- А какое это время, ваше или наше?
- Твое! - ответила великая богиня, а ребенок на ее руках рассмеялся
(ему на вид лет пять).
Лирическая интермедия
Еще в июле прошлого года Богоматерь сказала Жанне обо мне, просила поз-
вонить. Жанна была удивлена, сказала, что связь со мной утрачена.
- Зачем он тебе? - спросила Жанна грубовато.
- Он интересуется нами. Мы должны ему помочь.
- Как он встретит меня теперь?
- Хорошо встретит, не беспокойся об этом.
И Жанна мне позвонила в конце июля. Промолчала о богине.
Я готовил себе на ужин рагу из курицы. Жанна пыталась давать мне сове-
ты. Я сказал, что освоил профессию повара, не пропаду. Пригласила к себе. Я
не отказывался. Но через два или три дня сообщила, что уезжает немедленно в
дом отдыха, подвернулась недорогая путевка. Я пожелал ей хорошо отдохнуть.
Раньше бывало это - она звонила, чаще по пустякам. Думал, тот самый случай.
Приедет из отпуска, забудет меня снова пригласить, все останется как было.
Но нет! Двадцать девятого августа звонок и настойчивое приглашение. Я
поехал к ней в начале сентября. Был кофе, который у меня как раз кончился.
Говорили о старом, давнем, но и на этот раз я не услышал ни слова о великой
богине. Как мне представляется теперь, Жанна явно медлила с этим сообщением,
хотя богиня уже знала будущее, знала, что Жанна откроет мне тайну. Так надо.
Я применил здесь один из лаконичных оборотов речи самой Богородицы: "Так на-
до". Два этих коротких словца она нередко произносила, отвечая на личные
вопросы Жанны.
Я был удивлен вниманием Жанны ко мне. Это проскальзывало в словах, в
жестах, вообще во всем отношении ко мне теперешнему.
А я тоже уезжал в отпуск. На море. Я любил в эти последние дни не толь-
ко будущие дикие пляжи, солнце и горы, но даже Москву, быстро обветшавшую,
изголодавшуюся под руководством талантливых юристов, выдающихся экономистов
и добросовестных депутатов, во все концы страны отправлявших эшелоны с текс-
тами самых справедливых и демократических законов. Обратно в Москву эти эше-
лоны возвращались с местными законами, совсем непохожими на столичные.
* * *
Меня ждали на морском побережье события, о которых я представления не
имел, несмотря на их кажущуюся внешнюю простоту, даже обыденность. И если бы
не подоспела помощь... Но все по порядку.
Директора гостиницы не оказалось на месте в день моего прилета. Я дол-
жен был искать комнату и нашел ее. Пожилая женщина привезла меня в дом неда-
леко от моря, я отдал ей заранее деньги, решив остаться здесь. Тут же пошел
купаться на хорошо знакомый мне пляж санатория "Кавказ". Там было настоящее
столпотворение. На волнорез выбросило во время шторма плавучую площадку, на
коих устанавливают краны.
Эта старая развалина прочно сидела на бетонном гребне волнореза и вода
далеко в округе была в масляных пятнах. Я все же поплыл. Меня вернули крики
спасателей. Вышел в масле.
Эпизод сам по себе пустяковый, но за ним мне открылся уже потаенный мир
будущего - если не событий, то общего моего здесь настроя, что ли. Я привык
ловить такие сигналы, которые всерьез объяснял провидением.
И я не ошибся. Весь следующий день ушел не хлопоты, связанные с получе-
нием гостиничного номера. Выяснилось, что оставаться у женщины нельзя - под
окном перекресток и машины не дают отдыхать. Я был зол как волк Фенрир из
скандинавских мифов. Усталый, небритый брел с чемоданом, ключ от которого
успел потерять, на новое место. Думал о мазуте и масле, которые превратили
море в открытое нефтяное месторождение.
Уснул, однако, богатырским сном. Утром все оказалось не таким мрачным. Я
опять купался, и никто уже не пытался меня спасти. Пленка масла рассосалась
более чем наполовину. Пришла какая-то стихийная радость. Почти бегом я нап-
равился после пляжа глотнуть кофе в знакомом кафе. И на другой стороне улицы
увидел эту женщину.
Невзгоды первого дня и последовавшие перемены к лучшему выплеснулись в
неосторожный поступок: я пересек улицу, поздоровался. Это и было началом. Я
о чем-то возбужденно ей рассказывал, приглашал на кофе, приглашал на пляж,
на танцы. Она же молчала, была сдержана, глаза холодно светились. (Мы были
хорошо знакомы. И произошла размолвка. Я не писал ей. Она не звонила мне.)
Само знакомство с ней казалось символичным. Годом раньше увидел ее на
черноморском пляже. Она разговаривала с пожилым мужчиной. Не собираюсь оп-
равдываться: да, я влюбился. С пляжа тем не менее ушел. В другом месте с
двумя москвичами коротал время, но однажды завернул туда, где видел ее. нак-
рапывало, облака наступали от моря. Даже странно - а я шел на пляж. И там
увидел ее. Никого больше не было, никому не понадобилось прийти сюда под на-
чинавшимся дождем, кроме меня и ее.
Мое появление объяснимо. А зачем пришла она? Нарочно не придумаешь. За-
была здесь два часа назад лифчик от купальника.
Мы сидели на деревянной скамейке под навесом. Она растерянно, как мне
казалось, пыталась спрятать этот лифчик в полиэтиленовый пакет, доверху на-
полненный инжиром и грушами.
Случайность? Вряд ли. Но каким силам нужна была эта встреча? Тогда я не
думал о таком. Я еще ничего не знал. Я готов был к вторжению в мою жизнь не-
ведомого, но не настолько, не в такой степени.
Мы беседовали. Она из Ужгорода. Зовут ее Ксения. Когда выглянуло солн-
це, опускавшееся к морю, она прикрыла глаза, и я подумал, что она похожа на
спящую молодую женщину с портрета Константина Сомова под тем же названием.
Чуть аляповатый выразительный овал лица, светлые волосы, волнами поднимающи-
еся вверх, смелые линии широко посаженных (прикрытых на акварели) глаз.
Позднее я увидел голубой огонь в ее глазах, меня поражали выпукло-кукольные
формы, вся фигура, ноги, даже руки, такие же налитые, со светящейся тугой
кожей. Пройдет несколько дней, и она скажет, вспоминая мое внимание к ней в
этот час и позднее:
- Мне сказали... сказал один мужчина. Я говорю ему: меня родители пере-
делали. А он отвечает: нет, вовремя остановились. Ничего, правда?
- Ничего.
Пока же в первые дни она казалась смущенной. И все же прорывалось иног-
да то, что не могло меня не озадачить. Позднее! Потому что с того часа и на-
долго я не позволил бы себе быть озадаченным. Все было решено. Вечером сле-
дующего дня я услышал от нее на танцах:
- Я уже сказала тому, про кого ты спрашивал... сказала что нашла себе
мужчину.
- Что он тебе рассказывал, сидя на твоем лежаке?
- Что-то о театре, не помню.
- Откуда он?
- Из Одессы.
Все просто, порой немного вульгарно, но ведь это остается пока для меня
тайной за семью печатями, большим секретом. Сражает сцена в гостинице. Во
мне еще жив мужчина-наблюдатель, чуть подстраивающийся под этот тон и женщи-
ны и жизни вообще (как подобает ввиду моего рождения под знаком Водолея). Со
стороны это похоже на живописную сцену, запечатленную некогда тем же талант-
ливым художником: "Первый поцелуй". А потом? Потом еще одна сцена: "Осмеян-
ный поцелуй". Имя мастера то же. Как странно, что я нашел - случайно ли? -
репродукции этих незабвенных работ. Тот, тот стиль, чуть вульгарный, опере-
точный, но тем сильнее, наповал действующий! И вот она воскликнула: "Нет!"
И что же? Почти не осознавая, но подчиняясь законам игры, остававшейся
для меня незаметной, я сказал нечто вроде фразы: "Не принимай тогда мои
приглашения!" Этот стиль, тон, настроение. Но не отношение к ней, остающееся
еще тайной для меня. И она воскликнула без промедления:
- Всегда буду принимать твои приглашения!
У нее был такой голос, как будто за нее кто-то произнес эти удивитель-
ные неожиданные слова. Да, стиль тот же. Но это сразило меня. Это льстило,
хотя не могло быть лестью, но тем сильнее подействовало. Так начиналось.
Откройте любой роман прошлого века на самом восхитительном месте. Про-
читайте все странице о море, солнце, розах, морских прогулках, уютных кафе и
о ней, о ней! Все будет правдой. Но та правда дальше от меня, чем эта. Здесь
- жизнь с ее грубоватыми неповторимыми красками, которую можно поэтизиро-
вать. Ту жизнь, книжную, поэтизировать нельзя - дальше просто некуда. И я
спокойно выслушиваю, как она рассказывает:
- А я пошла к нему один раз, он снимал комнату, сейчас уехал.
- Что же получилось?
- Наливает сухое вино. А я говорю: что так мало, наливать нужно полный
бокал. Он наливает до края. Чокнулись, выпили, я говорю, ну а теперь разде-
вайтесь. Раздевайтесь, раздевайтесь! Ну, он начал снимать рубашку. Я тогда
говорю: а я выпорхну как птичка в окно. Подбежала к двери, повернула ключ и
ушла. Еще бы минуту...
...Удар по нервам. Ну, а что ты хотел, собственно? Жизни? Получи ее.
Разве это не восхитительно? В своем роде, конечно. Правдивый, удачный расс-
каз. Твердишь себе: ну, теперь попробуй ее забыть, не удастся.
Потаенная мысль, для личного пользования: вспомни эпизод из жизни скан-
динавского художника Мунка с его "Танцем жизни" и юношеским уставом его
кружка: "Сифилис - проверка на зрелость". А ведь это, кажется, начало века,
вспомни-ка! Или, может быть, даже конец прошлого века. Изменяет память, да?
А ты тренируй ее вот в таких ситуациях!
Но все, что было в тебе, раньше, уснуло здесь, у зелено-голубой воды,
над которой то стоят светлые колдовские столбы света, то проносятся быстрые
серые смерчи, то летают шальные оранжевые бабочки, то кричат чайки, и ты
способен доказать ей, что не надо бояться ни проливного дождя, ни медуз. Ка-
ким же образом? Очень просто: откусываешь кусочек медузы, выловленной тобой
как для выставки морских редкостей, ибо она фиолетовая и жгучая. Потом пов-
торяешь. Манера, стиль, тон...
Потом пишешь письма. Получаешь ответы. Краткие, как справка из библио-
теки об отсутствии данного издания по причине выдачи его на руки другому чи-
тателю. Но ты слеп. В твоем присутствии ругали мужа, и ты не слышал. Или,
может быть, думал, что его ругали потому что ты лучше его? Тебе объясняли:
отгоняла муху от мужа, шлепнула его случайно, а он ударил всерьез. Ты верил.
Потом верил по очень простой причине: из-за того ответа. "Всегда буду прини-
мать твои приглашения!" Восхитительно.
Звонишь в Ужгород. Слушаешь ее голос. Он реален, как трехмерное прост-
ранство, в нем нет ничего астрального. Однажды угадываешь, несмотря ни на
что: она с мужчиной, он сидит с ней за столом, отнюдь не муж. Она комкает
разговор. Серьезная задача для мужчины на этом конце провода, тем более что
его родной дом и здесь и в созвездии Водолея. Проблема. Но нерешенных проб-
лем у таких мужчин, кажется, не бывает. В том созвездии, как говорят, рожда-
ются души гениев.
Тебя затягивает в сокровенную неизвестность. Ты плаваешь сначала как
рыба в мутной воде. Это любовь. Это ревность. Ты видишь ее. И его ты тоже
видишь рядом с ней. Правда, происходит это тогда, когда в отчаянии закрыва-
ешь глаза. Ты еще не верующий, но ты веришь в невидимые миры тридцати шести
измерений. А это немало. Тут же все просто! Закрой глаза - и прозреешь. Ты
увидишь и утреннее занавешенное окно, и сидящую в сорочке женщину, и лежаще-
го мужчину, и его лицо. Это дано "водолеям". И захочешь - не избавишься от
этого дара небес.
Ты звонишь резко, тревожно, почти рвешь отношения. Потом молчишь...
Затем встречаешь ее снова! Там, у моря.
И все начинается сначала.
И те же манера, стиль, тон, только резче, вульгарней, опасней. Наконец
ты приходишь к тому положению вещей, которую заслужил. Она вырывает свою ру-
ку из твоей. Почему? Она хочет идти с другим, с тем, кто с ней танцевал два
или три танца. Небольшая репетиция оперы Бизе "Кармен". Или работа над ее
экранизацией, но без участия известного испанского режиссера, исключительно
своими силами. Ты должен играть роль Хозе. Твой противник тореадор Эскамильо
почти уводит Кармен (на этот раз блондинку), она почти исчезает из твоего
поля зрения. Но ему мешает другая женщина.
Ты догоняешь ее. Исполняешь свою арию навзрыд. Потом она скажет, что ей
это понравилось. Два слова: "Это понравилось". Кто-то дернул ее за язык
опять. Такие реплики я не в состоянии забыть.
Там, в подъезде, она отвечает тебе в тот вечер:
- Мы можем встретиться случайно!
Оказавшись здесь же ее подружки Фраскита и Мерседес наблюдают сцену,
улыбаются.
Через два дня вы встречаетесь действительно совершенно случайно. Но ре-
петиция окончена. Начинается представление. Резко, потом еще резче ты нажи-
маешь на все обстоятельства сцены. Она с гениальностью подлинной Кармен со-
общает с улыбкой и негромко:
- Дурачок ты, я же пошутила! Клянусь.
На обоих лицах - Фраскиты и Мерседес - написано: дурачок.
Взрыв. Немного огня. Резкий разворот. Ты удаляешься. Но тебя все равно
согревает надежда. И надежда не обманывает, нет! Ты снова с Кармен.
Все было так, а не иначе. Но никому, кроме меня, не известна тогда была
потаенная история, которая имела место как раз в те два дня после ее реплики
("Мы можем встретиться случайно!").
Начало ее известно только читателю. Мое лицо утонуло в подушке в пол-
ночь. Это грань. Чуть глубже - я утону, задохнусь или найду, найду яд! Появ-
ляются генерал-таиландец и заяц с клювом. И что же? Я прошу их о том, чтобы
они освободили меня от чар этой молодой дамы? О нет! Я обращаюсь к ним в
стихах с единственной просьбой: пусть исчезнет тореадор, мой соперник. Пусть
растает, как тает на солнце мартовская сосулька, как тает дым костра на би-
ваке после сытного ужина или как тает катер на подводных крыльях, уходя за
окоем.
Таиландец, затем заяц или грифо-баран исчезают. Их появление было для
меня более реальным и правдоподобным, чем Кармен и Эскамильо, когда я видел
их идущими рядом. Тореадор, или тореро, моложе меня лет на десять, он весел
и привлекателен, подразумевается, что и отважен. Что бы я делал? Это сейчас,
когда я вывожу эти строки, да еще в часы, назначенные богами, рука моя не
дрогнет, а ирония по собственному адресу кажется само собой разумеющейся
вещью. Не было бы меня! Я бы растаял, а не он.
Проследим ход событий.
Как я понял, его не было на пляже. Он не разыскал ее там, в те два дня,
хотя сделать это нетрудно. Я уже ушел в скалы, где лежал подобно раненому им
насмерть быку. Даже не купался весь день. И второй тоже. Не замечал ни моря,
ни солнца, ни воздуха, ни острых камней под боком. И на танцах его не было.
А она ходила в эти дни на танцы, сказала потом мне об этом.
Но в самый последний вечер я увидел его именно там, на танцах. Она и я
молчали, танцуя. Гремел оркестр. Две провинциальные вертихвостки, Фраскита и
Мерседес, фланируют под руку с очередными кавалерами, затем тоже танцуют.
Весело подмигивают заезжим дамам бандериллерос. Тореро в окружении двух пи-
кадоров сытым взглядом окидывает Кармен. Она отвечает ему скользящим взором
светлых глаз, в которых я не мог не заметить мрака и темени.
Колдовство как оно есть
Завидую тем, кто может держать себя в руках, даже влюбившись... Еще од-
на тайна: Ксения как две капли воды похожа на мою прежнюю жену, но моложе ее
на пятнадцать лет. И все должно было повториться, как тогда, когда я тоже не
находил себе места и, может быть, так и не нашел его до недавних дней.
Я говорил об этом Ксении. Судьба!..
В октябре я был в Москве. Опера - в прошлом. Отношения были как будто
бы восстановлены. Мне страшно было подумать об ином исходе. Но после поездки
в Данию в ноябре (тоже, конечно, не случайной, о чем я рассказывал в "Асгар-
де") настроение вдруг переменилось. Те дни, что я провел в Копенгагене и
других городах, успокоили, как прохладный душ, помогли собраться с мыслями.
Я вернулся другим. Ведь я уже знал о великой богине!
Я не звонил. А когда звонила она, я даже не выходил из себя, объясняя
причины своего молчания.
- Какой ты переменчивый! - восклицал голос в телефонной трубке.
Не мог я объяснить, в чем остался прежним, в чем стал совсем другим,
соприкоснувшись с мирами мечты, оказавшимися реальностью - ясной и вечной.
Болела голова после телефонных диалогов с угрозами, почти с пытками, с
криками, с монологами и эпилогами.
Время исцелило меня постепенно. Только оно не справилось бы. В середине
ноября Жанна сказала. Даже не сама сказала, а я задал неожиданно вопрос:
- Богиня не показывала тебе одну женщину (я описал ее)? Ну, так, как
она показала тебе зайца, своего помощника?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг