- холодное, лиловое от дыма, безрадостное. Валешко остановился, ждал.
Вдруг приходила светлая минута, тогда он тянул брезент, снова полз, до тех
пор пока не повторялась эта досадливая история с качающейся палубой.
Дыхание было совсем никудышным, точно легкие его прохудились и воздух
постепенно выходил из него, вместе с ним уходила жизнь. "Еще немного, -
думал он, - совсем немного..." Он не понимал, что со стороны движение его
к батарее было незаметно, и можно было подумать, что он уже убит. Ему
казалось, что ползет он довольно быстро по этой качающейся земле и все
будет в порядке, стоит только миновать вот эту неглубокую балку.
- Валешко! - громко крикнул я.
"Ждут меня", - подумал, наверное, он, если услышал, и заработал
локтями и коленями. Но двигался все медленнее и медленнее...
Пригибаясь, побежал к нему навстречу Федя Лосев. Валешко в эту минуту
был еще жив. Лосев схватил брезент, быстро дополз до орудия...
И в это время ударили "катюши". Гвардейские минометы били по танкам.
Поле стало от огня ржавым, над ним стелились два слоя дыма, темный и
светлый, и над верхним слоем, над сероватой рядниной, легко, едва заметно
переливалось теплое марево с невесомой голубоватой струей. А еще выше
набегала шальная туча, и серо-синий столб дождя уже изливался из нее. И
вот уже вода мяла потемневшие кусты и деревья, сквозь облака, оперявшие
тучу, виден еще был темный, как черная кровь, диск солнца.
В минуту я промок до нитки. В теплом полусумраке что-то гремело,
лязгало, скрежетало... Ржавая жирная земля в буграх и шрамах едва слышно
гудела, и мне казалось, что сейчас донесется эхо сверху, от тучи. Или я
уже слышал его?
Снова темный огонь, как глаз вишневита в скале, - там, где колыхались
бронированные тела танков. Сизо-черный дым потянуло к моему орудию, а
дождь все бил и хлестал, и глаза устали так, что хотелось их закрыть.
Черные вороха взрытой земли давно улеглись, отгремели залпы
гвардейских минометов, но в поле дымили низкие темные факелы, и под
двойной пеленой дыма рдели багряные огни.
...Зачем нужны были противнику эти высоты? В апреле сорок пятого?.. Я
этого не знал. Знал только, с каким трудом мы их заняли, знал, сколько
бойцов полегло у этих голубых холмов. И поэтому мы просто так не могли их
отдать. Когда наши батареи выдвинулись сюда, я подумал, что этого будет
мало, если противник захочет вернуть высоты. Но я ничего не знал о
реактивных минометах, и даже сейчас, когда я увидел их в деле, я не мог
знать, сколько их там вело огонь с далекого холма.
...Земля остывала. Ночью было тихо. Я лежал с открытыми глазами. Было
прохладно, свежо, листья касались лица. Упав на траву, пил дождь,
оставшийся в листьях манжетки. Разделся, выстирал в ручье форму, выжал
досуха и, скорчившись, сидел на сухом пятачке под кряжистым дубком; старые
желудевые чашечки кололи ноги, трава казалась теплой... Выплыло из-за
окоема солнце. Я старался поймать первые его лучи.
В это солнечное утро меня нашла недобрая, страшная для меня весть. Не
стало Сергея Поликарпова.
В НЕМЕЦКОМ ГОРОДЕ
Город молчит. Он точно уснул несколько дней назад, поджидая нас. Ни
души. Ровная черная гладь реки впереди. Аккуратный ряд домов с
заколоченными окнами лавок в нижних этажах. За рекой, за зеленой спиной
крутого берега, - кирха, над ней кружит одинокая черная птица. Улицы -
сплошной музей, бесконечная вереница экспонатов с таинственными
амбразурами погребков - присмотрись получше, друг, не засел ли там некто в
сером мундире, с автоматом, гранатами и пистолетом... Точно ли покинули
город тени?
Перед площадью - завалы, бревна еще пахнут смолой, желтая кора
высохла на солнце, и ловишь себя на мысли: хорошо бы опрокинуться на спину
и полежать здесь часок-другой, прямо на теплых стволах. Подходим ближе...
Тонкий, нежный рисунок колючей проволоки. Стоп. Необходима осторожность.
Сбоку видны противотанковые ежи. Проходы для нас уже готовы: здесь
побывали наши саперы. Мимо города, недружелюбно набравшего в рот воды,
точно немой на перепутье! Дальше, к старому парку с ухоженными дорожками,
так и не увидевшему боя, пуль, убитых... Зеркало воды уже за спиной. Река
тускнеет. Черная птица пропала. На стенах кирхи обозначились резкие тени.
- Присмотрись-ка, там кто-то есть! - Негромкий, спокойный голос
фронтового друга, указывающего рукой на вход в кирху.
Точно. Там старик. Сидит на пороге как ни в чем не бывало. Вот снял
шляпу, как будто приветствует нас. Ну что ж, старик, найдется и для тебя
немного русского табака. А теперь прощай. Мы спешим в Россию, но сначала
нам нужно идти в противоположную сторону.
Еще несколько дней вечернего безделья, ожидания, нетерпения... Потом
вдруг какой-то синий ранний рассвет, низкие, быстрые, светлые облака,
стремительные зеленые машины, промчавшиеся на запад, бравые крики,
возгласы. На дороге - подтянутая девица в сапогах, серьезная, статная, на
гимнастерке ее - три медали (у меня только две), на коротких пышных русых
волосах - пилотка набекрень, гимнастерка ладно пригнана к сильному
красивому телу... Колонна молодых безусых солдат, загорелых, пухлощеких,
во главе с лейтенантом. Семь танков, обошедших их по обочине, на броне -
звезды; гусеницы с налипшей серой глиной по-кошачьи мягко утюжат поле,
стволы пушек неслышно покачиваются... И все это, как живая картина,
навсегда врезавшаяся в память, плывет, движется на запад.
Мы тоже снимаемся с места, идем целый день, потом еще сутки, стоим у
каких-то полуразбитых бетонных строений, серых, безликих. Вдруг ночью -
тревога. Тягачи снова тащат орудия, за спиной - редкие огни, в небе -
шальной луч прожектора, гул самолетов. Далекие-далекие разрывы...
Опять входим в город. Дивизион остается здесь. Мой расчет должен
разместиться на постой в старинном одноэтажном сером особняке на
перекрестке улиц.
Я подошел к дому, дернул за шнур колокольчика. Дверь открылась. На
пороге стояла женщина. Я услышал ее дыхание - глубокое, спокойное, ровное.
Она не боялась меня, вот что было поразительно!
Мы вошли в большую комнату. Здесь я разглядел женщину лучше. Серый
шелк волос, светлые большие глаза, блекло-розовые губы, белая кожа шеи,
чистый высокий лоб, бледные щеки... При каждом повороте головы жил и
струился этот загадочный серый шелк, наполовину укрывая шею и плечо,
густые пряди мышиного цвета, таинственно переливающиеся как ртуть, потом -
отраженные в огромном зеркале в углу комнаты, в ее собственных глазах, в
моих глазах; ритм дыхания, когда видно, как приподнялась грудь,
опустилась, снова - но теперь задержалось дыхание; и взгляд, и снова -
дыхание, и поворот головы...
Попросил стакан воды. Выпил, поблагодарил. И вдруг заметил, что в ее
глазах что-то мелькнуло... какое-то облачко прошлось по зрачкам. Она
медленно протянула руку за стаканом.
Я почувствовал упругость ее пальцев и, как ни загрубели мои руки,
уловил колючее тепло чужой ладони. Не так уж трудно мне было представить
себя на ее месте, когда вокруг все рушится и нельзя понять, что же будет
дальше: может быть, действительно придут дикие скифы, и поставят вокруг
свои скифские шатры, и будут жарить мясо и разрушать все, что уцелело, как
было когда-то... Вряд ли она прислушивалась к голосам мудрецов, видевших
происходившее в ином свете. Она была женщиной, принимала многое на веру, а
теперь все рухнуло и надо присматриваться к жизни наново. Так я видел ее
тогда.
- Расскажите, что происходит сейчас? - спросила она.
- Гитлеру конец! - сказал я. - Будет новая жизнь.
- Какая долгая страшная война, - сказала она.
- О, вы не видели настоящей войны, фрау! - сказал я. - Вы должны
представить себе деревни и города, сожженные дотла, виселицы, детей,
умирающих от голода... И все равно это будет только часть правды. Потому
что есть еще концлагеря.
- Это страшно! - воскликнула она. - Неужели все... правда?
- Иначе я не был бы здесь.
- Да, да, я понимаю. Вы, русские, всегда были далеко, и война где-то
очень далеко... пока я не увидела вас.
- Как вас зовут?
- Хильда.
- Валентин.
Она улыбнулась... Это была улыбка Джоконды. Я сказал ей это.
- Вы мне нравитесь, - сказала она.
Скользнув по мне взглядом, она вдруг вышла в соседнюю комнату, а я
подошел к зеркалу. На меня смотрели широко расставленные серые глаза, лицо
было небритым, обветренным, брови приподняты. Неровная линия губ, широкий
лоб, прямой нос - я всматривался в этого человека и пытался его понять...
Вошла она. На ней было теперь темное платье с тяжелыми кружевными
оборками, с глубоким вырезом на груди. Шею ее охватывали три нитки
вишневых бус. В ней не было ничего от той женщины с близорукими серыми
глазами, которая только что предстала передо мной, - ее глаза потемнели от
расширившихся зрачков, щеки стали пунцовыми; несколько раз она произнесла
мое имя, голос стал резче, рука ее легла на мое плечо.
* * *
На книжных полках темного дерева стояли старые книги. Я раскрыл одну
из них, прочел вслух:
- "А теперь пора, о даритель сокровищ, рассказать о Гренделе. Я
поведаю, как сошлись мы с ним врукопашную..."
- Если бы все варвары были похожи на тебя, - без улыбки, медленно
говорила она, - то история была бы другой и даже Римская империя
удержалась бы, устояла, за исключением, может быть, римлянок.
На стене висела картина в массивной раме: женщина облокотилась на
желтый, теплый от солнца ствол сосны. Одна рука ее была за спиной, ладонь
ее и пальцы, наверное, поглаживали тонкую сухую кору. Платье на ней было с
таким вырезом, что матовая кожа светилась на овалах груди, и стоило
женщине чуть прогнуться в пояснице, грудь освободилась бы от окаймлявшей
ее тонкой узкой полоски лиловых кружев. Из-под короткого кружевного рукава
как бы выплывала полная красивая рука с крохотным зонтиком и белыми
перчатками.
Верхняя атласная юбка подобрана вокруг бедер и заменяла жакет. Нижняя
шелковая юбка была лиловой, пышной, она открывала туфли на высоком
каблуке, украшенные неувядающими цветами, и темные чулки. Женщина стояла
на темно-зеленом замшелом сосновом корне, и одна туфелька была приподнята
вверх. Глаза ее слегка прикрыты, голова откинута назад, волосы темные,
прическа высокая, но на шею падали густые локоны, свитые в блестевшие на
солнце и казавшиеся воронеными кольца.
- Это моя бабушка, - сказала Хильда.
- Не похожа... - сказал я.
- Мой дедушка был художник, это он рисовал.
- Давно, наверное, это было?
- Семьдесят какой-то год прошлого века.
- А ты родилась... - начал было я, но умолк.
Она, должно быть, не поняла моего незаконченного вопроса.
- Вот, смотри, это я, - продолжала она, - это мы у озера...
Я увидел фото. Несколько девочек, среди них коротко остриженная
гимназистка с немного раскосыми большими глазами. Это она... А там что? Я
подошел и увидел на другом снимке ее, Хильду, и мальчика. Мальчик был
меньше ее, и она держала его за руку. На фото надпись: 1920 год.
- О, это было трудное время! - сказала Хильда и подошла ко мне.
- Я не знаю, как было у нас, - сказал я, - я родился в двадцать
четвертом.
- Тебе двадцать?
- Да. Исполнилось.
- Моему младшему брату было бы двадцать девять.
- Было бы?.. Значит?..
- Ты угадал...
- Когда это произошло?
- Недавно, совсем недавно.
- Он был на восточном фронте?
- О, он не хотел воевать на восточном фронте...
- Но ему пришлось?
- Да.
- Я устал, - вдруг сказал я. - Если бы ты знала, Хильда, как я устал
от всего!
- Я знаю, - сказала она.
- Откуда ты можешь знать?
- Я знаю тебя...
- А... - Я усмехнулся и поймал себя на мысли, что пытаюсь кокетничать
с ней. - Ничего ты не знаешь! - громко добавил я по-русски. - Ничего!
Она покачала головой.
Откуда-то издалека донесся бой часов. Снова тишина. Косой луч солнца
упал на стекло. На полу дрогнул солнечный зайчик. В потоке неяркого света
запрыгали пылинки. В большое зеркало было хорошо видно дорогу.
* * *
Когда я уходил от нее, то увидел в углу прихожей фотопортрет. В
правильном, безупречном овале угловатое лицо молодого мужчины с заметным
кадыком, выпуклым лбом, спокойными, задумчивыми глазами. Я подошел ближе.
Лицо казалось знакомым. Я постоял с минуту, размышляя о том, где же я мог
видеть его. За спиной раздался голос Хильды:
- Мой брат.
Я хотел ее спросить о чем-то, но передумал. Обошел комнату, вернулся
к ней. Ее лицо изменилось, мелькнула мгновенная тень, страха, что ли.
Потом - долгое молчание. Я снова узнал ее лицо. Она была не похожа на
брата.
Мне не нужно было ни спрашивать, ни догадываться: ее брата не было в
живых, я это знал теперь, хотя и не мог объяснить ей, что тогда произошло.
Там, у старого железнодорожного полотна, судьба свела нас - меня и ее
брата, обер-лейтенанта вермахта... Там, на насыпи, заросшей полынью, мы
схватились с ним врукопашную.
В тот день я потерял Пчелкина и Поливанова... В тот день!
НА БЕРЕГУ ОКИ
Близ немецкого города Фрайенвальде, у перекрестья дорог, мы
похоронили майора Ивнева. Дивизион уже готовился к маршу на Берлин, но в
тот же день столица рейха пала. Вечером следующего дня Глеб Николаевич
отправился в соседнюю деревню, где остановились его фронтовые друзья.
Случайный выстрел оборвал его жизнь.
В дивизион привели немецкого мальчишку лет пятнадцати, который
стрелял в майора, укрывшись на чердаке двухэтажного кирпичного дома. Когда
я узнал о происшедшем, меня захлестнула горячая волна, руки не слушались
меня, я стал точно другим человеком, бросился бежать, увидел этого немчика
со спины и хотел задушить его. Но он оглянулся, точно испугавшись меня,
невидимого для него человека. Я остановился в растерянности, в недоумении.
Мальчишка стоял передо мной и всхлипывал. Я отвернулся, побрел прочь, не
помня себя.
Ночью при свете коптилки я писал письмо матери Глеба Николаевича.
Писал - и рвал исписанные листы в клочки, потому что не мог сказать то,
что хотелось сказать о нем. Потом было странно тревожное мирное утро. И
пустота. Где-то еще шли бои. Осиротевший наш дивизион оставался у
Фрайенвальде, батарейцы, воспитанные Ивневым, оказались как бы не у дел.
Я часто думал о матери Глеба Николаевича. Отчетливо мог представить
себе широкую Оку со светлыми песчаными косами, намытыми быстрыми струями,
и одинокую старую женщину у берега.
Позже увидел ее, слушал ее скупой рассказ...
Летними вечерами, когда купола деревенской церквушки светились от
густого предзакатного багрянца, она спускалась с крыльца на сухую,
нагретую солнцем гусиную траву, выходила в провор огородов и шла к реке.
Там, где высоко поднималась сосна над песками, она останавливалась,
замирала, всматриваясь в дробное сверкание ряби на воде. Матово-смуглое
лицо ее казалось вырезанным из дерева, морщинистая кожа спеклась от солнца
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг