испугался и  не попытался
бежать.  Каждое страдание, выпавшее на его долю, укрепляло его в вере, и с
каждым появлением в этом городе вера становилась все крепче и охраняла его
все надежней. Он обретал над людьми силу.
     Поднял над  головой костлявую руку  с  плотно сложенным троеперстием,
выпрямил ее и вытянул на всю длину.
     Санитары замерли.
     Каждый  из  шестерых  мог  схватить Юродивого за  руку,  сделать  ему
подсечку или ударить в  уязвимое место ребром ладони,  чтобы он  мгновенно
потерял сознание от  болевого шока;  каждый мог его сбить любым приемом на
землю - ведь на бородача выдана лицензия. Главное - задержать. Но никто не
сделал и малого движения.  Только взлетали, хлопая от ветра, полы халатов.
У  одного санитара сорвало с  головы колпак,  белый  комок  завертелся под
светом фар,  оторвался от земли и  скользнул в темноту,  растворяясь в ней
без остатка.
     - Дорогу! -  хрипло выдохнул Юродивый,  не опуская руки. - Я верую! И
вера меня хранит! Дорогу!
     Санитары дрогнули и отошли,  оставляя Юродивому свободный проход.  Он
вышагнул,  оставляя позади  санитаров,  широко  и  вольно перекрестился на
храм,  сломался в  пояснице,  падая грудью на ветер,  и двинулся,  сильнее
обычного загребая ступнями, к церковным воротам.


                                    18

     Через  каждые  полчаса Суханов приносил белый  листок с  информацией,
клал его на стол и  без слов удалялся.  Полуэктов мельком пробегал глазами
по  машинописным строчкам  и  сердито  отталкивал  листок  в  сторону.  Об
охраннике, проститутке и Юродивом сведений не поступало.
     Суханов,  неслышно ступая  по  ковру,  появлялся снова,  и  Полуэктов
всякий раз  удивленно взглядывал на  часы:  неужели прошло тридцать минут?
Время в ту ночь неслось как настеганное.  С такой скоростью, словно его не
существовало и вовсе. Полуэктов растворялся в его бешеной скорости и терял
ощущение самого себя.
     Давным-давно,  в детстве, он проснулся однажды в темноте и понял, что
он в доме один.  Обнаружил это,  не вставая с кровати, даже не оглядываясь
вокруг.  Свое одиночество ощутил.  Оно как бы выходило из тела,  потерянно
бродило по пустым комнатам,  тыкаясь в  углы и  стены,  истово желая найти
кого-нибудь,  но не находило и возвращалось обратно. А через малый отрезок
времени вновь выбиралось из тела,  скиталось,  надеясь наткнуться на живое
существо.  Напрасно надеялось,  потому что родители появились лишь утром и
перепугались, увидев, что он не спит.
     Тогда, в бессонный остаток ночи, Полуэктов детским своим умом постиг:
какая-то  часть его  существа может отделяться от  него  самого и  уходить
туда,  куда ей  вздумается.  "Наверное,  это душа покидает меня, -  строил
догадки Полуэктов,  уже  став взрослым. -  Выходит,  я  живу это время без
души, одной оболочкой?"
     Сейчас,   когда  он  сидел  в  муниципальном  совете  и  следил,  как
разворачивается в  городе "Вспышка",  часть его существа находилась далеко
отсюда,  а  там,  где  она  была,  голубело небо,  светило  живое  солнце.
Старенькая мама подавала на стол,  с  лица у  нее не сходила улыбка.  Маме
нравилось,  что сын ее сердится,  требует,  чтобы она отдохнула - он о ней
заботился, а ей большего и не надо.
     Но в то благостное время, на полдороге перехватывая кофейную чашку из
вздрагивающих рук мамы,  не переставая пенять ей за хлопотливость, в то же
самое время Полуэктов не  ощущал,  что он  весь,  до  капли,  находится за
столом.  Часть его существа бродила в  этом городе.  Но не в муниципальном
совете,  а в тихом и глухом дворике деревянного дома, где вытягивались над
зеленой травой голенастые пухлоголовые одуванчики.  Он,  совсем еще малой,
приминал голыми коленями прохладную траву, ползал на четвереньках и сдувал
пух с одуванчиков. Одна из пуховинок попала в нос, он безудержно зачихал и
заревел.  Большие руки подхватили его -  а  он  уже  знал,  чьи это руки -
подбросили вверх и  поймали,  притиснув к твердой груди.  Приникнув к ней,
отцовской,  чуть пахнущей табаком, он уже ничего не боялся, слезы высохли,
и захотелось громко, пронзительно завизжать от радости. Он и завизжал.
     Но  почему же сейчас,  когда Полуэктов в  этом городе,  почему бродит
часть его существа не  на  глухом дворике,  а  едва ли  не  на другом краю
света,  на тихой веранде,  где мама протягивает ему,  проливая на скатерть
коричневые капли,  кофейную чашку. В тот раз она говорила: "Зачем тебе эта
вонючая и дикая земля? Я тебя спасала не для того, чтобы ты вновь оказался
на  ней.  Ее  никакая власть не  спасет,  проклятие -  в  ней самой.  Твой
отец..."  До  конца жизни она не  могла простить отца за  то,  что он  был
связан с этой землей и на ней остался.
     Полуэктов не послушался.  После смерти мамы вернулся в этот город, но
спокойствия и единой цельности самого себя не обрел.
     Суханов положил листок  с  новой  информацией.  Она,  как  и  другие,
начиналась с цифры больных.  Цифра была огромной. Полуэктову представились
летящие  по  городу  микроавтобусы и  фургоны,  быстро  бегущие  санитары,
больные,  которых напихивали в  железные коробки и развозили по больницам.
Услышались  крики  и  стоны,   плач  и  ругань,  и  все  в  таких  больших
количествах,  судя по цифре,  что представить людское скопище зрительно он
не мог.  Не хватало воображения. А еще слышались ему произнесенные разными
голосами просьбы об  эвтаназии.  Становилось не  по  себе,  и  связывалось
сострадательное чувство не с тихой верандой, а с глухим двориком.
     Выскочил из-за  стола,  раздернул шторы.  Выключил свет  в  кабинете,
припал к окну.  Внизу, на прежнем месте, лежал город, упрятывая в каменной
утробе полтора миллиона людей. Через день-два их будет меньше.
     Полуэктов не слышал,  как открылись двери, а когда раздался за спиной
голос Бергова,  вздрогнул.  Быстро обернулся и поймал себя на том,  что он
рад.  Но вида,  по привычной своей осторожности,  не показал.  В это время
появился Суханов и положил на стол новый лист. Юродивого обнаружили, но он
скрылся в  церкви,  а на территорию церкви власть муниципального совета не
распространялась.  Полуэктов хотел вслух прочитать информацию Бергову,  но
тот опередил:
     - Я знаю.  Надо хорошенько подумать.  Надо сделать так, чтобы за один
раз изолировать Юродивого и попа, вообще всю богадельню.
     - Как - всю?
     - Вот мы и должны придумать.
     - Но церковь же...
     - Цель ясная, а формы могут быть разные. Это от нас зависит.
     - Я...  я  не  могу! -  выпалил Полуэктов.  Выпалив,  будто преодолев
барьер,  он заговорил о том,  что его мучило. Об огромной людской толпе, о
глухом дворике деревянного дома,  о своей жалости к тем, кого везут сейчас
в  больницу...  Много еще чего говорил,  непонятно,  раздерганно,  а порой
казалось, что и бессмысленно. Но рад был, что говорит.
     Бергов слушал.  Не  прерывал,  не  удивлялся,  терпеливо ждал,  когда
Полуэктов выговорится.  Дождался и  пошел к двери,  взялся за ручку,  но в
последний момент обернулся. Наотмашь, как молотком, вбил:
     - У тебя самого вспышка атавизма!  Ты заболел, как последний лишенец!
Тебя тоже придется лечить!
     Тихо прикрыл за собой дверь, оставив Полуэктова одного.


                                    19

     Во второй половине ночи к храму стали проскальзывать люди.  Двигались
они стремительно и  осторожно.  Держались темных закоулков,  замирали даже
при дальнем звуке микроавтобуса или фургона. Освещенную улицу перед храмом
одолевали коротким броском и ныряли, как в спасительную заводь, в полумрак
церковной ограды. Переводили запаленное дыхание, крестились вздрагивающими
руками и облегченно поднимались по ступенькам паперти.
     Храм стоял распахнутым настежь для  всех,  кто искал в  нем спасения,
кто не поверил,  что в  городе вспышка вируса.  Проснулся в людях истинный
атавизм,  и они, гонимые страхом, желанием спастись, спешили туда же, куда
спешили во все времена их дальние предки - под защиту креста и церкви.
     Народу собралось много.  Старики,  женщины,  ребятишки.  Перемешались
лишенцы,  твердозаданцы, маячили даже активисты. Одни безучастно сидели на
полу,  другие ходили по храму, третьи беспрерывно молились и над всеми над
ними, такими разными, звучал успокоительный голос отца Иоанна:
     - Дух человеческий не знает градаций. Он един. Бог един для всех нас,
потому что все мы - дети Его. Так проникнемся Его любовью и в час тяжелого
испытания вспомним,  что мы  равны перед милостями Его и  наказаниями.  Не
оставим в  сердце места ненависти и  отдадим свою любовь тем,  кто рядом с
нами.  Поддержим слабых и отчаявшихся,  поделимся водой и хлебом, и станем
все вместе просить Всевышнего о милости к нам...
     Простые,  понятные слова  отца  Иоанна сближали людей,  оказавшихся в
этот час в  храме.  Среди них уже не было ни лишенцев,  ни твердозаданцев.
Отныне в храме находились только люди.  Они, движимые состраданием, теснее
подвигались друг к другу, делились небогатой едой, впопыхах захваченной из
дома,  успокаивали плачущих ребятишек и,  видя  в  ответ  точно  такое  же
участие,  невольно задавались простой мыслью: "Да кто же это нас разделил?
Как получилось так, что нас разделили?"
     Юродивый,  отбившись от санитаров,  вошел в  храм и не понял сначала,
что здесь происходит.  Многолюдье в столь поздний час его удивило.  Но тут
он  увидел  молодую  женщину,  сидевшую  недалеко от  входа,  и  обо  всем
догадался.
     На руках женщины заходился в плаче ребенок. Он выпрастывал из пеленок
руки, взмахивал ими, и от крика на лбу у него надувались голубые жилы. И у
того ребенка, здесь же, у этих дверей, бились голубенькие жилки под тонкой
кожей,   а  после -   кровь...   Юродивый  перекрестился,  отпихиваясь  от
наваждения прошлого,  и  только вздохнул:  "Идем,  как слепые,  по кругу и
вырваться не можем..."
     Осторожно подвинулся к  женщине и склонился над ней.  Она вскинулась,
готовая прикрыть ребенка собственным телом,  но Юродивый улыбнулся и чутко
перенял малышку на свои руки. Тот перестал кричать, вздохнул умиротворенно
и засопел, окунувшись в сон.
     - Спасибо вам, -  прошептала благодарная женщина, -  а  то  я  совсем
измучилась. У него зубки режутся, вот он и кричит. Вы не знаете, когда эта
"вспышка" кончится?
     - Не знаю. Но она кончится. Придет срок, и кончится.
     С  рук  на  руки он  передал ей  ребенка и  присел рядом,  пристально
вглядываясь в  лица тех,  кто был в храме.  Он узнавал их.  Это были те же
самые лица,  которые он  уже  видел.  Ему даже чудилось,  что если сильнее
напрячь память,  то  можно  увидеть и  самого  себя -  юного  Володеньку в
расстегнутой гимназической шинели.
     Горели  свечи,  взирали на  людей  иконописные лики,  а  отец  Иоанн,
уставший,   изнемогающий,   крепился  из  последних  сил  и  говорил,   не
переставая, вселяя в людей надежду.
     Юродивый,  слушая его,  прикрыл глаза  и  хотел  молиться,  но  перед
глазами,   вопреки  желанию,  развернулась  картина  из  прошлой  жизни  и
придвинулась вплотную, так близко, как будто в яви.
     ...Людей к храму гнали тогда под конвоем. Молодые солдаты в шинелях с
малиновыми  петлицами  плотно  сжимали юношеские еще губы,  придавая лицам
суровое выражение,  и грозно покачивали винтовками с примкнутыми  штыками.
Тащились в колонне мужики, женщины, старики и дети. Несли на себе нехитрый
скарб,  но и тот у них отбирали перед тем,  как загнать  в  храм,  который
солдаты  между  собой  называли  пересылкой.  По нескольку дней томились в
тесноте люди, дожидаясь, когда подоспеют к речному причалу баржи с пустыми
трюмами.  Все  они,  кого  вели под конвоем в храм,  а из храма загоняли в
баржи и сплавляли вниз по реке,  все до единого,  не  годились  для  новой
жизни и даже представляли для нее угрозу.  Поэтому и убирали их подальше с
глаз.
     Но  для  Юродивого они  оставались людьми,  коих  следовало жалеть  и
помогать им  в  несчастье.  Каждый раз,  когда  загоняли новую партию,  он
приносил мешок с  хлебом и  поднимался на паперть.  Часовые ощетинивались,
передергивали затворы своих  винтовок,  но  Юродивый вздымал правую  руку,
пронизывал солдат взглядом,  и они,  растерянно отступая в сторону, всегда
его пропускали.
     Юродивый входил в храм,  опускал на пол мешок и ломал на равные куски
хлебные булки.  Не было случая,  чтобы кому-нибудь не досталось. Уходя, он
оставлял им  свечи,  и  люди тайком зажигали их.  Храм для  них  оставался
храмом, а с горящими свечами - особенно.
     Но нужнее,  чем хлеб и  свечи,  нужен был несчастным Юродивый.  Нужны
были  его  простые обыденные слова и  само  появление.  Не  испугался,  не
побрезговал -  пришел.  Значит, еще не всего их лишили, если явилось к ним
сострадание.
     И  в  тот вечер,  как обычно,  Юродивый принес мешок с  хлебом,  а  в
кармане брюк  лежал десяток свечей,  замотанных в  бумажку и  перевязанных
посередке суровой ниткой. Привычно поднялся на паперть и увидел, что рядом
с  солдатом стоит  человек в  черной кожаной куртке.  Тот  самый,  который
зачитывал ему приговор на глухом дворе, поставив лицом к каменной стенке.
     Они узнали друг друга. И поняли, что вновь им не разминуться.
     Юродивый пошел напролом.
     Солдат дернулся,  желая  отступить в  сторону,  но  человек в  куртке
схватил его за рукав и  удержал на месте.  Сам же быстро расстегнул кобуру
из  желтой кожи.  Юродивый приблизился и  различил,  что  глаза человека в
куртке,  нормальные карие глаза,  стали от  ненависти белыми.  Даже зрачки
растворились.   Два  пятна.   Выпуклые  и  неподвижные.   Но  несмотря  на
ослепление, они очень хорошо видели мушку нагана. Три раза стрелял человек
в  куртке,  и  три пули вошли одна за  одной чуть пониже соска,  там,  где
сердце.  Юродивый рухнул и покатился по ступенькам паперти, глухо стукаясь
головой в ребристые уступы.  Мешок распахнулся, круглые булки вывалились и
посыпались следом, догоняя и обгоняя Юродивого.
     "Жалко,  хлеб-то  в  грязь  упал,  пропадет..." -  так  подумал он  и
услышал, как человек в куртке сказал:
     - Ну вот, и никакой мистики... А хлеб - коням! Лишенцев мы кормить не
обязаны.
     Услышал еще  Юродивый,  теряя сознание,  что  в  храме громко стенали
люди.


     ...Простреленное сердце болело.  Юродивый приложил руку  к  груди,  и
боль под ладонями немного притихла.
     - Вам  что,  плохо? -  участливо спросила женщина,  понижая голос  до
шепота, чтобы не разбудить малыша.
     - Нет, ничего. Пройдет, - тоже шепотом ответил ей Юродивый.
     Отец Иоанн ходил между тем  по  храму и  для каждого человека находил
доброе слово.  Не пропустил ни единого.  Его подслеповатые глаза, когда он
глядел на людей и  иконы,  становились зоркими и всевидящими.  Двигался по
храму,  а  следом за  ним растекалось успокоение.  Перекрестил младенца на
руках женщины, тихо сказал ей:
     - Пусть спит.  Утро вечера мудренее. А ты не отчаивайся. Бог милостив
и не забудет.
     Юродивого, наклонившись к нему, отец Иоанн попросил:
     - Людям горячего нужно. Растопи печку в сторожке, согрей чаю.
     Юродивый поднялся и пошел кипятить чай.  Собрал все кружки и стаканы,
какие нашлись в  небогатом хозяйстве отца Иоанна,  и принес сначала их,  а
следом -  чай в двух ведрах.  Поставил у входа,  заметил, как зашевелились
люди,  и встревожился:  налетят сейчас, устроят толкучку и разольют чай по
полу.  Но  он  ошибся и  тут же укорил себя,  что посмел так думать.  Люди
подходили степенно, по одному, и чай брали в первую очередь для стариков и
детей.
     До самого утра Юродивый кипятил и  разносил чай,  до самого утра отец
Иоанн  утешал несчастных и  до  самого утра  звучали под  высокими сводами
тихие, протяжные молитвы.


                                    20

     Лампочка мигнула и  погасла.  Комната окунулась в  темень.  В темноте
зашуршали проворные тараканы.  Не виделось - сколько их, но представлялось

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг