Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
книг), что рукописи не горят... выходит даже и такие, плохо написанные, но с
искренним чувством...
   Он вспоминал те  волшебные,  непорочные  ночи;  те,  наполненные  светлым
вдохновением дни, которые после них наступали  -  и  не  мог  понять,  какая
темная сила  смогла  заставить  его  отказаться  от  того  счастья,  от  той
настоящее жизни, и бросить в то безумие,  которое  он  и  вспомнить  не  мог
(собственно, и вспоминать то кроме бессмысленной, пьяной толчеи  в  каком-то
грязном  закутке  было  нечего)  -  и  вновь  он  проклинал  свою  слабость,
никчемность.
   А потом, когда он  почувствовал,  что  либо  сделает  хоть  что-то,  либо
попросту сойдет с ума - он  обернулся  в  этот  безмолвный,  но  гудящий  от
разбушевавшейся стихии зал, и проговорил:
   - Если эти стихи здесь, то и Она, та, кому эти  стихи  посвящаются,  тоже
должна быть здесь... - тут он пристально стал оглядывать лица собравшихся (а
среди них было и несколько человек). -... Нет, нет - среди вас ее нет, но...
Ведь есть еще какая-то жизнь, правда?!.. Ведь не один только этот темный лес
тянется в бесконечность...
   - Да, конечно. - подтвердила стоявшая рядом Эльга. - Есть еще  город,  из
которого я родом. И теперь я понимаю - вы же ищите прекрасную принцессу! Она
у Ваалада! Это могучий владыка нашего города, но вы то, конечно, сможете его
одолеть. Говорят, что в его темном замке она томится. Да! - тут  ее  усталые
глаза просияли. - ...Теперь я все понимаю. Он боялся  вашего  пришествия,  и
меня хотел погубить! Но теперь нам ничего  не  страшно!  Вместе  мы  одолеем
Ваалада! Правда ведь?.. - Тут она обернулась назад, к залу, и воскликнула. -
Да, да - теперь вам нечего бояться! - тут повернулась  назад  к  Михаилу,  и
молвила ему. - Теперь нам незачем здесь оставаться - пойдем скорее в  город!
Что нам эта ночь, эта буря! Да я и про усталость свою позабыла... Да и какая
там усталость!.. Пойдем, пойдем - скорее!.. Сестричка, пойдешь ли ты с нами?
- обратилась она к кукле. - Да и все  -  быть  может,  пойдем  вместе  -  мы
впереди - вы за нами...
   Она говорила это с большим воодушевлением, переводила  свой  вдохновенный
взгляд с одного на другого, но собравшиеся ничего ей не отвечали  -  хранили
прежнее молчание, и по прежнему страшно, неутомимо завывал за этими  стенами
ветер. Наконец, после  долгого  молчания,  выступил  вперед  король-колли  -
взгляд его по-прежнему был печальным, даже и слезы в  его  глазах  стояли  -
тогда Эльга вспомнила слова куклы о том, что  все  они  обречены,  и  только
обманывают (да и то безуспешно) - тешат себя надеждой, что этот таинственный
Михаил может остановить великую тьму. И король промолвил тогда:
   - Что же - если вы чувствуете, что сможете там что-то сделать, так идите.
Нам же с вами идти не зачем - это ничего не изменит... Мы  останемся  здесь.
Мы будем вспоминать былое. Мы будем ждать...
   Тогда Эльга почувствовала, что, если останется здесь еще хоть  ненадолго,
то ей уже будет очень тяжело уходить - и так-то нелегко было распрощаться со
своей  сестренкой  куклой,  сказать  ей  обычные  в  таком  случае  слова  -
уверенность в том, что новая встреча не за горами. Затем к ней и  к  Михаилу
подбежали те же волки, которые несли ее и  раньше  -  теперь  они,  кажется,
немного поправились: покушали  с  пиршественного  стола.  Михаил  так  легко
взобрался на волчью спину, будто каждый день это делал. На самом же деле, он
просто ничего не замечал, а вернее - все внешнее  перестало  для  него  быть
значимым. Вспомнив одно из видений детских снов, он уже погрузился в них - и
те давние, многие годы пролежавшие под темной завесой воспоминанья всплывали
теперь пред ним так ярко, будто только что произошли...
   Он видел все то, что видела  на  завешивающих  окна  полотнах  Эльга,  но
только живое, составляющее с ним единое целое - вновь и вновь видел  он  ту,
которой писал те стихи, и все не мог понять, как мог забыть. Волки несли  их
сквозь завывающие, вьюжные вихри,  сквозь  мрак,  а  он  скрипел  зубами,  и
стенал, и страстно, зная, что его мольбы ничего  не  изменят,  молил,  чтобы
того бреда, в котором он прожил все последнее время, на самом деле не было -
чтобы все вернулось. И вот он видел с одной стороны, то  светлой;  с  другой
себя -  дрыгающегося  на  грязной  кухне,  блюющего,  матерящегося,  уже  не
человека, не животного - просто кусок прогнившей, мерзкой плоти.
   И вот, сквозь снежные вихри впереди стали  проступать  блеклые  огни,  на
этом месте волки остановились, ссадили своих наездников, и в одно  мгновенье
растворились в темени. Эльга подошла, взяла Михаила за руку, и  стремительно
пошла, едва ли не побежала, навстречу этим огням:
   - Сейчас мы войдем в наш город. Ох, знаете, если бы я одна была,  то  мне
было бы страшно, потому что там этот карлик Иртвин - ведь  он  мне  еще  две
загадки задать должен, а с вами мне совсем не страшно. Этот Иртвин к  нам  и
близко не подойдет...
   Однако, она ошиблась - как только их  ботинки  застучали  по  обледенелой
мостовой, этот похожий  на  разодранный  и  потемневший  кусок  мяса  карлик
выступил из беспросветной тени между домами, и что было  уж  совсем  дико  -
несколько не смущаясь Михаила, перехватил своей  каменной  ручищей  Эльгу  у
запястья. На его морде застала отвратительная, безумная усмешка - он  что-то
долго бормотал под свой спускающийся ниже подбородка нос,  а  затем  громкой
скороговоркой отчеканил:

   - Она придет не с края с земли,
   Не с этого мрачного неба,
   Ты ближе, ты ближе давай-ка взгляни -
   Рука - каравай тепла хлеба.

   И тот кто ее породил слишком слаб,
   Но мы ему с радостью служим;
   С загадки скорее сними ты вуали наряд -
   Кто та, что всех в бездну закружит?!..

   И тут карлик зашелся безумным хохотом, и сжал руку Эльги с  такой  силой,
что она, и так на  блеклую  тень  похожая,  почувствовала,  что  сейчас  вот
лишится всяких сил, упадет прямо на мостовую.
   Михаил, видя это, хотел вмешаться, сделал  к  карлику  движение,  но  тут
сзади навалился, ударил ураганный ветрило - Михаил не  удержался  на  ногах,
коленями повалился на мостовую, и почувствовал, что прирос  к  этой  ледяной
тверди. Иртвин отпустил Эльгу, и отпрянул на несколько шагов назад,  там  он
шутовски раскланялся, зашелся безумным хохотом, и вот встал на руки, забегал
вокруг Михаила и Эльги так же стремительно, будто на ногах  бегал,  затем  -
колесом закрутился, и все это время продолжал хохотать.
   - ...Конечно! Конечно!  Ваша  воля  для  нас  закон!  Только  вот  пускай
Эльгочка ответит на загадку!.. Немедленно - я требую!..
   Эльга кинулась к Михаилу, обняла его за  плечи,  и,  плача,  выдавила  из
себя:
   - Это тьма... это великая тьма!..
   Тогда карлик резко согнул руки в локтях, ударился головой о  мостовую,  и
так же резко расправил локти, подлетел на несколько метров в воздух,  и  там
закружился яростно воющим, темным смерчем, наконец смерч  распрямился,  и  в
темном воздухе над их головами повисла окруженная  непроницаемыми  обрывками
фигура карлика.
   - И это она знает! Надо же!.. - тут вновь загремел,  завыл  его  безумный
хохот. - ...Ну ничего, у Ваалада есть еще одна загадка, и она самая сложная.
Ох, как нелегко тебе, Эльга, будет на нее ответить... Ну  все  -  до  скорой
встречи!..
   Тут вокруг его разодранной фигуры закружилось  нечто  темное,  наделенное
чудовищным  подобием  жизни  -  завыло,  загрохотало,  и  уродец,  продолжая
хохотать, стремительно понесся над низкими,  словно  бы  от  страха,  да  от
постоянного холода вжавшихся в землю, крышами домов...
   И вот они остались одни на улице - в тех окнах, где до этого еще трепетал
робкий свет, было теперь так  же  темно,  как  в  проходах  между  домами  -
перепуганные хохотом ужасного Иртвина, жильцы  теперь  затаились,  дрожа  от
страха и от холода, боялись громко вздохнуть, не то  что  слово  молвить.  А
Эльга все  обнимала  Михаила  за  плечи  -  она  крепко-накрепко,  испуганно
прижалась к нему, и шептала:
   - Простите меня... Простите меня, пожалуйста!..
   - Мне  ли  вас  прощать?  -  таким  же  горестным,  мучительным  шепотом,
спрашивал он. - ...За что мне вас прощать?..  Это  вы  меня...  Да  вы  меня
никогда и не простите - не достоин я прощения...
   - Как же так... Я же сейчас отвечала Иртвину совсем не то, что надо было.
Это же не правда - ведь мы одолеем тьму,  правда  ведь?..  Как  же  я  могла
усомниться!.. Простите, простите меня, пожалуйста!..
   Тут Михаил почувствовал, что мостовая  отпустила  его,  и  он  с  трудом,
чувствуя как хрустят обмороженные ноги смог подняться  -  идти  дальше  было
мучительно тяжело, ноги почти  не  работали,  но  он  все-таки  старался  не
отставать от Эльги, виду о  своей  слабости  не  подавать  -  ему  было  так
мучительно стыдно! Он  сейчас  же,  в  это  же  мгновенье  жаждал  совершить
какой-либо подвиг, чтобы хоть сколько ту вину, которую чувствовал.
   - Ладно... - шептал он сквозь побелевшие, почти не размыкающиеся губы.  -
Расскажи-ка про ту, которая живет у вашего волшебника...
   - У Ваалада. - подсказала Эльга. - ...Да, к сожалению, ни я,  ни  кто  из
нас, ничего толком не может рассказать. Ходят только разные слухи, но ведь -
это всего лишь слухи... Ведь откуда кто может знать про Ваалада, когда в его
замке никто, кроме Иртвина не бывал. То есть... бывали конечно,  но  уже  не
возвращались... Но почему-то все уверены, что  в  самом  темном  сердце  его
замка томится красавица, и когда она будет освобождена... Да никто толком  и
не знает, что будет, когда Она получит свободу - только  в  одном  никто  не
сомневается - тогда будет несказанно лучше  нежели  сейчас.  И...  никто  не
смеет на это надеяться - не то что вслух об этом бояться говорить -  даже  и
думать не смеют; и я то сейчас расхабрилась, потому что Вы рядом... Ну,  вот
мы и пришли...
   Они остановились возле дома на третьем этаже которого жила  Эльга.  Дверь
была распахнута, и болталась, хлопала в  исступленных  порывах  ветра  -  за
дверью застыла непроницаемая, плотная стена  тьмы  -  Эльге  не  легко  было
побороть привычный, с такой силой нахлынувший тут страх -  она  чувствовала,
что там, в этой темени стоит  никогда  ей  невиданный,  не  представимый,  и
оттого особенно жуткий Ваалад - но вот  она  вспомнила,  что  рядом  Михаил;
вспомнила, какие на него возлагались надежды, и  плотнее  обхватила  его  за
руку; прошептала еще:
   - В большой комнате не горит свет... Мама всегда топит камин, а  особенно
- в такую ледяную ночь... Пойдем, пойдем скорее...
   Она ожидала, что Михаил каким-то образом проявит сейчас свои  необычайные
способности - осветит их дорогу светом, или же по  воздуху  вверх  вознесет;
однако, ей самой пришлось вести вперед Михаила, так как он совсем ничего  не
видел, да и подъем по лестнице, когда обмороженные ноги почти отказали  ему,
превратился в настоящее мученье. И в этом непроницаемом  мраке  и  Эльга,  и
Михаил несколько раз почувствовали прикосновения  чьих-то  ледяных  пальцев;
раз их обдала волна  жаркого,  смрадного  воздуха,  и  где-то  совсем  рядом
раздался такой грохот, какой могло вызвать только падение массивного тела  -
однако   никаких   звуков,   кроме   неустанного,   пронзительными   волнами
надвигающегося воя ветра не было.
   Потом, раздался скрип двери, и только споткнувшись об ободок  при  входе,
Михаил понял, что вступает в жилище - здесь царил  такой  же  непроницаемый,
прямо-таки въедающийся в глаза мрак, что и на лестнице.  Эльга  провела  его
вперед, а затем захлопнула дверь, закрыла  на  массивный,  старинный  замок,
который щелкнул во мраке, словно исполинская  мышеловка...  Глаза  не  могли
привыкнуть к этому мраку, но  Михаил  чувствовал,  что  его  окружают  узкие
стены, и еще он знал, что, если бы  не  теплое,  прерывистое,  совсем  рядом
раздающееся дыхание Эльги, то он бы сошел с ума... Просто зашелся бы  диким,
беспрерывным воплем, от осознания собственной беспомощности, от этого  мрака
беспросветного...
   - Мама... Мама... -  едва  слышным  шепотом  позвала  Эльга  -  подождала
некоторое время; дыхание ее сделалось еще более  прерывистым,  и  когда  она
позвала в следующий раз, то едва уже не кричала. - Мама!  Мама!  Ты  спишь?!
Мама, скажи хоть что-нибудь!..
   И вновь никакого ответа - только ветер гудел за стенами, визжал в  щелях,
которых пронзали все  эти  истерзанные,  готовые  обратится  в  прах  стены.
Никакого ответа... и тогда Михаил почувствовал, что они единственные  живые,
кто есть в этом месте.
   - Нет, нет... - пытаясь обмануть свое сердце,  дрожащим  голосом  молвила
Эльга. - ...Должно быть, она не дождалась  меня  и...  заснула...  сейчас  я
познакомлю вас...
   Она тоже ничего не видела, но,  достаточно  хорошо  знала  свою  обитель,
чтобы передвигаться по ней и в  полном  мраке.  Таким  образом  она  провела
Михаила в большую комнату и, не выпуская его  руки,  подошла  к  столику,  и
нашла там свечу, которая оказалась  сгоревшей  только  до  половины,  теперь
оставалось взять огниво, но она так  и  не  взяла  его  -  Михаил  прошептал
дрогнувшим голосом:
   - Смотри - ты только взгляни...
   Эльге было мучительно больно повиноваться этому голосу, потому  что,  еще
когда только она входила в эту комнату, то заметило некое слабое, призрачное
свечение, в том углу, где стояла кровать матери - и тогда она уже знала, что
там увидит, и только хотела сделать хоть при свечи, так, ей думалось,  будет
хоть немного полегче. Но она не могла не повиноваться голосу Михаила  -  она
глубоко вздохнула, и увидела призрачную, почти совсем прозрачную тень  своей
матери.  И  хотя  через  это,  испускающее  блеклый  свет  пятно  проступали
очертания кровати - не было видно каких-либо внутренних органов;  их  вообще
не было - ее мама уже превратилась в блеклый,  готовый  распасться  в  ничто
свет. Она медленно, с горестными стенаниями, поползала к ней, и тут  увидела
слабое, слабое движение - губы матери пошевелились, и Эльге даже  послышался
стон. И какую же радость тогда она испытала! Ведь она по-прежнему  верила  в
могущество Михаила; верила, что раз мама еще жива, так он сможет  остановить
болезнь, которая снедала ее тело. Она влекла его за руку, а сама  ползла  на
коленях, вот остановилась, и все же не смогла сдержать новых рыданий  -  как
страшно было смотреть на родного человека, который столь  долгое  время  был
единственным, кто спасал ее от невыносимого, к безумию ведущего  одиночества
- видеть, что отдельных черт уже не различить,  что  пышные  некогда  волосы
обратились в блеклое, постепенно сливающееся с мраком пятно, что само лицо и
тело обратились в почти бесформенные облачка -  и  от  всего  этого  некогда
бывшего живым человеком пятна веяло таким нестерпимым холодом,  что  страшно
было приближаться, целовать ее - казалось, прикоснешься, и сам обратишься  в
такой же безвольный ледяной сгусток. Но она, как могла крепко  держалась  за
Михаила, и склонилась над мамой так низко, что касалась верхней части дымки,
в которую расплывалось ее лицо. Волосы же ее ниспадали прямо в эту дымку,  и
там покрывались инеем, словно бы седели...
   -  Мама,  мама...  -  прошептала  Эльга.  -  Пожалуйста,  открой   глаза,
пожалуйста взгляни, кто пришел...
   Но глаза оставались  закрытыми:  среди  всего  этого  расплывчатого,  они
представлялись двумя ледышками что-то хранящими в себе.
   - Я же слышала - ты шептала. Маменька - ведь ты звала меня... И его...
   Но глаза по прежнему оставались закрытыми, а лик же продолжал  расходится
тончайшими вуалями и сливаться с окружающим мраком.
   - Маменька, пожалуйста, пожалуйста - ты только погляди!..  Что  же  ты...
Миша, пожалуйста, скажи что-нибудь...
   А Михаил, как увидел эту расплывчатую фигуру - начал испытывать  волнение
столь сильное, подобное которому никогда еще не испытывал - сердце так часто
билось в груди, что, казалось, вот сейчас разорвется.  Он  чувствовал  возле
сердце какую-то, жгущую его тяжесть; поборов оцепенение, протянул туда руку,
и обнаружил, что там лежат  принесенные  ему  листки  со  стихами  -  тогда,
вспоминая свою первую любовь, он пребывал в такой прострации, что  и  забыл,
как эти  листы  туда  положил.  Теперь  достал  эту  кипу  -  достал  резким
движением,  забыв,  в  каком  ветхом  состоянии  они  были...  А  листы  уже
изменились - теперь от них  исходил  тот  сильный  солнечный  свет,  который
озарял их в те весенние дни - сотканные  из  этого  света,  они  были  почти
прозрачными, но каждое из слов выделялось особенно плотной световой вязью  -
каждое слово жило, двигалось - в их свечении стали проступать контуры бывших
в этой комнате предметов; а когда веко умирающей дрогнуло, то все эти  листы
затрепетали, взметнулись словно крылья чудесной птицы; вот уже оставили руки
Михаила, вот закружились, наполняя воздух счастливым весенним сиянием.
   - Как красиво... как красиво... - прошептал Михаил, и  тут  же  порывисто
обернулся к Эльге и прошептал. - Ведь здесь прошло совсем немного времени  -
лишь час, а то и меньше - а в том, моем мире, целый год. Впрочем - ведь я же
и не жил весь тот год... Да и когда, право, я жил! Разве  что  в  детстве...
разве что в детстве...
   К этому времени, комната наполнилась настолько  ярким,  чистым  солнечным
светом, что, казалось, они, малые и беззаботные дети,  лежат  на  пляже,  на
берегу сладкоголосой речки, а  вокруг  -  благодатный,  солнцем  да  птичьим
пением наполненный день. И тогда, глаза  той,  что  лежала,  что  почти  уже
слилась со тьмою раскрылись, и Михаил сразу же узнал ее  -  именно  по  этим
глазам и узнал- эти нежные, к нему обращенные очи ни  с  чьими  нельзя  было

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг