Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
вручить. Вот оно, это письмо.

     "Дорогой Глеб!  Пришло время написать Вам -  и я пишу.  Совсем не для
того,  чтобы рассказать о  себе -  главное Вы  уже  знаете,  об  остальном
догадываетесь.
     Мысль написать Вам возникла тогда,  когда я  представила Вашу будущую
статью о проекте "Берег Солнца".  Вы ведь собираетесь ее написать?  Как же
иначе:  что может быть интереснее и важнее?  Да, я знаю, что многие думают
так же,  и знаю еще вот что: Вы будете молчать до тех пор, пока не поймете
события  по-своему,  не  продумаете  их  до  мельчайших деталей.  А  тогда
напишете. Непременно напишете.
     Но попробуйте на минуту задуматься:  почему же это нигде в  обозримой
окрестности Галактики не  работает такая  космическая машина?  И  как  это
никому из  мыслящих существ,  о  которых на вашей планете создана обширная
литература гипотез и  фантастических теорий,  не пришло в  голову заняться
всерьез подобными опытами?  Любопытно было бы услышать Ваш ответ.  А может
быть, такую звездную станцию трудно заметить издалека? И в этом все дело?
     Нет,  Глеб.  Было время,  наши астрономы следили за  звездами,  и  от
стекол  их  приборов не  укрылось бы  плененное разумом светло.  Поверьте,
Глеб, они знали свое дело. Мы не стремились выйти в космос, мы не спешили:
места было предостаточно.  Наш  путь был другим:  волны и  лучи давали нам
знания,  мы читали книгу звезд, мы осязали дыхание туманностей и галактик,
и мы многое узнали о жизни (Вы правы: это загадочная стихия).
     И тогда случилось то несчастье,  о котором Вам рассказали письмена на
камне.  Мы не добрались бы вовремя до другого солнца и  другой планеты.  У
нас осталось слишком мало времени. И тогда мы укрылись в озере, оставшемся
на  нашей планете.  Мы  заранее позаботились о  новом доме...  мы сами его
создали и  оберегали.  Вы  знаете:  мы  готовились к  тысячелетнему сну из
странной сказки. Что мы могли поделать?..
     Ах,  как это было бы здорово: направить ваш луч к созвездию Близнецов
и  отобрать у  нашего слишком яркого солнца ровно  столько лучей,  сколько
надо, чтобы вернуть планету к жизни! Всех, кто там остался (их миллионы!),
вызволить из подводной темницы. Поздними вечерами я иногда думала об этом.
И  мечта  уносила  меня  вдруг  туда,  к  ним.  Потом  я  вздрагивала -  и
пробуждалась. Это было тяжелое, болезненное пробуждение. Если бы Вы знали,
как хотелось поверить в  мечту!  Я говорила себе:  они сделают это,  у них
конус,  туннель,  по  которому можно отводить лучи  света,  словно воду из
озера.  И потом думала и вспоминала...  тех,  кто там. Но сон кончался. Вы
хотите овладеть энергией звезды, управлять ею? Задумайтесь: солнце светило
уже тогда,  когда и планет не было.  Разве позволено проникать в то давнее
время,  когда не  было ни нас самих,  ни даже тверди,  которая нас держит?
Овладеть энергией солнца -  это значит частично погасить его. Согласитесь,
это  похоже  на  изменение звездной структуры Галактики.  Для  того  чтобы
отважиться на  это,  нужно либо знать гораздо больше,  чем мы,  либо вовсе
ничего не знать о вселенной.
     Но  жизнь,  разум быстро изменяют все,  к  чему прикасаются.  Травы и
цветы  устлали долины,  и  стволы  подняли зеленые головы встречь светилу.
Потом  на  смену  девственной синеве  джунглей и  раздолий тайги  приходят
другие оттенки -  желтеют нивы, чернеют пашни, изумрудные зеленя встречают
жаркое лето. Встали города, подняв слепые перископы башен. Сиреневые шоссе
прочертили междуречья.  Бетон и железо безудержно теснят леса и сам океан.
И  вот,  когда кажется,  что планета охвачена стальным кольцом,  неумолимо
сжимающимся,  растущим вглубь и  вширь,  происходит очередное превращение.
Бетонное кольцо отступает. Снова зеленое царство, и песни птиц, и журчанье
ручьев. По крайней мере, в растущих заповедниках. Найдены, нащупаны истоки
жизни.  Сероватая пузырящаяся масса  дает  все  больше  того,  что  раньше
называли хлебом.  Дает энергию и редкие металлы, нужные для колоний совсем
других,  крохотных телец.  (Здесь я  оторвался от письма.  В  комнате было
темно,  на столе медленно сходились два сумеречных пятна.  Граница слабого
света  и  тени  делила  страницы  пополам.  Письмо  было  написано наспех,
электропером,  кое-где пропущены буквы.  Показалось:  зажгу свет -  и  оно
исчезнет, улетучится. Нет уж, не буду... Дочитаю сначала.)
     И  так до тех пор,  пока истоки живого и неживого не сомкнутся -  вот
тогда-то сложные приборы смогут расти,  как грибы. Сами по себе, как будто
без всякого вмешательства извне, возникают неведомые конструкции, плотины,
летательные  аппараты  диковинного  вида.   Сами  гены,  освобожденные  от
врожденной  обязанности  вечно  сопутствовать телу,  сами  эти  неуловимые
частицы разума и жизни (впрочем, тоже синтезированные) дают начало цепочке
метаморфоз.
     Все ступени этого восхождения были уже видны нам...  Покинуть бы  нам
планету на таком вот корабле! Почти живом, сотканном, сплетенном мириадами
незримых помощников.  В теле его тысячи струн-нервов, и чуткие космические
уши ловят потоки частиц и волн, что без устали посылают звезды.
     Мы не смогли этого сделать,  мы опоздали.  Навсегда. Навечно. Нелепая
случайность:  в системе двойных звезд планета  потеряла  свою  орбиту,  ее
захватила  другая  -  горячее  солнце...  Быть  может,  виной тому опыты с
концентратором гравитации?  И мы сами столкнули этот  невидимый  камень  с
горы,  который катился, катился вниз, да и остановился у подножия вулкана?
Никто не знает этого наверняка.
     Вы  уверены,  что вмешательство в  жизнь звезды пройдет бесследно для
будущего или хотя бы для настоящего?
     Будет совершен поступок,  который трудно прогнозировать и  предвидеть
кому бы то ни было.  Со стороны это выглядит странно:  вдруг звезда теряет
заметную долю  своего блеска.  Пусть  на  очень  короткое время.  Лучи  ее
собираются в  конус,  слабо светящийся,  вытягивающийся к невидимой точке.
Что дальше?  Вы изменили вселенную, вы дали знать о себе всем, у кого есть
приборы и средства наблюдения.
     Вы догадываетесь теперь,  что не одиноки в космосе. Но я узнала о вас
только  здесь.   Значит...   остается  простор  для  гипотез:  перед  вами
бесконечность,  где-то  в  черных  пустотах плавают жемчужно-розовые шары,
диски,  огромные, как ваши древние дирижабли. Что это? Легче всего увидеть
в  этом  символическую связь времени и  пространства.  Вы  еще  не  можете
ответить на  этот вопрос,  так же  как не  могли этого сделать мы.  Но уже
хотите пригасить звезду.
     Дело не  в  той небольшой доле тепла и  света,  которую вы отберете у
солнца (равно принадлежащего всем),  а в другом: начав изменять мир, вы не
сможете остановиться.  Закончив фундамент,  вы  поставите стены.  Построив
дом,  вы будете строить город.  Создав город,  будете прокладывать дороги,
строить новые города -  в  космосе.  Звезда станет в  одном из них уличным
фонарем.  В другом городе - другая звезда... Я не зря напомнила Вам о том,
как быстро изменяет разум все, к чему прикасается. Есть, наверное, пределы
влияния на будущее.  Вы можете уничтожить лес,  реку,  залив, даже планету
или ее  спутник.  И  от  этого зависит только локальное,  ваше собственное
будущее.  Время  затягивает почти  любые  раны,  нанесенные планете  и  ее
ближайшей окрестности. Действие, созидание помогают этому. Устанавливается
своеобразное  равновесие.   Динамическое  равновесие  между   природой   и
человеком:  условием его является постоянная деятельность. Прекратите ее -
и  сады  зарастут сорной травой,  реки погибнут от  вторжения сине-зеленых
водорослей,   под  городами  в  тундре  протает  вечная  мерзлота  и  дома
обрушатся,  микроорганизмы,  дающие  металлы,  рассеются  из  реакторов по
планете и  съедят  ее.  Вы  должны постоянно поддерживать это  равновесие,
заботиться о нем не покладая рук.
     То же самое может произойти в космосе,  в дальнем космосе.  Вы будете
вынуждены постоянно изменять его.  Раз начав,  нельзя успокоиться. Что это
будет означать?
     Мы   остановились  когда-то   вплотную  у   этого  рубежа.   Вы  тоже
приблизились к нему.  Это новая, удивительная граница возможностей. До сих
пор  все,  что вы  могли сделать,  вы  делали.  Любые проекты казались вам
осуществимыми или неосуществимыми только по одному признаку: хватит ли сил
и  средств или нет?  Я думаю,  это первая фаза развития любой цивилизации.
Можно все или почти все. А все, что можно, осуществляется рано или поздно.
     Вторая фаза совсем иная...  Совершается не  все,  что  можно осилить.
Что-то  должно остановить вас.  Заставить задуматься.  Может  быть,  стоит
внимательнее  присмотреться к  себе,  к  своим  успехам?  И  попристальнее
вглядеться в черные,  кажущиеся безжизненными,  пустоты?  Разум - это тоже
стихия.  Он сложнее, сильнее и загадочней всех стихий, о которых вы, Глеб,
иногда вспоминали на "Гондване".
     Старые истины о  контактах вам,  вероятно,  известны.  Вообще говоря,
контакты невозможны.  И все же, как ни странно, они, наверное, не такая уж
редкость. И тут есть границы дозволенного, или, как мне нравится говорить,
пределы упругости.  Я за "пластичные" контакты: тогда вы можете вычеркнуть
их из памяти,  если нужно.  Контакты не оставляют следов,  иначе они будут
означать вмешательство в  чужую жизнь.  Последствия предвидеть невозможно.
Как  невозможно  создать  компьютер,  который  бы  подменял  собой  жизнь,
общество,  людей (включая и  тех,  кто его создал или наделил программой и
желанием обучаться).
     И мое письмо к вам было бы неполным,  если бы я не добавила того же и
относительно освоения энергии звезд.  Ведь  это  освоение с  неизбежностью
означает и контакт,  по крайней мере односторонний.  (Я хорошо помню, вас,
Глеб.  Признаюсь вам: нелегко отказаться от извинений за то, что произошло
на "Гондване".  Легче считать, что ничего не случилось. Погиб кибер, вот и
все.  Хорошо,  что вы журналист:  можно придумать для себя и  других любую
историю.  Мое письмо к вам - пример пластических контактов. Ведь его можно
сочинить самому. Или порвать. Или предать забвению. Или рассказать о нем -
все равно не поверят.)
                                                                    Аира".


                            ГДЕ ПРЯЧЕТСЯ ЛЕТО

     Сентябрь стоял  теплый;  не  помню  ни  одного  пасмурного дня  после
возвращения в город.  Здесь,  в городе,  в его окрестностях, как и во всем
Приморье, было еще лето. Резкий контраст с тундрой. И когда приехал Янков,
мы сошлись с ним на том, что не все еще потеряно.
     Сборы были недолгими:  мы  погрузили походный скарб в  эль и,  сделав
прощальный круг над бухтой, понеслись в таежные джунгли.
     По  дороге он  рассказывал о  Байкале,  где  провел целых два месяца.
Трудно было поверить, что там, у холодного озера, можно увидеть еще такое,
о  чем я и не слышал.  По его словам,  например,  весной сквозь незаметные
трещины во  льду на свет божий выползают личинки бабочек-поденок,  куколки
ручейников и  направляются к  берегу:  их  так  много,  что прибрежный лед
черен.  Потом  с  береговых сопок  ими  приходят лакомиться медведи.  Вода
становится  серебристой от  плавящейся  на  необыкновенном пастбище  рыбы.
Миллиарды личинок буквально заваливают береговую полосу.  Их больше, чем в
иную зиму снега.
     Это загадка.  Взрослые насекомые спариваются и гибнут через несколько
дней.  Зачем  природе такое  расточительство?  Когда птицы летят на  север
выводить птенцов,  то  это понятно:  летом именно там много света,  корма,
простора для  пернатых.  И  это  экологическое раздолье заполняется как по
мановению волшебной палочки.  А  вот  бабочки,  умирающие сразу  же  после
рождения,  заставили меня поломать голову.  И мой друг-биолог ничем не мог
мне помочь.
     Зато я  узнал от  него,  как называются байкальские ветры,  а  их там
столько же, сколько на настоящем море, если и не больше. Верховик, култук,
сарма.  Всего около тридцати. И среди них, конечно, баргузин, вырывающийся
из  большой Баргузинской долины.  Он  расшевеливает на озере высокие белые
валы.  Его называют еще полуночником, потому что нередко он дует по ночам.
Вот откуда слова песни, которую услышала от меня на "Гондване" Соолли.
     Мы сели на хорошо заметную площадку для злей.  А  вокруг нас джунгли,
непроходимые чащобы.  Впереди бурлил поток.  Вода скатывалась по  валунам,
покрытым лишайником,  пенилась и  падала в  серо-синюю каменную чашу.  Там
мелькали тени форелей и  под свесившимися кустами какой-то зверь жадно пил
воду.  Мы вспугнули его,  и  он удалился,  уронив в ручей несколько мелких
камней.
     Выше  каменной чаши  через поток было  перекинуто толстое дерево.  По
стволу шнырял поползень,  увидев нас,  он скрылся среди листвы. Дерево над
потоком  жило.   Зеленели  его  ветви,   орошаемые  голубоватой  водой,  и
когда-нибудь на этом месте, думал я, поднимется настоящий зеленый мост.
     Мы прошли по живому дереву,  выбрались на берег и долго брели по чаще
папоротников, доходивших до пояса. Впереди мелькнула рыжая спина косули. И
снова заросли, зеленые разливы...
     Нам  приоткрылась  долина.  Тридцатипятиметровые раскидистые  чозении
высились над ней почти на  равных расстояниях друг от  друга.  Ближайшее к
нам  дерево развесило вековую крону так привольно,  что заслонило половину
долины.  В ее листве спряталось и солнце,  и светящиеся облака,  и близкие
лбы  сопок.  Рядом  с  чозенией усохшее  дерево  обычных размеров казалось
причудливым кустом. На сухой вершине его я заметил брошенное гнездо скопы.
Где-то стучали дятлы.
     На  исходе  первого  дня  -  гроза.  В  мгновенной вспышке света  под
исполинской изломанной молнией -  гребни  леса,  серые  столбы дождя.  Гул
раскатов и эхо, грохот воды в распадке. Черная быстрая тень - не то зверь,
не то человек. Я даже испугаться не успел. Прыжок, еще прыжок, удаляющиеся
шаги - вот и все.
     - Это была она! - выпалил я утром.
     - Аира? - Янков настороженно посмотрел на меня.
     - Что же тут такого?  - сказал я. - Раньше она слышала нас в эфире, а
теперь след наш утерян. И вот она...
     - По-моему, кто-то из нас нездоров, - оборвал он меня.
     А утро! Ясно. Тихо. Забыты тревоги. Начинается-разгорается день. День
с большой буквы.
     На  пойменных лугах с  высоченными,  в  рост человека,  травами мы  с
Янковым  собирали  нашу  коллекцию особенно тщательно.  Здесь  встречались
желтушник левкойный,  жгун-корень,  девясил японский. Нам попадались кусты
секуринеги и  родственница батата -  диоскорея лечебная.  Мы  разбредались
среди зарослей и выискивали все новые экспонаты. Одной только жимолости мы
нашли  несколько видов.  Янков  действовал так  осторожно,  что  растения,
наверное, даже не ощущали прикосновений аппарата. Даже стыдливая мимоза не
сложила бы  свои листья,  настолько осторожен был поиск.  Ведь требовалась
всего  одна  живая  клетка:  потом  в  лаборатории из  нее  вырастет целое
растение.  Вся коллекция умещалась в небольшой коробке. В фитотроне из нее
поднимется лес:  в  маленьких прозрачных каплях смолы,  сохранявшей живое,
уже были и клетки маньчжурского ореха, и амурский бархат, и рябинолистник,
и тяжелые ильмы с корой стального цвета. И "нижний этаж": амурская сирень,
актинидии, багульник, барбарис амурский.
     На марях мы находили белозор, водянику, разноцветные мхи. Здесь росли
вереск,  клюква, голубика. Входя снова в полосу разнотравья, мы удивлялись
пламеневшим цветам  лилий  и  оранжевым  саранкам,  светящимся с  приходом
сумерек.
     Словно  драгоценными камнями,  любовался Янков  прозрачными кусочками
смолы.  Разумеется,  клеток, законсервированных до случая, сквозь смолу не
было видно,  слишком уж они малы.  На каждой бусинке мы писали несмываемой
краской номер, чтобы потом можно было разобраться в этом богатстве.
     К ночи мы запалили костер под сенью огромного тополя.  Внизу о чем-то
бормотали струи Кедровой.  У нас здесь было почти темно, и красный огонь в
ясном прозрачном воздухе напоминал лампу. Багровые языки легко поднимались
вверх,  свет  их  был  ровным,  без  искр и дыма.  А далеко-далеко,  в той
стороне, где сопки убегали к морю, еще висели позолоченные облака. Их алые
края  касались  каменных  гребней  и  составляли  единое целое с хребтом -
необыкновенно привлекательный мир  света,  волшебных  небесных,  огней,  в
реальность  которого поверить было трудно.  Мир сузился и померк.  Центром
мироздания сразу стал наш ярко пылавший костер,  освещавший палатку, ствол
гиганта  тополя  и  фигуру моего спутника.  Шорохи настораживали.  Меня не
покидало ощущение,  что за нами пристально кто-то наблюдает.  На следующий
день  я  заметил  следы  на  песчаной косе,  место посадки чужого эля,  но
промолчал.
     Мы  вошли  в  один  из  лесных заповедников долины Амура,  оставив за
спиной  Хабаровск,  живописную Уссури  с  ее  привольными берегами,  левые
притоки Амура, и повернули к Амгуни.
     Старая тропа,  проложенная такими же искателями лесных кладов,  как и
мы,  вела  на  северо-восток.  Над  нами  было ясное холодное небо.  Часто
встречались бирюзовые озера, по берегам которых толпились светлые березы и
золотистые пихты.  И неизбежные сопки у горизонта - они волнами убегали от
нас.  С эля они казались застывшим голубым морем -  особенно ранним утром,
когда тени придавали распадкам глубину.
     ...Я  уговорил Янкова,  и мы часть пути проделали на легкой оморочке,
которую я выпросил в поселке. Это была моя мечта - пройти порожистую речку

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг