достижениям техники, но какой прок от этого собрания, если в кармане нет
ключа от укрытия? Ключ - это все. И будь он у меня, я не пошел бы к
Ольховскому и не тревожило бы меня по дороге предчувствие, закономерно
оправдавшееся.
- Что вы знаете о тайфуне? - спросил он.
Вопрос показался мне чисто риторическим, но я вежливо ответил на
него:
- Это ураган. Настоящий ураган. Нужно быть предельно собранным и
внимательным.
- Да, это правда. С тайфуном шутки плохи. Обычный ураган средней силы
или настоящий ураган, как вы изволили выразиться, по сравнению с ним
легкий бриз. Знаете ли вы, сколько ядерных зарядов, каждый из которых
делает выемку под водохранилище, упрятано в "Глории"?
- Ядерный эквивалент поражает воображение, я читал...
- Тридцать тысяч крупных ядерных зарядов. Вот с чем надо сравнивать
энергию сильнейшего из тайфунов. Это не так уж мало и далеко выходит за
рамки явлений, способных только поразить воображение. Как вы думаете?
- Пожалуй, - согласился я.
Теперь мне ясна стала тактика Ольховского: за беседой время пролетит
незаметно, а там видно будет.
- А знаете, сколько атомных зарядов в обычной грозе? - спросил я, в
свою очередь.
- Немного, - ответил Ольховский.
- Девяносто, - соврал я.
- Возможно, - снисходительно кивнул мой визави.
- В детстве мне приходилось гулять в грозу босиком тем не менее.
- Дети - смелый народ. Да что дети, и родители иногда попадаются
отчаянные. Кое-кто именно в недостаточном воспитании ищет корни
безответственности. Впрочем, это особая тема.
- Отважные летчики пересекали тайфун на самолетах. Я видел
старые-престарые фото. Представьте себе древний самолет, эту неуклюжую
машину из алюминия, в черном вихре урагана. И летчика. Думаю, тут нужна
самая высокая степень ответственности, какую только можно себе
представить. Для современного эля это не проблема. Любой из нас сделает
это не задумываясь, если речь идет о жизни другого человека. О деле,
наконец.
- Вы правы, любой способ хорош, если он последний, вынужденный. Я
думаю, Ольмин отказался бы разделить место в эле. И как бы я или вы ни
уговаривали его, не согласился бы покинуть Берег, если, конечно, нам
удалось бы его разыскать там.
- Но попробовать стоит. Это наш долг.
- Ну еще бы! К нему уже послали два автоматических терраплана с
приказом эвакуироваться. Давайте обсудим, в какую именно точку побережья
направить автоматический эль. Мне кажется, он может находиться неподалеку
от главной станции, например возле отражателя. Как вы думаете?
- Говорят, он молчит. Только радиоавтомат передает сводку об
эксперименте. От его имени.
- Это детали.
- Думаю, можно нащупать и то место, где он сам. По линии связи.
Уверен, что быстро найду его.
Наши взгляды встретились. До этого мы думали каждый о своем.
Между нами вдруг встала Валентина. Я не знаю, как это получилось. Но
я вспомнил о ней. И он тоже.
- Шутки в сторону, - резко сказал он, - эль вы не получите. И хватит
об этом.
- Мне нужна машина! - твердо сказал я.
- Зачем? - спросил Ольховский сурово.
- Помочь Ольмину. Вы хоть понимаете, что там происходит?
- Он сумасшедший!
- Как вы смеете!..
- Вы не получите машину! Пока тайфун не пройдет между берегом и
"Гондваной". Оставим этот разговор.
* * *
На палубе было сумрачно, сыро, скользко, косой дождь хлестал с того
самого часа, как мы отошли от берега. За спиной остался гостеприимный
причал маленького тихоокеанского островка. У "Гондваны" начинался новый
долгий маршрут: завтра небо станет ясным, ветер утихнет, откроется
простор. А я?
И тут я наткнулся на Энно. Он быстро шагал мне навстречу, наверное,
спешил укрыться от непогоды в каюте. Я загородил ему дорогу.
- Энно, мне нужен эль!
- Ты говорил с Ольховским?
- О чем с ним говорить... Конечно.
- Да... Но ведь он за тебя отвечает. Упросить нельзя?
- Ну что ты меня пытаешь, как будто сам не знаешь! У тебя есть ключ
или нет?
- Я сдал его.
- Ну да, я и запамятовал, он отвечает за людей, а ты за машины, и
потому все так удобно здесь устроились.
- Что ты говоришь!
- Пойдем! - Я взял его за рукав плаща и повел. Он послушно шел за
мной, даже не пытаясь освободить руку.
Мы подошли к элям. Они стояли, поблескивая крутыми выпуклыми боками.
Над ними опрокинулся купол, похожий на огромную линзу, - защита от
непогоды. Я ударил кулаком по голубоватому прозрачному пластику. Он
спружинил и отозвался мягким певучим звуком.
- Давай ключ, - сказал я Энно. - Я все возьму на себя.
Он молчал и грустно улыбался. Тогда я понял, что у него действительно
нет ключа. Ни при себе, ни в каюте. "Энно, Энно, - подумал я, - не так уж
часто я встречался с тобой, но успел выдумать тебя с головы до ног, и
вовсе ты, оказывается, не такой, каким показался мне в тот первый день три
года назад, когда мы охотились на манту".
Я отпустил его. Он пошел ссутулившись, потом оглянулся, остановился,
словно раздумывая, снова подошел ко мне.
...И мы вместе долбили голубой пластик ломом, и пинали его ногами, и
поджигали с помощью старинной паяльной лампы, которую он хранил в своем
сундучке, и резали самозатачивающимся старинным кинжалом и просто ножом.
И, обессилев, царапали алмазом, поливали химикалиями и снова пинали ногами
и били кулаком.
А потом старик, запыхавшись, принес под плащом лучевой пистолет, что
меня немало удивило, и мы палили поочередно, словно по мишени, по входному
блоку, а пластик, пружиня, отступал и с певучим мягким звуком возвращался
на место, в мгновение ока затягивая раны и рубцы. Укрытие не поддавалось.
Через четверть часа я изнемог, и мы ушли, побежденные, покорившиеся,
тихо, как отходят шлюпки от ночного причала.
Я мучительно искал выход. Если связаться с Никитиным? Через час, от
силы через два он будет здесь, на борту "Гондваны". Полетим вместе. Или
нет... Лучше я его оставлю здесь на некоторое время. Но как осуществить
этот простой план, если даже обычный видеофон расположен в каюте
Ольховского? Вторая установка у его помощника, но воспользоваться ею тоже
нельзя без его ведома. А в том, что согласия на прибытие эля не будет, я
не сомневался. У Ольховского неуязвимая позиция: он считал, что отвечает
за меня. Переубедить я его не мог. Потому что он был прав. Как же он
примет Никитина, если тому надо следовать прямехонько через кольцо
тайфуна, а если обогнуть его, то воздушная экспедиция лишится смысла из-за
невосполнимых потерь времени. Уж он-то сообразит, что будет после...
Придется разрешать Никитину обратный полет. Или мне вместо него. Или нам
обоим.
Ольховский был настороже, и обойти его я не мог. Он дал мне понять,
что лимит несчастных случаев на "Гондване" полностью израсходован. И я не
мог возразить.
Моя безопасность была сейчас превыше всего: я был гостем "Гондваны".
Абсурд: разве я не мог распоряжаться собой? Обо мне проявляли трогательную
заботу. За этим могло скрываться что угодно: соображения безопасности,
боязнь ответственности, нежелание ломать себе голову над чужими
проблемами, то есть попросту безразличие. Или все это сразу вместе? Голова
сделалась тяжелой, я готов был возненавидеть его без достаточных, впрочем,
на то оснований. Только через несколько минут я взял себя в руки. В конце
концов, так можно что угодно выдумать - и самому поверить выдумке. А потом
вооружиться, например, дезинтегратором или микропистолетом, наподобие тех,
что так ловко пускают зайчик, когда нужно обновить коллекцию экспонатов
биологического музея. И предъявить права человека, который волен всегда и
всюду безоговорочно распоряжаться собой, а значит, и другими... Так
выходило.
Меня охватило оцепенение. Я закрыл глаза, даже задремал, но все
слышал, малейшие шорохи, чьи-то шаги за переборкой, улавливая мерные
всплески волн за бортом. "Гондвана" шла полным ходом, расстояние между
судном и Берегом Солнца быстро увеличивалось. А я все лежал и старался
забыться: а вдруг во сне произойдет чудо?
Становилось тише, как будто уши заложило ватой. Но я вдруг понял, что
за дверью кто-то стоит. Да, я слышал шаги, но у моей каюты звук растаял.
Там кто-то притаился. Я лежал без сил и почему-то не мог пошевелить даже
пальцем. Но все понимал. Голова стала ясной.
Чье-то дыхание... Может быть, это лишь показалось мне; но кто там, в
трех шагах от меня? Дверь стала медленно открываться. Только после этого
раздался тихий стук. Я разрешил войти. Из-за портьеры в комнату вошла
женщина.
Я молча смотрел на нее и в первые мгновения не узнавал. Лицо ее было
знакомым, как лицо актрисы, которую случайно видел в старом кино, но
название ленты давно вылетело из памяти, и, кроме подсказки, не на что
было и надеяться. Надо же...
Она не без любопытства разглядывала меня. Я встал и предложил ей
стул. В моей голове вспыхнуло: Аира! И это имя я произнес вслух. Она не
ответила, как будто догадка моя не имела для нее ровным счетом никакого
значения.
- У меня к вам просьба, - сказала она спокойно.
- Вторая просьба, - уточнил я, - первую мне удалось выполнить.
Когда-то вы попросили рассказать о женщине со звезд...
- Да, - просто сказала она, - это была я.
- Тогда вам без труда удавалось изменять... Изменять внешность.
- Это совсем нетрудно.
- Я слушаю вас.
- У меня мало времени, чтобы подробно рассказать вам...
- Жаль. У меня его сколько угодно.
- Значит, я могу надеяться?
- Разумеется.
- Я вам верю. Вы ведь знаете, что я работала с Ольминым? И знаете,
почему я это делала. Так вот: никогда еще так не нужна ему была помощь,
как сейчас.
- Я это знаю. Дальше.
- Вы сможете...
- Помочь ему?
- Да.
- Нет. Пока не будет эля - нет.
- Это пустяки.
- Вы дадите мне эль?
- Если вы хотите ему помочь.
- Что за вопрос! Но не оставите же вы мне свой эль? Тогда вам
придется встретиться с экипажем этого славного дредноута, и если когда-то
вам удалось скрыться от меня, то теперь ситуация может оказаться другой.
- Я достану эль.
- Мне нужен магнитный ключ.
- Хорошо. Ждите меня.
Она выскользнула из каюты, а я смотрел и смотрел, как медленно
опускалась портьера, потревоженная волной воздуха, слетевшей с того места,
где только что стоял человек.
Я опять лег спать и стал размышлять. Маски были сорваны. Ради чего?
Ради успеха нашего дела? Конечно. Но не только... не только.
Когда она вернулась, в голове моей почти сложился ответ. Прошло едва
ли пять минут. Аира протянула мне руку, на ладони ее лежал ключ с
магнитным кодом от всех элей "Гондваны". Тонкая, теплая рука, на запястье
зеленый браслет.
- Как это вам удалось?
- Это копия. Ключ остался у Ольховского.
- Еще лучше. Вас подкинуть к берегу?
Я внимательно смотрел в ее темные прозрачные глаза.
- Я сама, - сказала она и вдруг спохватилась. - У меня другие дела.
Вот, возьмите... тороин.
- Тороин! Так это ваш подарок нам. Вот оно что! Спасибо!
Я вышел на палубу. Пробрался к элям. Облюбовал один из них, похлопал
его по обшивке, как некогда ковбои похлопывали верховых лошадей. Только у
меня для этого жеста были основания иного порядка: тайфун над океаном -
это не дымок над вигвамом в прериях. Обшивка не пропускала звук, не
отзывалась на удары и похлопывания - то, что надо.
Аира стояла за моей спиной. Я махнул ей рукой и вскочил на услужливо
подставленную элем ступеньку. И вдруг я услышал:
- Спасите его!
Любовь. Стихия. Любовь?.. Да. Снова став Аирой, она не совладала с
ней. Не смогла... не смогла.
Она стояла на том же месте, я уже был в машине и уже поднимался в
воздух, а в ушах моих звучало:
- Спасите его!
ИНТЕРЛЮДИЯ: ГАРМОНИСТ
Наверное, стоило все же удивиться его неожиданному появлению. Почему
сейчас? Прихоть памяти? Я отчетливо увидел его лицо, раскосые зеленые
глаза, крепкие скулы, лоб в морщинах. Кажется, он стал старше, мой
гармонист... Брови дрогнули, поднялись, он внимательно смотрел на меня с
минуту, потом отвел глаза и заглянул в стекло эля, полупрозрачное
отражение его лица возникло на фоне густых плотных туч. Ураган нес их к
берегу, стекло подрагивало, мне стало интересно, что же будет. Я и забыл,
что это всего-навсего игра воображения.
"Пусть играет, - подумал я, - давно не слышал его. Куда это он вдруг
исчез из моей памяти?"
Он легко и быстро тряхнул головой, и пальцы его забегали по кнопкам.
"Диди-рула-рула-рулла! Рула-рула-рулла-та!"
Эль несся сквозь нагромождение черных, набухших облаков, разрываемых
ветром на части. Мимо окошка проносились темные полосы тумана. В стекло
ударяли тугие струи влажного воздуха, на нем оседали капли, потом их
сдувало.
Взгляд гармониста стал веселым и беззаботным; он сразу как-то
высветил его мужественный облик, и мне понятны стали движения души,
переданные в мелодии. О чем была его песня?
Хрустально-прозрачные, хрупкие звуки наполнили эль звоном весенней
капели, звучанием ручьев, птичьими криками на заре. Ласково струящаяся
мелодия точно и быстро очертила этот сказочный мир, до которого одна моя
память не скоро добрела бы. Пробуждение земли, за ним - тема других
стихий: воды, воздуха, огня. Тлеет багрово-красный холодный огонь,
разгорается, светлеет. И вот вспыхивают языки белого очищающего пламени. В
нем безудержная сила солнца и пробуждения земли. Вещая мелодия похожа на
заклинание: весна не уйдет навсегда, огонь не погаснет. Вот он, гармонист.
Русоволос, строен, зеленоглаз...
Мы с ним думали одинаково. И похож этот гармонист был чем-то на меня.
Как не спеть, не сыграть о стихиях, если они всегда рядом: земля, огонь,
вода, воздух. И три другие - тоже. Человек присматривался к окраске
небесного свода, к стрельчатым облакам, лучам, столбам и веерам сполохов,
кругам возле Солнца и Луны, к сверканию молний, зарницам и едва заметному
рисунку солнечных пятен, к светлым и темным струям течений, узнавал силу
ветров и вулканов. Но только сотни лет спустя познал, как велика мощь
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг