Владимир Щербаков.
Крылатое утро
-----------------------------------------------------------------------
Журнал "Техника - молодежи", 1976, N 1.
OCR & spellcheck by HarryFan, 9 August 2000
-----------------------------------------------------------------------
Встреча
Выплывая из пространства, не знающего измерений, Корабль сиял, точно
комета. Бег новоявленного светила по своду небесному казался тогда не
таким уж стремительным, хотя ни одна звезда не мчалась по столь
головокружительной орбите.
С роем астероидов проплывал он мимо планет, приближался к ним и
удалялся, купаясь в утренних зорях бесчисленных Солнц, которые
перевоплощались затем в белые пылинки. "сметные хвосты служили ему маяками
при стремительных прыжках на планеты. Потом Корабль исчезал, ныряя подобно
дельфину, и, уже невидимый, мгновенно переносился в новые края. И тогда он
был похож на пчелу, возникавшую вдруг из венчика звездного цветка. После
каждого витка в его просторных вместилищах оставались частички другой
жизни, собираемые столь бережно, что это, бесспорно, еще больше роднило
его с пчелой, охотящейся за нектаром. Так составлялась коллекция
космического музея Корабля: его экспонаты предназначались для планетной
системы двойной звезды в соседнем с нами секторе Галактики.
В круглом зале на стереоэкране можно было увидеть все богатства,
собранные за долгие годы. Оценить их по достоинству могли только
посвященные. Один шанс из миллиона за то, что будущим разведчикам
звездного океана удастся хотя бы сфотографировать космического дракона,
чешуйчатые крылья которого ловят лучи, как паруса - ветер. Но в святая
святых Корабля - в его хранилище, - прикрыв горячие огни глаз тяжелыми
бронзовыми веками, спокойно дремала эта живая космическая редкость,
которую не спутаешь ни с кем и ни с чем другим даже на обычном цветном
фото. И бабочка Кэрмнис, что подолгу греется у зеленых звезд, прежде чем
вылететь в просторы вечной ночи, тоже ожидала здесь конца путешествия.
Они были подлинными двойниками эфемерных существ, встреча с которыми
столь редка. Ни одну жизнь нельзя оборвать, любой уголок вселенной был
заповедным, и каждый член экипажа, надевая скафандр охотника или
исследователя, запасался терпением. И охота эта совсем особая, непохожая
на древний промысел, скорее в ней есть что-то от спорта: невидимый луч
анализатора переписывает в электронную память форму и цвет, поштучно
нащупывая молекулы. Электронный портрет - посредник между оригиналом и
копией-двойником. Его потом уничтожают, освобождая ячейки памяти для
нового экспоната.
Ждали ли они иных встреч? Теоретически - да. Однако феномен разума и
редок, и странен...
А знание приходило к ним многими путями. Истина открывалась порой как
бы исподволь, мириады электрических муравьев, дружно взявшись за работу,
складывали вдруг великолепные узоры, которые читались, как страницы книг
или редкой рукописи.
Через несколько минут после приземления Эрто знал то же, что знают
многие из живущих на Земле: сколько времени длится земной год и как
рождаются реки, почему зима приходит на смену осени, а потом быстрая
легкокрылая весна предваряет летний зной, запахи скошенной травы и жемчуга
колосьев; почему веют ветры, как глубок океан, какая сила рассыпала в его
просторах ожерелья островов и почему дышат вулканы.
Перед ним раскинулась широкая поляна, окаймленная синим гребнем леса и
голубыми столбами воздуха меж облаков. Высоко-высоко над головой говорила
о чем-то с пролетающими облаками береза, и одна из ее кос дотянулась почти
до земли. Растаял порыв ветра - пришла тишина. Вдруг шмель прогудел лениво
и, задевая травинки, унесся в зеленую неизвестность.
Черно-белый снимок, запечатлевший здешний пейзаж, наводил бы на мысль о
фототрюке, который можно проделать, не пускаясь в столь дальнее
путешествие. Почти все здесь напоминало о прошлом и далеком, и, как
казалось когда-то, неповторимом. Лишь деревья на Земле были стройнее,
листва - светлее, травы - мягче, и лепестки цветов легче и тоньше - они
прилипали к пальцам, оставляя душистые влажные следы.
В пяти-шести километрах отсюда (примерно час ходьбы) раскинулся город.
Эрто знал, как выглядят прохожие на улицах. Они были такими же, как он. И
снова вопрос. А память услужливо подсказывала что-то о единстве разума, о
витках времени, повторяющих, развертывающих события, точно кадры разных
фильмов, снятых по одному сценарию. Сегодня они покинули Корабль.
Вэлта должна основать исследовательскую станцию где-то здесь, недалеко
от города. Через несколько дней она переберется на новое место, потом
исколесит немало дорог, прежде чем станет ясно, в каких отношениях с
природой, с планетой находится все живущее. Гаяк, наверное, все еще летел
на дископлане над безлюдной пустынной частью континента, и невидимые лучи
рассказывали ему о сокровищах, скрытых земной корой. Эрто шел в город.
Впрочем, он мог бы подъехать и на машине, но тогда ему пришлось бы решать
проблему стоянки.
Стекляшка в теллуровой оправе - электронное око крохотного прибора,
почти невесомого, - показывала стремительные перспективы городских улиц и
аллей, проспектов, переулков и набережных. Это была космическая, явь.
Воображение подсказало, как рос этот город, как волна за волной набегавшие
события изменяли его древний лик и как все дальше отодвигалась в памяти
людской последняя война...
У ног Эрто воробьиная ватага шумливо суетилась в ветоши спутанной
травы. На другом краю поляны, под гребнем леса, где тени спустились узкой
полосой и накрыли кустарник, своей быстрой походкой шла Вэлта и срывала на
ходу стебельки.
- Вэлта! - крикнул он.
"...элта!.." - донесло эхо.
Возникла простая мысль, что очень хорошо, если они будут работать рядом
и смогут видеть Друг друга, но только почему он не знал этого раньше? Он
побежал, забыв на несколько мгновений все то, что он, безусловно, должен
был знать. Вэлта даже не обернулась. Остановившись, он с изумлением
наблюдал, как ее рука потянулась за цветком. Почти сорвавшееся с его губ
имя как бы застыло в воздухе на втором слоге; во всяком случае, девушка,
наверное, не расслышала его полностью. Она подняла голову, глаза точно
приоткрыли родившееся вдруг любопытство, потом в них сверкнула плохо
скрытая улыбка, глаза засветились - и погасли. Через секунду девушка уже
шла по тропинке, опустив руки. Медлительные длинные пальцы, взметнувшиеся
вверх - к щекам, к волосам - те же, Вэлтины. И две каштановых волны волос
над стройной шеей, и линии лица, и, конечно, глаза; но взгляд другой; он
непостижимо соответствовал зеленому простору за ее плечами и светлой
бронзе рук. Он проверил: включил канал и увидел Вэлту.
- Что случилось?
Ее голос звучал как бы издалека, а лицо было рядом, точно их не
разделяли километры. Пуговица-экран вдруг помутнела, покрывшись какой-то
электромагнитной плесенью. Между ними шумела над неведомой землей гроза.
- Вэлта, гроза...
- Да, я знаю, это у нас. Что с тобой?
- Ничего. Просто захотелось тебя увидеть.
- Но мы расстались только что, двух часов не прошло!
- Я встретил девушку, очень похожую на тебя. Здесь только что.
- А, вот оно что... - Вэлта улыбнулась. - И ты думал...
Голос Вэлты растаял. Экран погас. Первый разговор после приземления
кончился буднично (она даже не попрощалась) - так же, как сотни разговоров
на Корабле, когда их отделяло друг от друга всего несколько метров.
Мистика. Он помнил о Вэлте постоянно, представлял, что она скажет по
поводу того или иного его поступка (или поступка других). Но не более. И
другая девушка, лишь похожая на нее, но у которой не могло быть ничего от
Вэлты, кроме внешнего сходства, вдруг заняла в его мыслях едва ли не
большее место. Нет, не было никакого ореола. И в то же время не было
сомнений: несколько слов, произнесенных ею на этом чужом пока языке, и
движение выпуклых губ, с которых слетали певучие мягкие звуки, заставляли
его снова и снова воскрешать чуть скуластое лицо, витающее в россыпи
солнечных бликов. Удивительно краток был путь от лесных синих
колокольчиков и алых гвоздик, пригретых в ее ладонях, - к сердцу.
...Однажды они долго говорили, и он, кажется, поддавшись какой-то
иллюзии, необъяснимому минутному порыву, чуть было не рассказал девушке
все. Он произнес уже несколько приготовленных фраз о космосе, о том, что в
иных сказках больше правды, чем выдумки, о том, что всегда нужно быть
готовым к встрече с неведомым ("Ведь это интересно, правда?"). Девушка
слушала его внимательно; ему оставалось перекинуть последний мостик от
абстракции к действительности - и вот тогда он почувствовал, что не в
силах этого сделать.
Девушка ни за что не поверила бы, как не поверили бы многие. Более
того, их отношениям, возможно, пришел бы конец. Кто не вправе возмутиться,
когда чистый вымысел настойчиво выдают за правду? Он решил: позже.
Пока же она соразмеряла его поступки со своими, но не открыть того, что
сокрыто за семью печатями. Ему даже нравилось смотреть на мир ее глазами.
Составляя картотеки и отчеты для Корабля, он оценивал события, книги -
все, что создавалось человеческой цивилизацией, с точки зрения усвоенных
им: критериев, профессионально; в разговоре же с ней он мог просто
пересказывать все смешное из тех же книг, вышучивать и манеру автора, и
попытки объективно разобраться в пирамидах томов и фолиантов, вершины
которых продолжали угрожающе быстро возноситься к небесам. Эти две линии
почти не пересекались друг с другом и не противоречили друг другу, и это
его забавляло.
И все это случилось потому, что тогда, в первый день, он разыскал ее.
Утопая в траве на той самой поляне, где так легко прошла она,
проскользнув, точно виденье, Эрто водил лучом вдоль дорог и тропинок, пока
не нашел ее... Он проводил ее до самого дома и решил, что устроится
неподалеку. "Валентина!" - произнес он утром вслух ее имя. Мир за окном
был прозрачен, светел и звонок.
Эрто поселился в квартире профессора (хозяин чаще всего был занят на
работе, на конференциях, в редакциях и еще бог весть где). В одной из трех
комнат он поставил перегородку с помощью сканирующего прожектора
дельта-волн, так что она воспринималась как подлинная, реальная
перегородка и была тверда на ощупь, точно стена. Чтобы профессор не
заметил переустройства квартиры, Эрто чуть сократил размеры других комнат,
передвинув временно стены, так что убыль в несколько квадратных метров
равномерно распределилась по всей площади комнат и была на глаз незаметна.
Как-то профессор застал его в библиотеке. Эрто разговаривал по телефону
с Валентиной и прослушал шаги в коридоре, обычно служившие естественным
предупреждением.
Решение нашлось моментально. Вполголоса попрощавшись с Валентиной, Эрто
обесточил электрическую сеть (микрогенератор навел в проводниках токи
противоположного направления, которые погасили напряжение). В полутьме он
вскочил на стул, на минуту осветил квартиру, опять погасил свет и,
наконец, при полном сиянии люстр, профессорских бра, настольных ламп и
прочих светильников торжественно провозгласил:
- Готово, товарищ профессор, теперь сеть в полнейшем порядке!
- А что, собственно, случилось?.. - недоуменно спросил профессор (его
звали Леонид Александрович, но Эрто раз и навсегда решил во время подобных
встреч обращаться к нему сугубо официально).
- Как же так, товарищ Зворыкин! И вы еще спрашиваете... Знаете ли вы,
что в вашей квартире минутой позже произошел бы пожар? Розетка греется, и
патроны плохие. Вот здесь распишитесь... И в следующий раз сами вызывайте
нас, не дожидаясь, пока сработают датчики, по счастливой случайности
проходящие проверку именно в вашем доме и в вашем подъезде. И не
заставляйте нас прибегать к крайним мерам.
Сказав это, он удалился, предоставив профессору Зворыкину возможность
домыслить случившееся.
Через несколько дней Эрто, работая в библиотеке Зворыкина, обнаружил
оставленную на столе рукопись под названием "Проблема контактов с
внеземными цивилизациями". Рукопись являла собой приятное открытие.
"Кажется, я явился точно по адресу", - подумал Эрто. Он бегло пробежал
рукопись. Это была статья для журнала, и в ней очень сжато излагались
взгляды Леонида Александровича на возможности поиска разумного начала в
космических безднах. Выходило, что найти его труднее, чем иголку в стоге
сена.
О преступлениях перед будущим
Молибдена в земной коре в сотни раз меньше, чем родственного ему
элемента никеля, а роль его так велика, что это уже послужило основанием
для одной красивой гипотезы, созданной здесь, на Земле. Для профессора
Зворыкина и его коллег это была только гипотеза. Для Эрто - факт. Да,
химический состав среды отражается в биологическом строении ее обитателей.
И содержание молибдена в живых тканях здесь, на Земле, повторяет законы
его распространения во многих звездных мирах...
Профессору Зворыкину оставалось сделать еще один шаг. Ведь сама посылка
с молибденовой звезды генетического кода сюда, на Землю, и на другие
планеты являла собой блестящий пример контакта. Это, если можно так
сказать, материализованная информация уже предполагала развитие разума
вполне определенного типа и его носителя - человека, и незачем было
посылать радиосигналы. Они не открыли бы ничего нового, если были бы
поняты, и не ускорили бы событий. Что может человек открыть в мире такого,
что не жило бы уже в нем самом?
Прошло едва больше месяца (сорок два дня, если быть точным), и многое
стало для Эрто понятным. Он видел, как ставили вышки первой телевизионной
станции в поляре-городе под крышей за шестидесятой широтой, как строили
мост через северный пролив - его опоры касались низких северных облаков, а
стаи казарок летели под ним, точно видели перед собой дверь, распахнутую
прямо в северные раздолья. Он ощущал тревожный ритм гигантских машин,
делавших чугун, сталь, прокат, цемент, бумагу, - о них говорили страницы
газет, и с ослепительной улыбкой на устах сообщали девушки - дикторы
телевидения.
Эрто ощущал ритм, пульс этой жизни, с трудом втискивавшейся в экраны и
журнальные полосы, и однажды он поймал себя на желании бросить свои
ежедневные занятия в библиотеках и попробовать хоть на один день стать
таким же, как все эти люди, которым было дано так много узнать в
будущем... Ему хотелось бросить все и заняться хотя бы исследованием
арктического шельфа, с тем чтобы кое-что из найденного оставить, подарить
этой гостеприимной Земле. Пусть это будет нефть, вольфрам, слюда или
олово, разве это не оптимальный вклад в развитие цивилизации вообще и
межзвездных связей, в частности?
- Нет, - сказала Вэлта. - Мы поможем им, но не так.
По ее словам, именно тот тип генетического кода, который был общим для
них самих и для Земли, предполагал бесконечное развитие разумного начала,
но только при одном важном условии: если люди не совершат преступлений
перед будущим. Сломанная ветка или убитая бабочка - ничто или почти ничто
(тоже преступление, хотя и маленькое, но это преступление не перед
завтрашним, а перед сегодняшним днем). А выпитая чугунными глотками
заводов река не только исчезает из будущего, но становится началом цепочки
необратимых изменений. И океан - колыбель жизни, и суша - зеленое
раздолье, вышитый подол цветистого весеннего наряда планеты,
неприкосновенны. И все же их коснулись руки, не ведающие, что можно и что
нет. Как быть?
- Я думала об этом, - сказала Вэлта, - даже для нас задача непростая...
И знаешь, какой есть выход? Он похож на сказку. - Она задумалась, словно
пытаясь что-то припомнить. - Да, это сказка из фонда Корабля. О царевиче и
сером волке, о живой и мертвой воде. Быть может, ты читал...
- Мне посчастливилось найти эту сказку и много других. Именно я передал
их в дар Кораблю.
- Вернулся черный ворон и принес две склянки: одна с водой живой,
другая с водой мертвой... Помнишь?
- Еще бы! Это невероятно: угадать секрет живой воды...
- У них была живая вода, Эрто. Наши биологи уверены в этом. Им помогла
природа. Благоприятное стечение обстоятельств - и вот случай помог
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг