Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
     Валентина  приблизилась  к   одному   из   дельфинов,   подняла   его
механической рукой на  поверхность.  Он глотнул воздух.  У  Валентины было
теперь в распоряжении несколько минут. Она взяла образцы пораженных тканей
лимфы и крови.  Через минуту-другую молекулярный анализатор дал ответ:  из
множества  лейкоцитов  выделена  устойчивая форма.  Организм  вырабатывает
своеобразные антитела  -  они  атакуют  вирус...  Всего  несколько  клеток
оказались пригодными для работы.  Валентина включила синтезатор, и зеленый
огонек  на  панели тревожно замигал:  собранный материал был  различным по
структуре. Это равносильно недоуменному вопросу: что же синтезировать?
     Валентина разделила клетки, и прибор дал первую серию вакцины. Вскоре
было выделено действующее начало - антиген.
     Волосы закрывали ей  глаза,  руки  и  лоб  были горячими.  "Наверное,
простуда", - решила Валентина.
     Она сделала несколько инъекций.  Реакция должна была наступить позже.
А  пока нужно было получить антиген другого типа,  снова сделать несколько
инъекций и сравнить результаты. Но дожидаться конца эксперимента - значило
безнадежно упустить время,  сложить оружие...  Уже  сами эти  опыты должны
были дать результаты,  иначе смерть неминуема.  Потом - в случае частичной
удачи - повторные инъекции...
     Она устала,  и перед глазами плясали расплывчатые фиолетовые круги от
яркого света.  Дважды она  выслушала Ольховского.  Он  советовал проводить
дельфинов из  этой бухты в  другое место -  конечно,  позже,  когда они  в
состоянии будут передвигаться.
     Энно передал ей,  что  к  острову направилась еще одна группа афалин,
принявшая сигналы бедствия.  Их помощь,  правда,  была не нужна: подводный
аппарат успевал теперь выталкивать дельфинов к поверхности, где они делали
вдох.  А те афалины,  которые подоспели сюда, теперь только патрулировали:
на  мелководье пытались прорваться несколько акул.  Валентина видела,  как
один из  дельфинов буквально протаранил большую белобрюхую рыбину.  Он был
похож на  торпеду:  челюсти плотно сомкнуты,  хвост,  точно стальной винт,
отбрасывал поток воды.  Когда до хищника осталось полметра, дельфин сделал
рывок.  Удар! Раненая акула повернула и поплыла прочь, в открытое море, но
там ее подстерегали другие хищницы, такие же, как она, холодные грациозные
твари, реликты прошлого.
     Через час теплая струя подогретой воды образовала маленькое подводное
течение:  монитор смывал  с  больных страшную плесень,  прилипшую к  коже.
Валентина видела,  как  дельфины грелись в  струе,  как их  спины обтекала
морская вода,  насыщенная целебными ионами,  как они тянулись за ней, если
аппарат приходил в движение.
     Она  вывела  их  из  бухты  -  около  двухсот  дельфинов,  начинавших
оправляться от  болезни.  Они плыли за аппаратом,  а  впереди шли здоровые
афалины,  показывая дорогу.  И среди них -  Элвар и Лиззи, которые первыми
приплыли  на  помощь.   Так  она  назвала  своих  лучших  помощников.  Они
направлялись к тому месту,  где сливались теплый и холодный потоки. Именно
в  таких  местах,  где  встречаются разные по  температуре течения,  много
планктона и рыбы.  Кристально чистые океанские просторы часто безжизненны.
Нужно искать контакт глубинных и поверхностных вод - давным-давно дельфины
научили этому простому правилу рыбаков,  и те платили им признательностью,
положив, если угодно, начало взаимопониманию, даже дружбе.
     Простуда давала себя знать все сильнее.  Но ей не хотелось работать с
синтезатором.  Она устала.  Стакан горячего молока с содой,  решила она...
самый старый рецепт и самый приятный. Через час она задремала и сквозь сон
услышала  тревогу.   Снова  дельфиньи  голоса.  Они  выглядели  совершенно
здоровыми.  Но  Элвар  сделал круг,  словно приглашая следовать за  собой.
"Зачем?"  -  подумала Валентина.  Она видела,  как пустел экран:  дельфины
уходили к северу.
     "Осталась одна,  -  подумала Валентина,  -  пора на  "Гондвану".  Она
повернула аппарат к югу. Еще с минуту до нее доносились тревожные сигналы,
потом они заглохли. И в этот момент электрограф качнул красной стрелкой, и
три резких свистка сирены оглушили ее. Но было уже поздно.
     Слишком поздно...  Внизу,  на дне,  вспыхнул багровый глаз подводного
вулкана.
     Толчок. Резкий удар. И еще...
     Она  направила аппарат вверх.  Стоило  ему,  как  дельфину,  глотнуть
воздуха,  остаться на плаву, и удар волны сжатия был бы не так уж страшен.
Она не успела.
     Невидимый таран настиг ее.  Энно видел: оставалось метров тридцать до
поверхности, когда Валентины не стало.


                                  * * *

     Навигатор исследовательского судна "Гондвана" Энно Рюон - руководству
Международного геофизического центра:
     "23 ноября с. г. в 8.09 в точке,  расположенной в тридцати километрах
к  северо-востоку от атолла Эаурипик,  обнаружено изменение окраски водной
поверхности.   Накануне  в  этом  районе  отмечены  тектонические  сдвиги,
зарегистрировано извержение подводного вулкана.
     Пятно  с  окраской  желто-зеленого цвета  достигло на  следующий день
диаметра двенадцать километров и  было хорошо различимо на фоне ярко-синей
океанской поверхности в  соседних  районах.  Предположение об  образовании
нового острова вскоре подтвердилось. Ввиду того, что над океаном опустился
легкий  туман,  отдельные этапы  рождения острова  проследить не  удалось.
Общий  ход  явлений  напоминал  поднятие  океанского  дна  вблизи  острова
Нисинодзима в 1973 году.
     Направленный к месту событий геофизический терраплан подтвердил вывод
о рождении нового острова и произвел съемку в инфракрасных лучах.  Собраны
образцы  изверженных пород,  уточнен  новый  профиль  дна,  выяснено,  что
видимость в  окрестности внезапно ухудшилась в  связи с  тем,  что  вскоре
после извержения над водной поверхностью поднялась пелена пара.  Над тремя
кратерами  вулкана  просматриваются воронки  водоворотов.  Отчетливо видны
черные  частицы вулканического пепла  и  обширные белые  полосы  -  легкие
изверженные породы, близкие по составу и свойствам к пемзе.
     Съемки завершены. Координаты острова уточнены.
     Особое  мнение:  предлагаю  назвать  новый  остров  именем  Валентины
Ануровой,  выполнявшей задание  по  охране  дельфинов  согласно  программе
"Афалина" и погибшей во время извержения".


                                  * * *

     О чем мы говорили с ней в день знакомства?..
     Я вдруг вспомнил:  она говорила о потопе,  о наводнении из-за  таяния
льдов.  Когда-то  девчонкой  пыталась она вычислять содержание углекислого
газа в  воздухе  -  тогда  об  этом  писали  еще  чаще,  чем  сейчас.  Она
призналась:   ей   было   страшно,  что  океан  будет  наступать.  Две-три
неосторожные статьи - и в  ней  поселилась  тревога.  Странная  прихоть  -
думать о вопросах, волнующих взрослых. Она рассказывала мне:
     - Мне представилось, что я смогу в этом разобраться. То, что писали и
говорили, мне постепенно стало казаться несерьезным. Сжав кулаки, я готова
была спорить с кем угодно.  Я помнила:  за полтора столетия углекислоты  в
атмосфере  стала  больше  на  одну  четверть.  Из-за  этого  планета могла
превратиться  в  гигантскую  теплицу:  молекулы  углекислоты   задерживали
инфракрасное  излучение  от  поверхности  Земли.  Словно кто-то накинул на
земной шар теплое покрывало.  Действовал и другой фактор:  пылевое  облако
над  континентами.  Дым  из  фабричных  труб и частицы почвы с распаханных
полей, выхлопные газы двигателей...
     Как все это влияло на климат?  Пылевое облако не пропускало солнечный
свет  к  Земле,  способствовало  остыванию  планеты.  Углекислота  и  пыль
оказывали  прямо  противоположное действие.  Общая  же  картина  почти  не
поддавалась расчету. К тому же все вокруг постоянно изменялось: появлялись
ионолеты,  гелиостаты,  магнитные поезда,  новые и  новые двигатели и виды
транспорта. Если бы растаяли льды Северного Ледовитого океана, беды еще не
было  бы:  когда-то  океан  освобождался ото  льда  летом,  а  зимой опять
покрывался не столь уж толстым слоем льда.  Воды, конечно, прибавилось бы:
ее общий уровень поднялся бы на  20 - 30 сантиметров.  Это не страшно.  Но
вот  если бы  начали таять двухкилометровые льды Гренландии и  Антарктиды,
последствия могли бы быть катастрофическими.  Вода поднялась бы на 50 - 70
метров. Дном моря стали бы Нидерланды, часть Северной Европы, Канады...
     И  как  ни  парадоксально,  защиту от  вод океана человек мог найти у
океана же.  Его просторы очищали воздушные массы от углекислого газа (и от
пыли тоже). Океан - легкие планеты.
     Но углекислый газ,  содержащийся в воде,  приведет в конце концов при
некоторой критической концентрации к  растворению твердых  форм  карбоната
кальция,   например  арагонита.  Это  означало,  что  начнут  растворяться
раковины моллюсков.
     ...Все перекрестки ее рассуждений вели к тайнам океана.


                                  * * *

     Я еще раз вспомнил этот разговор с Валентиной,  но уже гораздо позже,
через несколько лет. Случайная встреча с Ольховским (он не без труда узнал
меня),  и я понял,  как важно было, что она говорила когда-то. Углекислота
скапливается на дне морей,  объяснял Ольховский,  в  грунте,  в  придонных
слоях. Всюду, где происходит окисление органического вещества.
     - Мы  уже  оставили  память  о  себе,   -   Ольховский  был  настроен
пессимистически, его колючие глаза потемнели, он постарел или очень устал.
- На дне оседают скелеты животных, их останки. Еще немного, и мы стерли бы
эти бесценные для нас следы жизни.  Вы помните,  конечно,  "Гондвану"? Так
вот,  сейчас десятки таких исследовательских кораблей убедили нас  в  том,
что  мы  стояли  у  самой  грани:   углекислота  действительно  растворяла
раковины.  Представляете,  как могли бы мы разочаровать наших потомков, не
оставив им  не только живых моллюсков,  но даже их ископаемых останков?  В
том-то  и  дело,   что,   когда  мы  приблизились  к  грани  дозволенного,
предпринимать что-либо  уже  поздно.  За  моллюсками неизбежно вымерли  бы
другие виды:  океан  стал  бы  похож на  огромную пустую лужу.  Сначала мы
находили то,  что ожидали:  в северных морях от раковин астарт,  йольдий и
портландий -  так именуются эти моллюски - оставалась лишь темная наружная
пленка,  которую так  легко  соскоблить с  раковины ножом.  Называется она
периостраком.  Этот  мягкий роговой слой -  все,  что  напоминает о  жизни
обитателей дна.
     Но  в  этом повинен не только человек:  углекислота,  образно говоря,
прилипала ко дну, и бактерии, разлагавшие органику, пополняли ее запасы.
     Потом уж  им  стал помогать человек.  Пятнадцать лет  назад мы  нашли
роговые  слои  тропических  моллюсков  -   известковая  часть  их  раковин
полностью успела раствориться.  Это было уже страшно - это была уже память
о   человеке.   Потому  что   без   его  преобразовательской  деятельности
(Ольховский  саркастически  усмехнулся)  природа  успевала  справляться  с
вредными  влияниями.  Да,  мы  изменили энергетический баланс,  но  мелочи
остались:    кое-где   дымили   трубы,    испытывали   двигатели,   кто-то
экспериментировал с сухой перегонкой,  где-то чадили химики.  Мелочи... но
только по сравнению с техникой сегодняшнего дня.  А по меркам, дозволенным
природой,  этого допускать мы не вправе.  Не вправе.  Знаете, - усмехнулся
он,  -  я  не  сторонник охраны  каждого мотылька на  том  основании,  что
потерянное крылышко насекомого изменит будущее.  Нет!  Вы можете растопить
айсберг,  засыпать озеро,  если  так  надо,  отвести течение реки в  новое
русло,  прорубить арктическую полынью.  На будущее это не повлияет.  Время
затянет эти раны,  которые мы  нанесли планете.  Важно не  перейти опасную
грань.  Где эта грань?  Раньше до нее было далеко. Потом мы приблизились к
ней. Природа не успевала оправляться от наших ударов.
     Он внимательно наблюдал за мной,  словно пытаясь угадать,  понял ли я
его так,  как он хотел, или нет... А мне вдруг стало неловко. Он был похож
в эти минуты на проповедника. Он был тысячу раз прав. Но это его проповеди
могли быть повинны в  том,  что нет Валентины.  Разве не выполняла она его
волю?  С  неожиданной симпатией я  подумал о смелых,  отчаянных людях,  не
думавших когда-то о будущем, подчинявших природу своим желаниям. Странная,
мгновенная мысль. Человек все больше терял право распоряжаться планетой. И
в этом повинно было его могущество.
     - Как жалко,  -  сказал я, - еще немного, и мы не знали бы, что такое
жемчуг.  А  может  быть,  наши  потомки уже  никогда не  увидят  настоящей
жемчужины? Ведь сокровища полуденного моря - это не что иное, как известь,
кальций...
     Он пристально посмотрел на меня, и я невольно сжался под этим тяжелым
взглядом.
     - На Филиппинах некогда нашли жемчужину ровно в четверть метра длиной
и около четырнадцати сантиметров в поперечнике.  Такой ни мне, ни даже вам
не увидать в  обозримом будущем.  У испанского короля Филиппа Второго была
белая  жемчужина грушевидной формы  размером больше  трех  сантиметров.  И
таких пока нет.
     - Их можно, наверное, увидеть в музеях?
     - Увы,  жемчужины живут не больше полутора веков.  Потом разрушаются.
Потому что это не кальций и не известь,  как вы изволили выразиться. Кроме
извести,  любая жемчужина содержит роговое вещество -  конхиолин. Оно-то и
высыхает,  разлагается со временем. Сокровище превращается в прах. Ну а об
искусственном жемчуге мы с вами наслышаны.


                    "СКОЛЬЗНУЛА ПТИЦА ЧЕРНОЙ ТЕНЬЮ..."

     Прошла зима, пробежала весна.
     Стояли холодные дни.  Дули  северные морские ветры.  Ночью шли  часто
быстрые шумные дожди, потом до полудня бежали над городом низкие облака, и
лишь к  вечеру прибавлялось света -  проглядывало маленькое желтое солнце,
подавая надежду на хорошую погоду.  Ночью, однако, все повторялось, и я уж
подумал,  что все лето будет таким.  Меня давно не тянуло к морю: что там,
за туманными далями,  бог весть,  -  но не напомнит ли оно мне то, что уже
готово затеряться в  памяти?  Как хорошо было бы все забыть,  но по ночам,
когда я вслушивался в шум дождя, как наяву, всплывало знакомое лицо. Тогда
ночь пробегала стороной,  точно юркая серая мышь,  и  поднималось за окном
безрадостное утро.
     Навещали друзья.  За  кофе  рассказывали о проекте,  приносили лесные
ягоды,  какие-то необыкновенные сувениры из древесной коры,  из  амурского
бархата, один раз подарили живую белку - я открыл окно, хотел выпустить ее
на свободу,  но она осталась и прижилась.  Я кормил ее по  утрам  орехами,
конфетами,  сушеными грибами,  она привыкла ко мне и ворчала, когда кто-то
приходил.  Я махнул рукой на портьеры,  занавески  и  отдал  их  в  полное
распоряжение зверьку. Так мы и жили вдвоем.
     Как-то появилась Соолли, обаятельная, заботливая, с важными слухами и
новостями о проекте,  об экспериментах на побережье, которые покажут всем,
что бояться Солнца не надо...  Глядя на нее, я думал, что только такие вот
красивые женщины и  могут  узнавать самые важные новости задолго до  того,
как они будут опубликованы,  и,  узнавая, убеждать в их значимости всех. Я
был ей несказанно благодарен: она ни слова не сказала о Валентине.
     Помню день зноя и гроз. В воздухе вдруг запахло тропиками, морем, над
землей разом поднялись теплые испарения, дурманящие ароматы диких цветов и
лесной зелени.  И  ночью  шаги  под  окном и  чьи-то  приглушенные голоса.
Слышалась знакомая песня.  Душная,  пряная, южная ночь. И за ней еще одна,
когда небо раскрылось звездным шатром и,  стоя у окна, я жадно вдыхал этот
пряный воздух - предвестник перемен.
     И вот неожиданно крылатый, зеленый день со свежим морским воздухом, и
солнце  над  вымытыми крышами и  белыми  стенами домов,  и  легкое сердце.
Внизу,  на  склоне холма,  убегавшем к  морю,  -  сиреневый чистый асфальт
старых аллей,  и ветер в кронах оживших от тепла деревьев, и стройные ноги
купальщиц.
     Чаще всего я откладывал работу до вечера. Я нашел себе место недалеко
от северной пристани:  две-три минуты для проворного эля. Там был заросший
редкой травой сухой склон,  камни и песок,  редкие сосны, зеленая лощина с
родником под  валунами,  узкая  безлюдная тропа.  Я  бывал там  до  заката
солнца.   Место  называлось  по-старинному:  Приморский  парк.  Все  здесь
одичало;   забылись  вмешательство  машин  для  стрижки  травы,   ножницы,
коверкающие кусты  и  деревья,  искусственные газоны  и  зеленые  ковры  с
запрограммированным набором цветов.  И  это нравилось.  Дышалось легко,  и
только однажды... Вдруг какой-то приступ, беспамятство и сердечная боль. А
над морем широкие белоснежные паруса,  парение гидропланов,  далекий синий
корабль у горизонта.

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг