Дожди размывали лаву, размывали хребты, рушились каменные стены и
перегораживали потоки. Глыбы первозданных нерукотворных плотин под
тяжестью мутной воды двигались как живые, воды поднимали их и сносили в
океан. Намывались острова. В первые разрывы туч падали горячие красные
лучи. Пар, как белое молоко, стелился над берегом. И снова двигались
хребты, содрогалась земля, пепел поднимался клубами, тяжело падая затем в
стремнины. Потоки селей клокотали и сносили все на своем пути. Они
стремились к океану. Берега были черны от пепла и грязи. ("Здесь не
очень-то уютно, Соолли".)
...Самые большие глыбы заносило песком в считанные дни.
Берега возникали и размывались. Лопалась кора планеты. В горячие швы
бежала вода, взрываясь жарким фонтаном, поднимаясь, на целые мили вверх,
стремясь опять к океану, разравнивая породы, рождая пески, перемалывая
камни, прокладывая русла.
...Ложе океана занесло прахом первозданной земной коры. Многажды
приподнялась земля на его месте. Поплыли плиты континентов. Где была суша,
возник океан. Где было море, выросли, поднялись материки. Теплый газ
устремился в атмосферу. Пар и аммиак. Метан и водород. Солнце нагрело газ.
Молнии соединили молекулы. Газы сгустились в жидкость. Жидкость вскипала
от жгучих лучей и молний. Осколки молекул снова соединялись, образуя цепи
- пунктиры будущих белковых тел. Капли из поднебесья попадали в моря.
...Смешивались с солеными водами, а воды меняли цвет.
Цвет жизни - желтый, палевый, лучи не проходят светлыми столбами до
дна, они рассеиваются, растворяются в невидимой, неосязаемой субстанции, и
нельзя увидеть четкой тени в том месте, где под скалистыми обрывами зияют
пещеры и гроты.
Будто бы заползает свет и туда. А на зыбкой неощутимой грани света и
тени - движение. Новые цепи молекул. Странный бильярд, электрические токи,
новые соединения несоединимого.
Янтарные воды лагун лениво шевелились успокаиваясь. Молекулы, точно
крохотные бусы, связали воду. ("Терпи, - подумал я, - сам напросился.
Сценарий поучительного биофильма сделан, конечно, для первокурсников. Не
специально же для тебя она его придумала. И в этом вся она. Неплохо бы ей
ответить, не выходя за рамки жанра... Позже".)
...Пузырьки воздуха поныне удивляют ученых: их поверхность как
магнит. К ней прилипают органические вещества. Даже мелкие крупинки руд
остаются на пузырьках, даже пылинки (флотацию изобрели инженеры, флотацию
совсем иного рода воспроизвела природа: тяжелые молекулы-цепи тянулись
вверх за пузырьками). В белой пене волн - невиданное богатство,
накопленное за миллионы лет, законсервированные грозы, незримо
сконцентрированные солнечные лучи - их отблески записаны в необыкновенном
узоре молекул, прародительниц белка.
...Штиль.
Потом ветер, много дней кряду. Гонит и гонит пену к берегу со всего
океана. Вода густеет в лагунах, а ветер дует и дует в одну сторону, в
сторону берега. И вот нет песка и воды. Необычайный студень вместо них
остается у безжизненных пока камней. Он проникает в гроты, заполняет
подводные пещеры, ложится толстым слоем на побережье.
Первые сгустки, не размываемые водой. Случайность, неизбежная
случайность соединила молекулы так, что они притягивают к себе вещество,
растут. Они начинают жить. ("Смотрите и слушайте внимательнее, Глеб,
впереди - главное".)
Мерцающее лучевое давление заставляет дышать живые клетки и
первородные пузырьки. Пульсация - это дыхание, обмен веществ, рост.
Крохотные пузырьки возникают в белковых каплях и наполняются солнечным
ветром, они, точно маленькие паруса, трепещут, дрожат от сияющих
игл-лучей. Лучевое давление выдувает новые, дочерние пузырьки - так живое
стало почковаться. Плазма потекла от центра к краям живых пылинок -
наметились артерии. Межклеточный противоток плазмы положил начало венозной
системе. Ионные биотоки заставляют плазму свертываться в волокна - так
намечается нервная система.
Жизнь, подобно Афродите, возникла из пены морской.
...Вот как Соолли это представляла и видела. Мог ли я не вмешаться?
Почти невольно я продолжил фильм.
Мои кадры... для нее.
Афродита выходит из пены морской.
...У нее темные волнистые волосы, большие синие глаза. (Точь-в-точь
Соолли.) Выйдя из пучин морских на дневной простор, она тут же надевает
старомодные роговые очки, не заботясь об остальных предметах туалета. Тут
я включил звук погромче: "С днем рождения, Соолли!"
ВЫДЕРЖКИ ИЗ НЕОПУБЛИКОВАННЫХ ИНТЕРВЬЮ
Константин Ольховский, руководитель пятнадцатой экспедиции на
исследовательском корабле "Гондвана":
Можно предполагать, что гены цветов несут двойную информацию. Тонкая
структура гигантских молекул хромосом еще не раскрыта. Сорок шесть узелков
- это поэтический образ, помогающий понять суть, не более. Но вряд ли
следует исключать фантастическое на первый взгляд предположение. Мы
обязаны обратить внимание даже на самый невероятный исход.
Энно Рюон, навигатор и механик "Гондваны":
Удивляет случайное пророчество древних звездочетов, давших имя
Близнецы именно тому созвездию, в котором превзойдены все рекорды близости
светил. Десять миллионов километров - это мало даже по меркам нашей
солнечной системы. В библиотеках информационных центров я нашел упоминания
и статьи об этом эксперименте прошлого века. Вопрос о цивилизации наиболее
интересен. Они пытались понять себя и свою планету как часть мира. Да, они
превзошли нас. И ничего не утратили в процессе развития. Еще долго не
найдем мы столько межзвездных кораблей, чтобы вызволить их из беды. Но
захотят ли они этого? И нет ли у них другого пути в будущее?
Борис Янков, биолог фитотрона:
Почему я решил стать биологом?.. С детства люблю все живое. Бродил по
лесам, по сопкам, по берегу моря. Читал, слушал рассказы. Однажды увидел
настоящий фитотрон. Держал на коленях орех сейшельской пальмы, обхватив
его руками. Трудно было поверить, что из-под коричневой кожуры
когда-нибудь покажется живой росток... А отец рассказывал потом о долгих
приключениях сейшельских орехов: как они попадают в море и тонут, но,
когда верхняя оболочка спадет, они становятся легче и всплывают.
Ветер и течения носили их по белу свету, пока шхуна или бригантина не
принимала на борт тропическую диковину. Средневековые мудрецы гадали, к
какому царству их отнести: животному, растительному или минеральному.
Рассказывали, что растут они на деревьях в подводных садах близ Явы. Будто
бы не раз ныряльщики соблазнялись видением дивных морских кущ, но стоило
им приблизиться к ним, как видение исчезало. Но проходит время - и
гиганты-деревья поднимают над водой свои кроны. И тогда прилетает грифон
охранять их от людей.
Метр в окружности! Семилетнему мальчугану не поднять такой орех.
Пронырливые мореходы некогда рассказывали чудеса об их целительной силе.
Один из Габсбургов обещал заплатить четыре тысячи золотых флоринов за одну
такую находку. Неизвестно, нашелся ли капитан, готовый выполнить заказ
монарха. С фитотроном проще.
Сергей Шинаков, историк и лингвист, специалист по дешифровке
памятников письменности:
Вы спрашиваете, почему я мысленно сфотографировал текст, как бы
выучил его наизусть? Почему боялся, что он исчезнет?.. Мне припомнился в
те дни подлинный случай, отмеченный в документах семнадцатого века. К
одному из сподвижников Оливера Кромвеля пришел неизвестный и заявил:
"Сэр, вам слишком много драгоценного времени приходится терять в
черном кабинете, где вскрываются письма и снимаются копии. Между тем
меньше чем за минуту я могу подготовить копию любого письма, как бы
пространно оно ни было".
Джон Турлоу, к которому обратился незнакомец, был удивлен его
осведомленностью в работе отдела полиции, ведавшего перлюстрацией.
Надвигались решающие события, и непредвиденная помощь могла оказаться
очень полезной. Незадолго до этого Турлоу с помощью доктора Джона Уоллеса
Оксфордского дешифровал секретный код эмигрантов, готовивших убийство
Кромвеля. В соседней Франции зрели заговоры и плелись искуснейшие интриги.
И потому без долгих размышлений Турлоу принял предложение. Новый сотрудник
работал в отдельном кабинете. Он регулярно передавал Турлоу копии наиболее
интересных писем. Именно он каким-то непонятным образом умудрялся работать
даже с отравленными посланиями, адресованными лично Оливеру Кромвелю.
Любопытная подробность: через десять-двенадцать часов буквы на копии
документа тускнели, и вскоре исчезали совсем, как будто бы их и не было
вовсе. Оставался чистый лист бумаги. Но за это время Турлоу и его
многочисленные сотрудники успевали узнать много.
Так было покончено с заговором сэра Джона Пекингтона, ввозившего в
Англию боеприпасы под видом французских вин и парфюмерии. А немного позже
- разгромлено тайное общество роялистов "Тугой узел".
Секрет быстрого получения копий так и не был открыт. Фотография
родилась два века спустя после этих событий. Но первые фотокамеры и не
справились бы со столь тонким и спешным делом. Эта любопытная история с
исчезающим текстом не давала мне покоя.
Андрей Никитин, научный обозреватель вестника "Океан", журналист и
поэт:
Что я могу сказать?.. Они видели свое будущее, начало бесконечной
дороги в никуда. Они хорошо знали начало пути, но как он кончится и
кончится ли когда-нибудь - об этом они могли лишь гадать. Наверное,
последние из них сидели у темных окон, глядя в проколотое звездами небо, и
не могли уснуть в преддверии жгучего утра, новых потоков огня,
низвергаемого светилом.
Могли ли они хотя бы мысленно свыкнуться со своим новым "я", с новой
стихией, которой они вверяли себя, свое будущее? Они оставляли бронзовые
статуи и храмы, висячие мосты и мраморные дворцы. Впереди их ждало нечто
более долгое, чем самый долгий сон.
Говорили ли они друг другу прощальные слова? Желали ли встреч? Было
ли это в самом деле похоже на сон - с потаенными видениями, глубоко
спрятанными мыслями, неожиданными прозрениями? Или это напоминало небытие
- черную бесконечную пустоту? Хрустальный свет, струившийся с горячей
звезды, торопил их. Вряд ли у них оставалось время на всякие
второстепенные эксперименты, хотя они и знали, что потом окажутся
бессильными что-либо изменить...
Молчат гробницы, мумии и кости, -
Лишь слову жизнь дана:
Из древней тьмы, на мировом погосте,
Звучат лишь Письмена.
Огромная планета дичала, словно околдованная. Буйные ветры обнажали
пласты самородного металла, засыпали русла пересохших рек, развалины
дворцов.
В дневник я заношу иногда поэзограммы событий, но не для того, чтобы
обнаружить потом что-то важное (оно помнится и так, не забывается).
Хочется иногда понять, проследить, из каких же кирпичиков или атомов
слагается жизнь, что волновало меня вчера или десять лет назад. Есть там
записи и о чудесах столетней давности. Стоит перевести стрелку на его
обложке, и я могу узнать про дрожжевую клетку, соединенную с красным
кровяным шариком, про первых роботов-регулировщиков на улицах городов, про
ген, синтезированный в лаборатории, про Несси, древнюю рептилию длиной в
двадцать метров с ромбовидными плавниками, чешуйчатой кожей и крохотной
головкой (вид вымер в результате активного вмешательства в экологию с
целью его обнаружения и охраны). Есть там записи и о мелких чудесах, на
которые пресса проливает свет с правильными интервалами, подобными
периодам между эпидемиями. Есть и личные наблюдения, именно те, которые
могут оказаться со временем на грани забвения. Привлекают своей
необычностью старые стихи, нравятся рифмы, подчиняющие мысль.
История с Близнецами полна поэзии, по крайней мере для меня. Ведь
разрушение в жизни и поэзии не что иное, как начало созидания. Думаю,
глубоко прав мой предшественник, сказав однажды:
Весны пословицы и скороговорки
По книгам зимним проползли.
Глазами синими увидел зоркий
Записки стыдесной земли.
Для него, как и для меня, поэзия - преддверие будущего.
ОСТРОВ
"Гондвана" бродила близ Марианской котловины, и несколько раз я видел
на горизонте зеленые острова и атоллы. Вода удивительно прозрачна.
Планктон исчез. Мы продвинулись дальше на восток и увидели настоящие
океанские пустыни: течения здесь давно утихомирились и не приносили
питательных солей из глубин, десятки метров под килем "Гондваны" казались
стеклом, которое не мешало наблюдать диск. (С его помощью измеряли
прозрачность. Измеряли и удивлялись.)
Где-то в районе Центральных Полинезийских Спорад мы обнаружили
отклонения в скорости акустических волн, распространяющихся в разных
направлениях. Дно океана устроено не так уж плохо с точки зрения физика.
Земная кора там в три-четыре раза тоньше, чем на суше, у нее меньше слоев,
но она постоянно передает потоки энергии из земных недр и воспринимает
размеренное движение глубинных вихрей.
Когда "Гондвана" шла полным ходом, перед нами словно в цветном
калейдоскопе мелькали острова. В пределах одного архипелага расстояния
между ними не так уж велики, и полинезийские лодки с отважными смуглыми
гребцами на борту без труда преодолевали их. Коралловые острова резко
отличаются от вулканических. Они едва выглядывают из океанских волн. Я был
удивлен: растительность на этих плоских, всего в несколько метров высотой
памятниках жизнелюбию мелких морских созданий так однообразна, что все они
казались издали одинаковыми. И здесь не произрастали ни хлебные деревья,
ни бананы, не возделывались батат и ямс, не шумели леса, не струились реки
и ручьи.
Экзотической красотой, роскошными пейзажами, считающимися
классическими для этих мест, отличаются только острова вулканического
происхождения. С этой оговоркой я мог бы подписаться под словами одного из
путешественников прошлого:
"Перед нами возникла вдруг долина. Я окинул ее взглядом, затаил
дыхание, прикрыл глаза, чтобы солнце не слепило меня, и снова взглянул на
нее. Столь прекрасной и пленительной картины мне еще не приходилось
видеть.
Вдоль черного берега, усеянного обкатанными водой камнями, на
расстоянии примерно в один километр волны разбивались, образуя беспокойную
пену, в которой играли и сверкали блики солнечного света. За камнями сразу
же начиналась полоса зеленой, как изумруд, травы, впереди росли стройные
пальмы, раскачивая на ветру султаны листьев, которые каждое мгновение
меняли свой цвет от бледно-зеленого до темно-каштанового. Среди пальм
виднелось несколько красных крыш и широкая дорога, окаймленная деревьями -
цветущими тиарами и пуару. Дорога, однако, вскоре исчезала, теряясь в
пышной и густой растительности, и растительность, подобно зеленой реке,
заполняла всю долину, чтобы в конце концов упереться в скалистую круглую
стену в виде правильного полукруга. Можно было поклясться, что находишься
в театре, что горизонт - это нарисованные декорации, настолько гармоничным
был пейзаж".
Как-то мы подошли к такому острову на "Дельфине". Только не было
красных крыш и дороги - все здесь выглядело первозданным. Я знал: самые
малые острова превратили в заповедники - места пока достаточно и на
космическом кольце.
Валентина оказалась на "Дельфине", а я сошел на берег и попросил часа
через три забрать меня. Я шел по теплому песку и радовался: похоже, что
мечта моя осуществилась, остров был передо мной, и темные птицы кружили
вдали, у невысоких скал. Я искупался в лагуне и растянулся на пляже. Но
солнце припекало, и пришлось перебраться к скалам - там были и зелень и
тень.
Я задремал. А когда открыл глаза, то увидел у самого уреза моря
Валентину. Но возвращаться мне было рано: едва ли прошел час с тех пор,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг