Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
Не каждому это дано.  Я не смог бы разыскать его, и никто из моих знакомых
- тоже. Только она, Аира...
     Но  первый день прошел попусту,  видно,  не там искала.  В  сиреневых
сумерках пробиралась к элю в густых зарослях папоротника.  Услышала плеск,
шелест,  кто-то чихнул и фыркнул,  как маленькая лошадь: барсук! Полосатый
зверь, не таясь, пыхтел и барахтался у берега. Выскочила из воды лягушка -
прямо ему в  пасть.  Аира вспугнула его.  Он насторожился,  поднял круглый
свиной пятачок и неторопливо удалился.  Она вернулась домой, и чудились ей
осторожные шаги под окном светлой майской ночью и шум молодой листвы.
     Утром Аира вернулась к  сухому,  со сломанной вершиной ильму.  Отсюда
она улетала накануне вечером.  И  снова поиск.  У  подножия ильма зеленела
поросль черемухи.  Ее взгляд машинально скользнул по сушине - дерево ильма
казалось настоящим гигантом.  На  высоте  десяти метров от  земли  чернеет
дупло,  и там,  в темноте,  пищат птенцы филина.  В просвете между ветками
черемух видны норы -  жилище семьи барсуков.  Слева шумит,  гуляет река...
Вечер. Утро. Новый день...
     Аира поворачивает к берегу и идет у самой воды.  У нее теперь быстрая
сильная походка, она будто летает, и угнаться за ней нелегко.
     Над головой ее пролетел пестрый,  яркий широкорот -  птица с  красным
клювом  и  морковного цвета  лапами,  сине-зеленым оперением,  отливающими
металлом  сильными крыльями.  Аира  удивленно следила  за  ним:  широкорот
перелетел реку, вернулся и сделал над ней круг. Пестрая франтоватая птица,
быть может,  впервые видела здесь человека.  И человек удивлялся не меньше
живой диковине. Впереди, в кедраче, возбужденно ухали филины, которых Аира
вспугнула у гнезда.
     В  полдень она вдруг вспомнила свое прежнее имя:  Ирина.  Удивительно
отчетливо всплыл в  памяти и  тот день и час,  когда стояла она на мосту с
браслетом.  Она  думала,  браслет унесло вниз течением.  Она искала его не
там.  Вспомнила,  узнала мост,  и  это  стало своего рода новым сигналом к
поиску.  Возникло видение:  женщина  с  браслетом.  Здесь,  здесь...  Аира
взбежала на мост.  Внизу несся холодный поток.  Она разделась,  помедлила.
Поджав ноги,  легко прыгнула вниз. Над самой водой вытянула руки, положила
на них голову и,  как будто продолжая полет,  унеслась с  быстрой глубокой
струей.
     Аира нырнула,  достала дно  пальцами,  перевернула несколько камней -
валуны отнесло вниз,  как только она лишила их  опоры.  Выплыла на  берег,
растерянно высыпав на  землю горсть мелких камней.  Браслета не было.  Она
согрелась под  солнцем.  Вошла  снова в  воду,  поплыла вниз  по  течению,
ныряла,  в  глубоком страшном омуте  встретила зубастого тайменя,  достала
овальную перловицу,  но  жемчужины внутри не нашла.  Она еще не улавливала
излучение,  которое шло от браслета.  Но он был здесь,  она это знала. Она
вернулась почти к  самому мосту,  снова бросилась в  воду и стала искать у
другого берега. И почувствовала, что ладони стали как будто теплыми. Как в
детской игре,  теперь было то тепло,  то холодно. И вдруг - горячо! Второй
сигнал.  Здесь!  Она  нырнула  в  последний раз,  разгребла мелкие  камни,
укрывшие выбоину в  гранитной подводной скале,  и достала то,  что искала.
Браслет.
     Лицо  ее  преображалось,  явственнее проступали новые черты.  Она  не
спеша  взошла  на  мост,  оделась и  смотрела,  как  бьется внизу  голубая
холодная вода,  через которую едва просвечивают светлые камни... Больше не
было Ирины Стекловой,  даже внешне не осталось в  ней ничего,  что помогло
узнать бы в ней знакомую.  Может быть,  только пристальный взгляд выхватил
бы  откуда-то  из  глубины  ее  почти  неуловимое сходство с  Ириной.  Так
едва-едва проступают камни на  дне  потока,  что бежит до  сих пор под тем
самым мостом.


                                  * * *

     Я видел, как склонилась она над озером, как снова привыкала к себе, и
нельзя было угадать,  о  чем она думала.  В  зеркале воды -  тяжелая волна
волос, внимательные глаза, тонкая рука с браслетом. Ты ли это, Аира?
     Над  озером кружит большая красивая птица-скопа.  Тихо и  ясно.  Ушли
облака за  дальнюю сопку.  Птица  с  лета  бросается вниз,  взметнув столб
брызг.  И ей повезло сегодня:  с добычей набирает она высоту. Потом как бы
зависает в  вышине.  И  мокрые перья  ее  встают дыбом,  топорщатся,  и  в
мгновение ока  птица отряхивает с  себя воду.  На  лету.  Под  ее  темными
крыльями - радуга. Мы оба машем птице рукой. Только Аира не видит меня.
     Я   начинал  понимать  ход  событий.   Не   случайно  Ирина  Стеклова
интересовалась проектом.  Красноречивее всего  об  этом  рассказал мне  ее
дневник.  Обеспокоенный ее  долгим  отсутствием,  я,  не  сказав никому ни
слова,  пробрался -  да,  тайно!  -  пробрался к ней домой и прочел его, с
первой страницы до  последней.  О  многом я  догадался,  теперь стало ясно
остальное.  Мы  были квиты:  когда-то  на  "Гондване" Аира выкрала запись,
подаренную мне Янковым...
     То,  что происходило у нас под боком и носило название "Проект "Берег
Солнца",  было,  по существу,  первой попыткой управлять излучением звезд.
Попыткой  многообещающей.   И  не  было  лучшего  способа  ознакомиться  с
проектом, чем принять в нем непосредственное участие. Она так и поступила.
Еще один шаг -  и  принцип можно распространить на любую другую звезду,  в
другом уголке вселенной...  Тогда,  наверное, нетрудно отвести губительные
лучи  от  далекой  планеты,   вернуть  ей  жизнь,   историю,  цивилизацию.
Где-нибудь по соседству, на другой планете, нужно установить концентратор,
собирающий  лучи,   и   отражатель,   уводящий  их  подальше,   в  мировое
пространство.  Звезда сразу поблекнет,  световые нити протянутся в стороне
от планеты, минуют ее.
     Именно это  она поняла и  стала работать с  нами.  Но  кто поверил бы
Ирине Стекловой,  если бы она вдруг заявила,  что это единственный и самый
быстрый способ  помочь  другой  планете?  Ведь  истина  всегда побеждает в
борьбе мнений.  Зато  у  Аиры  было  гораздо больше шансов сразу убедить в
своей правоте. Так я понимал теперь происходящее.
     Аира хорошо узнала нас.  У нее было много времени для знакомства. Она
работала с нами бок о бок; лучше не придумаешь. Наверное, отбросив личину,
она оставила знания.  У  нее был дневник,  и я не смог бы при всем желании
опубликовать его полностью:  сведения казались всеобъемлющими. Ее раздумья
о проекте были интересны и даже мне дали много нового.
     У  нее была кассета с записью того,  что случилось в фитотроне.  В ее
руках были все ключи к  дальнейшим контактам.  Что она предпримет сегодня,
завтра,  послезавтра? Гадать бессмысленно. Я не смог бы предсказать тогда,
на  "Гондване",  что станет с  ней и  увижу ли  я  ее вообще когда-нибудь.
Думаю, что никому это не удалось бы тоже.
     Но  намек Энно относительно высокого уровня развития той  цивилизации
оказался оправданным.  Этот  современный язычник,  все  время  стремящийся
освободить человека  от  "технического абсолюта" и  вернуть  его  хотя  бы
частично  в  лоно  природы,  неожиданно оказался  пророком.  Недаром  даже
дикари,  реконструированные его воображением, зачастую обгоняли Колумбов и
Магелланов.
     Так уж получалось,  если прислушаться к  нему,  что у них-де и память
получше,  и руки попроворнее.  Если не у всех, то у тех из них, кому можно
бы присвоить титул "первобытный инженер" или "первобытный землепроходец".
     ...Сознаю:  никакие мои  рассуждения не  помогут до  конца постигнуть
Аиру  и  ей  подобных:   слишком  уж  непохожи  они  на  нас  (не  внешне,
разумеется). Она, однако, не удержалась, чтобы не искупаться в озере в тот
же день... Рядом с ней вольная гладь нагретой солнцем воды - некогда нужна
была вся  память многих поколений там,  у  нее на  планете,  чтобы хотя бы
мысленно воссоздать такой же вот озерный ландшафт.
     С другого берега я смотрел, как она плыла, как легла на спину, доплыв
до середины,  и  отдыхала на воде,  и  от рук ее расходились мягкие волны.
Найдется ли  человек,  который сможет передать это  словами?..  Хотя бы  в
будущем или в прошлом?  Странная мысль..  Некогда,  не так уж давно, легче
было найти человека, который был бы на "ты" с природой. Лет эдак сто - сто
пятьдесят назад.  Ему  только осталось бы  угадать Аиру,  предвосхитить ее
визит к нам. Потом взять перо... Почему бы нет? Тогда много фантазировали.
     ...У меня закружилась голова.  Было вокруг так светло и прозрачно.  И
что-то подсказывала память.  Может быть,  мне было все же легче,  чем этой
женщине, купавшейся в озере? Вспоминать ли?..

           Береза шумная, юная, на берегу стояла,
           Береза взглянула в воду, испуганно затрепетала,
           Бежать бы скорей, бежать бы, косы свои развевая.
           И не смогла. И заплакала. А почему - не зная.

           Я подошел к березе, чистой такой и белой,
           Нож вонзил беспощадно в ее молодое тело,
           Жадно напился соком - кровью ее живою,
           Упал и заснул... Береза шумела над головою.

           Мне снились мои потери, мне снились мои печали,
           И ветви твои, береза, сочувственно трепетали.
           С ножом в руке я проснулся - короток сон злодея...
           Голубее могло быть небо, но быть не могло грустнее.


                     ИЗ БРОНЗОВОЙ ЭПОХИ В КОСМИЧЕСКУЮ

     Помню,  как робел и даже смущался,  когда сказали,  что Ольмин примет
меня.  Неловкость моя объяснялась просто:  я когда-то хотел стать тем, чем
был он,  но мне это не удалось,  как я ни старался.  Дело, выходит, во мне
самом:  других причин выдумывать нечего. Я знал, что мы почти ровесники. А
вот он достиг...
     Правда, у него был институт, но на этот счет я не обманывался: именно
ему  принадлежат  главные  результаты.  Я  довольно  хорошо  разобрался  в
сущности его работ.  В  них было как раз то,  что может вместиться в одной
незаурядной голове,  но никогда не уместится -  целиком или по частям -  в
нескольких.  Когда  проект  зарождался  и  были  рассчитаны  первые  схемы
реакторов,  он  предложил  использовать потоки  солнечных  корпускул.  Они
дополняли конус,  делали его  как  бы  плотнее.  И  были  тем  "подручным"
материалом,  который  вдруг  посчастливилось найти.  Оставалось  придумать
способы их  фокусировки,  чтобы они  легли в  тело конуса,  образовали его
стенки  и  вместе  с  частицами реакторов и  ускорителей стали  тем  самым
волноводом, по которому пошла бы энергия от Солнца к планете.
     Из этого возникло целое направление.
     Через год  схему реактора забраковали:  ни  одна  земная установка не
потянула бы такой нагрузки.  Ольмин включил в рабочий цикл обратную связь:
первые  порции  солнечной  энергии  достигали Земли  и  вливались в  поток
обменной камеры. Они вызывали усиление нового, второго по счету, импульса.
И этот импульс был во много раз мощнее первого:  он как бы впитал в себя и
земное и солнечное тепло. Конус очерчивался резче. И потому ливень фотонов
был от импульса к импульсу щедрее.
     Перспектива открывалась безграничная: это напоминало самофокусировку.
Но  попробовал бы  кто-нибудь  до  Ольмина  намекнуть  на  самофокусировку
солнечных лучей в пустоте. Думаю, даже фантазировать на эту тему считалось
смешным.
     И  вот я должен с ним встретиться...  Моя жалкая гордость проснулась:
теперь-то   все   эти  и   многие  другие  идеи  казались  простыми.   Мне
представлялось одно время, что и я смог бы сделать то же самое... Но я был
человеком из другого мира,  и  мне даже не полагалось как будто заниматься
этим.  Кто  я?  Журналист.  Репортер,  как некогда называли себя отдельные
представители  нашего  ремесла.   И  никакие  автоматические  запоминающие
устройства,   термопластические  записывающие  приборы  и   авторедакторы,
которые пришли на смену авторучке и пишущей машинке,  не меняли положения.
Когда-то я  отрекся от себя.  Или,  может быть,  нашел себя вновь,  кто же
знает...
     А Ольмин как будто угадывал,  о чем я думаю. Мы говорили в первый раз
около получаса,  потом я  встречался еще  раза два,  но  эти  встречи были
короче.
     ...Никакой позы,  ни малейшего намека на нее. Позже я признался себе:
на его месте я бы так не смог.
     В тот первый день я понял,  что это его статья повинна в происшедшем.
Это  она  обезоружила меня  много лет  назад,  когда я  начинал заниматься
теорией отражения волн от  корпускул.  Но  я  не  сказал об  этом.  Словно
предчувствовал, что придет время, когда это признание поможет мне.
     Он  вовсе  не  производил  впечатления  бесстрастного рафинированного
интеллектуала:  с  виду  человек вполне обычный.  Только ответы и  реплики
строже,  и  не однажды казалось мне,  что он не только со мной,  но и  еще
где-то в другом месте.  На берегу.  В институте. У реактора. У него иногда
появлялось такое  выражение на  лице,  точно  он  собирался сказать что-то
важное.  Глаза вдруг засветятся,  я  умолкну,  и  он молчит:  оказывается,
думает о своем.  Но эту невнимательность он ловко маскировал.  Я тоже умею
это делать.  Вопрос легко запомнить,  даже не поняв смысла, а через минуту
вернуться  к   собеседнику  оттуда,   из   своего  далека,   и   ответить,
рассказать...  И  все же он ни разу не сбился:  говорил твердо,  негромко,
уверенно,  как  будто  действительно  был  все  время  со  мной  здесь,  в
просторном кабинете с не преломляющими свет невидимыми стеклами.
     Он среднего роста, во время разговора вдруг встает и делает несколько
шагов по  комнате,  садится на место,  и  тогда лучше всего видно,  что он
одновременно размышляет и о своем.
     У  него  яркие каштановые волосы,  как  у  древнего кельта,  довольно
подвижное лицо.  Трудно предположить,  что он знает все или почти все, что
знает собеседник,  и  никакой вопрос не  застанет его  врасплох.  Но  это,
наверно, так. Может быть, я слишком быстро поверил в него.
     Я  простил ему  его  успехи,  его  злополучную статью,  наконец,  его
популярность.  Однажды он  с  интересом посмотрел на  меня:  кажется,  мне
удалось задать  нестандартный вопрос.  Но  вообще я  старался не  выдавать
себя: жалкое, должно быть, вышло бы зрелище.
     Я  успел угадать за  его  неторопливыми,  даже  медлительными жестами
странную энергию, почти одухотворенность. И что меня покорило, так это как
раз то,  что он  пытался ее маскировать.  Ему было приятно скрывать это от
других.
     Кое-что он упрощал.  Намеренно,  как мне показалось.  Я шел навстречу
его   желаниям  и   поправлял  его.   Когда   речь   зашла  о   программах
астрономических  и  физических  исследований,  связанных  с  проектом,  он
рассказывал совсем о несложных вещах.
     Кто  скажет наверное,  сколько именно исследовательских станций нужно
построить  на  Венере  в  будущем  году  или  сколько  ракет  послать  для
исследования околозвездного пространства?
     Ясно,  что  чем больше средств будет предоставлено одним,  тем меньше
останется их  другим  -  арифметика проста,  задача  решается элементарным
вычитанием. Но кому доверить это единственное арифметическое действие?
     Тут он замолчал и улыбнулся чему-то своему.
     - А вы знаете?..  - начал я и вдруг выложил все,  что успел разузнать
об Аире.
     Ольмин слушал меня с таким выражением лица, будто и понятия не имел о
происшедшем.  Но  это было не  так,  я  догадывался...  И  если даже Ирина
Стеклова  исчезла  совершенно неожиданно для  него,  он  мог  подумать что
угодно. Кто знает, чего ему это стоило. И мне вдруг стало неловко.
     "Не  хватает ему  как  будто других хлопот.  Отрывать его  от  работы
просто бесчеловечно, как ты этого не понимаешь, чудак, - подумал я о себе.
- Сама Аира,  наверное,  не захотела бы,  чтобы он знал правду. Его работа
нужнее.  И  ей  тоже".  Я  замолчал,  не  пытаясь продолжать этот туманный
разговор. И заметил, что он как будто рад моему молчанию... Мне оставалось
одно: старательно вникать в дело.
     Ольмин познакомил меня со строительством,  с главными объектами,  и я
постепенно стал  смотреть на  происходящее его  глазами  -  внимательными,
зоркими  глазами  физика,  готового  задуматься  над  кажущейся  простотой
явлений.  Магистральные теплоотводы на берегу уходили в тоннели и тянулись
на  многие километры под морским дном -  это я  хорошо знал,  но  без него
никогда не  удалось бы  мне так отчетливо представить,  что же происходило
там,  под многометровой толщей воды. И как удавалось наращивать длину этих
гигантских удавов,  тела которых составлялись из сверхпроводников, а чешуя
и  скелет -  из  прочнейших сплавов.  Как по  мановению волшебной палочки,
конструкции опускались в  тоннели и там соединялись намертво очень простым
способом.
     - Метод холодной сварки один из самых новых,  - рассказывал Ольмин. -
Он изобретен приблизительно 2000 лет назад.  Здесь нет ни противоречия, ни
парадокса.  Древние  кельты  открыли  показавшийся  им очень легким способ

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг