и неслись мокрые клочки газет, какие-то тряпки - кажется, окровавленные.
Вспомнился иной ограниченный мир, из которого с таким трудом удалось
вырваться. А тут еще появился стук барабанов - он все нарастал - хаотичная,
стремительная череда ударов в которой выкрикивал что-то зычный,
торжественный голос.
И тут Алеша увидел огромную толпу серых, несчастных людей, которые все
одеты были в одинаковую грязную и неудобную одежку. Все они были налысо
подстрижены, все ужасно измождены - едва переставляли ноги, все бранились,
но так невнятно, что доносилось только зловещее рокотание. Каждый нес
всевозможное оружие - причем на некоторых было так много этих железок для
убийств, что они попросту не выдерживали их тяжести, пригибались, почти
ползли. Впереди всех шли барабанщики, и отчаянно, из всех сил барабанили.
Между них вышагивал некто, похожий на увешенный орденами самовар - он
размахивал длинной саблей, и выкрикивал те самые торжественные слова,
которые услышал Алеша еще прежде. И вот он понял, что самовар этот есть
"генерал", и он один из самых главных в армии, а еще он осознал, что и ему
придется идти в этой толпе. И действительно, хотя он попытался бежать, ноги
его завязли в некой трясине, и некие люди профессиональными движениями
натянули на него уродливую, неудобную одежку, и как цепями обвешали его
оружием. Теперь он, хоть и выбиваясь из сил, но мог идти в строю с иными
несчастными. Алеша удивлялся, почему это он идет плененный, почему он не
может просто улететь в бесконечное далеко от этого ненавистного: "Что может
пленять мою душу?" - вновь и вновь вопрошал он неведомо у кого. Между тем
"самовар-генерал" не переставая продолжал выкрикивать о неких врагах, с
которыми им в скором времени предстояло столкнуться. Вначале Алеша попросту
не слушал его, пытался пропустить эти громкие слова мимо ушей, но такие уж
они были звучные да торжественные, так впивались, что не мог он остаться
безучастным. Генерал рассказывал им о страшных зверствах чинимых "врагами",
одна за другой поднимались жуткие картины - изувеченные, бьющиеся в
судорогах тела, кучи расстрелянных, и еще что-то искореженное, сожженное...
Алеша и не заметил, когда слова генерала переросли в реальность. Теперь
он действительно шел среди дымящихся развалин, среди сожженных трупов,
кое-где пробивались изглоданные останки леса - и он с ужасом, с болью, едва
не заходясь в крике, осознавал, что это были развалины тех мест, которыми он
любовался когда-то, что это были пепелища того леса, из которого вышла
когда-то, пожертвовав собою коровушка. А "генерал-самовар" все говорил и
говорил про то, какие же злодеи эти враги, что из-за них все их беды, и
Алеша почувствовал, наконец, злобу.
И только почувствовал Алеша злобу, как генерал поднял руку и отошел за
задние ряды. Барабанщики смолкли, и они ступили в лес, про который Алеша
знал, что здесь он и встретится со "врагами". Лес был очень душный, темный -
им отряд долго выделывал круги, все не мог найти нужную дорогу, и наконец
нашли какую-то окруженную колючей проволокой узкую тропку, стали по ней
пробираться, постоянно цеплялись за колючую проволоку, ранились в кровь. Вот
увидели перед собой огромную груду изувеченных, ни на что не похожих тел.
Вся земля между деревьями была залита кровью, повсюду валялись орудия
убийства...
И тогда все увидели врагов. Это был отряд много больших чем их, но зато
почти ни у кого не было оружия. Враги стояли толпой, толкались, и похоже,
совсем не понимали как оказались в этом месте. Сзади напирали, и Алеше
приходилось идти все вперед и вперед - вот он оказался уже в нескольких
шагах от врагов. Сзади прогремела команда генерала:
- Что же вы медлите?! Или не видели, что они творят...
И тогда Алеше почудилось, что кто-то из врагов направляет на него
винтовку. Нет - он опередил врага - он сам вскинул оружие, прицелился ему в
шею, в адамово яблочко, и нажал курок. Он хорошо видел, как шея потемнела,
как этот враг стал оседать. Алеша не испытывал ничего - совсем-совсем
ничего, ни одно воспоминание не тревожило его была только некая пустота,
бездна - и был еще болезненный интерес, желание узнать, кто кого первым
прикончит - он следующего врага, или же враг его. Нетрудно было выбрать себе
следующую мишень - ведь все они были рядом, отступали толпой, даже и не
пригибались, беспорядочно палили, и все-таки ранили или даже убили
нескольких Алешиных соседей в строю. И он нашел шею следующего, и вновь
нажал на курок, и этот следующий стал оседать точно также как и его
предшественники... да предшественники - Алеша вдруг осознал, что уже
давным-давно убивает, что он перебил уже целые армии. Тут что-то
разорвалось, треснуло его в голове, и он оказался на улицах того города, на
которых столь долгое время искал ЕЕ. Но Алеша знал, что война еще далеко не
закончена, он знал, что совершил что-то страшное, и теперь неминуемо должен
быть наказан.
Он избитый, истерзанный лежал в грязи, а с низкого серого неба сыпал
первый снег, было очень холодно и одиноко, где-то поблизости каркали вороны,
голоса у них были пронзительные, как стенания раненых, они и молили и
ругались одновременно - Алеше хотелось бы им помочь, но ему самому нужна
была помощь. Он чувствовал очень сильный голод, он знал, что должен
испробовать того вкусного мира, который приготовила ему бабушка... Но так
тяжело подняться!.. Какая-то незримая, отчаянная вязь слепляла ему глаза -
вот провалился он в темноту, и тут же вновь оказался на войне, в борьбе с
врагами. Сам генерал тряс его за плечи, глядел на него своими вытаращенными,
безумными, исступленными глазами и надрывался о том, что он, Алеша, герой,
что ему предстоит выполнить некое сложное, даже невиданное прежде задание,
но что он, один единственный может его выполнить его, и тут исступленно стал
целовать его в щеки. Алеше стало мерзко от этих поцелуев, он стал
вырываться, и тут же оказался на том самом задании, о котором и говорил
генерал. Он полз к окопам в которых сидели враги, и тащил в руке орудие
убийства, вот перевалился в окоп и не был никем замечен. Орудие убийства
представляло собой железную палку с острой иглой - на игле этой мерцала
синяя искра, и надо было только дотрагиваться ею до ног врагов (а ведь он
именно под ногами полз), как они превращались в груды пепла. Так он пережег
множество их, и понимал, что совершает страшнейшую мерзость, и не мог уже
остановится, только тупую злобу и отчаянье чувствовал. "Вы, вы начали эту
войну! Из-за вас все! Ну и вот вам! Ну и получайте!" - потом его все-таки
заметили, одним сильным рывком перевернули на спину, и ругаясь, и плююсь в
него, направили в его лицо здоровенное, заслонившее весь мир дуло. И Алеша
грязно выругался, и испытывая бешеную, каленые клещами его жгущую ненависть,
зубами вцепился в это дуло, жаждал его перекусить - зубы затрещали,
переломились, тут же ядовитым громом ударил выстрел, хлынула тьма, и он
вновь оказался обессилевшим, лежащим под низким небом, из которого сыпал
серый снег. С трудом удалось повернуть ему голову, и увидел Алеша родной дом
- он выступал из глубин вихрящейся метели, и потому только был прекрасен,
что в одном из окон, на кухне, он увидел бабушку. Кажется, сначала она
поставила что-то дымящееся на стол (должно быть, блины), затем же подошла к
окну и поманила его рукою. И как же это хорошо было осознавать, что в этом
ревущем, ставшем вдруг чуждым мире, есть кто-то, кто любит его, кто ждет,
кто знает его боль, кто все-все понимает и сможет утешить. От этого у Алеши
появились силы: он ухватился за какую-то низко нависающую ветвь, и вот уже
был на ногах, вот уже бросился к подъезду.
И на этот раз, взбегая по лестнице, он знал, что эти ступеньки не будут
бесконечным, что скоро-скоро он окажется возле родной квартиры. И первые
этажи проскочили совершенно незаметно, как некое призрачное видение, зато на
последнем пролете сидела некая девушка. Нет-нет, не та с бесконечными
нежными очами, но и она несла в себе целый мир нежности - каждая черточка
ее, все-все в ней выражало нежность. Она склонила голову на колени, и
повернула ее к Алеше - взгляд ее обволакивал, целовал, и Алеше было очень
хорошо, он вспоминал, что и эту девушку видел когда-то давным-давно, за
целую бесконечность до этого, и приятно и сладостно было это воспоминание.
Он не знал ее имени, быть может никогда и слова ей не молвил - но когда-то
слышал ее ласковый голос, и этого было достаточно, чтобы на душе его стало
так тепло, так хорошо, как давно уже не было. Ему было очень легко, да он и
вовсе своего тела не чувствовал, но только спрашивал шепотом:
- Ты что же здесь сидишь.
- Тебя жду. - ответила, точно поцеловала, точно обняла его всего девушка.
- Что же, пойдем ко мне в гости. Бабушка нам такую вкусную еду
приготовила...
- Пойдем. - нежно улыбнулась девушка, и подала ему плавную словно
произведение искусства руку.
И вот они уже вошли в квартиру, на кухню, которая вновь, кажется, была
залой. Однако, ни залы, ни того вкусного мира, который приготовила для них
бабушка не видел теперь Алеша. Юноша просто держал ее легкую, совсем
невесомую руку, и испытывал блаженство. Впрочем, и кухня играла, конечно
свою роль - это было любящее их пространство, и в этом пространстве этим
двоим было особенно хорошо. Они не говорили ни слова не двигались... а, быть
может, проносились через огромные просторы... так продолжалось неведомо
сколько времени - возможно века, возможно тысячелетия.
Но вот пришло такое время, когда в голову Алеши закралось сомнение:
одновременно он не был уверен, есть ли эта девушка истинное его счастье, а
еще ему казалось, что некая стихия непременно вырвет ее от него. И только
пришло это сомнение, как налетел вихрь, все стало непроницаемо темным, а
потом, когда Алеша очнулся, то обнаружил себя стоящим на улице. Кажется,
было довольно солнечно, но ни освещение, ни окружающие его формы не играли
теперь совершенно никакого значение - была одна цель, найти ЕЕ единственную.
В едином душевном порыве он взмыл высоко-высоко над городом, и увидел
огромный простор на котором двигались и двигались маленькие человеческие
фигурки. Подумалось, что он не сможет увидеть ЕЕ с такой высоты, но тут же
понял и то, что увидит хоть крапинку - сразу душой почувствует, что это ОНА.
И, только он это понял, как действительно увидел ЕЕ - среди многих и многих
двигалась ОНА, но когда он устремился к НЕЙ, когда подлетел, то она была уже
не в городе, но за городом, и ехала ОНА на деревянной повозке среди
величественных холмов, где-то играл на дудке пастушок, через небо
протянулась радуга и на фоне этой радуги пролетала, сияя крыльями, лебединая
стая. И эта девушка нежно улыбнулась Алеше, когда он подлетел к телеге,
молвила:
- Ты ошибся... Да - я прекрасна... Но я не твоя, нет, нет... Мы больше
никогда не увидимся... Пожалуйста, не преследуй меня больше...
Алеше стало очень печально, однако же он почувствовал, что она говорит
правду, он устремился куда-то назад, но тут же и повернул, намериваясь
задать ей еще один вопрос. Дорога теперь стала осенней, и он едва-едва
увидел ее повозку в размытой, темным маревом дали - он стал продираться
через это марево, но достигнуть ее уже не мог, тогда крикнул:
- Но где же мне искать ЕЕ, единственную?!
Он задал этот вопрос потому что был уверен, что эта девушка, которую он
сначала принял за НЕЕ, в которой действительно была частица ЕЕ света знала
ответ на этот вопрос. И действительно - ответ пришел:
- Она есть. Она в твоем мире. В большом-большом городе. Среди годов,
среди веков, но Она ждет тебя. Ваши две души предназначены друг для друга, и
в конце концов вы, все-таки, будете вместе...
И вновь Алеша оказался в своем родном, кажущимся бесконечном городе.
Однако, он знал, что теперь должен покинуть его пределы, и устремится в
какой-то иной, никогда им еще не виданный, еще больший город. И еще он знал,
что должен из всех сил торопится - почему?.. Почему теперь вдруг время
обрело какую-то значимость, тогда как прежде проходили целые
бесконечности?.. Не знал ничего этого Алеша, просто сердцем чувствовал. Он
не мог теперь летать, он даже и забыл, что мог когда-то подниматься в
воздух. Вот он бросился по улице - хоть и не чувствовал своих ног, хоть и
довольно стремительным было это движенье, все ж казалось ему, что слишком
медленно все происходит. Он должен был что-то придумать, но не знал еще
что...
* * *
И тут, вместе с этим незнанием что делать пришел хаос. Улицы стали
изменятся, отвлекать его некими образами. Вот он увидел чью-то фигуру,
устремился за ней, и оказались они на снежных горах, катались с них на
санках или на лыжах. То были огромные, прекрасные горы. Вот увидел он
летящий по небу корабль, бросился к нему, но оказался не на его палубе, а на
кладбище когда-то летавших кораблей. Это было величественное зрелище,
корабли были настоящими исполинами, как муравей чувствовал себя перед ними
Алеша. Потом он услышал девичий смех, и, увидев стройные фигуры, оказался
почему-то в кинотеатре в темном зале, где никого кроме него и этой девушки,
сидевшей у нее на коленях не было. Он чувствовал ее теплое, податливое тело,
чувствовал парное дыхание губ возле самого лица - и забылся, и вновь забылся
на какое-то, неведомо сколь долгое время. Затем он, все-таки, вновь оказался
на улице, вновь продолжил по ней свой бег - и вновь были некие отвлекающие
образы, и он забывался в них, а потом вновь бежал, и проклинал себя: "Да что
же я среди этих образов мечусь?.. Что они мне?.. Зачем они мне?.. Ты же
знаешь, что у тебя только одна цель ОНА, а все остальное не важное. Все
остальное проходящее. Пусть все (или хоть часть) эти приключения
завораживающие, величественны, добры, сказочны - но ведь все это ты видел
уже и прежде - ты просто вспоминаешь сновидения... откуда?.. Где, в каком
странном мире я видел эти сны?.. Где я сейчас?.. Нет - на это ты не найдешь
ответа, но у тебя есть цель, и ты должен к ней стремится. Об этом помни, это
главное..."
Но каждый раз он отвлекался вновь и вновь - и, хотя все эти приключения
несущие в себе великое множество образов, проскальзывали как и должны
проскальзывать сны, таяли, становились расплывчатыми мгновеньями - все-таки
он чувствовал, что тратит очень, очень много времени.
Затем он увидел высоченное, устремленное куда-то в небесную высь здание
на котором было написано "Библиотека" и он почувствовал, что в этом здании
сможет найти силы необходимые, чтобы прорваться к НЕЙ. Он устремился к
библиотеке, и уже чувствовал, что там внутри ждет его новый, любящий его мир
- мир, который создан чьей-то великой мудростью, и который только и ждет,
чтобы Алеша пришел и насладился его прекрасными образами, принял их в себя.
И вот юноша оказался внутри здания, главенствующим там был холм,
возносящийся так же как и здание в неведомо какую высоту, у этого холма были
почти отвесные стены и они полностью состояли из книг - Алеша уже знал, что
надо ему делать, он подошел, и стал карабкаться. Перед ним появлялись
корешки книг, он даже с жадностью выхватывал их, и накатывались на него,
нежными волнами обволакивали прекрасные и мудрые истории. Он поглощал их
одну за другой, и хотелось ему чтобы подольше эти чудесные книги не
кончались - но их было много-много, и он знал, что впереди его ждет еще
больше. Поглощая их, он не чувствовал себя одиноким, ибо из каждой страницы,
из каждого образа сияла ОНА. Пусть даже там и не упоминалась о НЕЙ, но ОНА
сияла над теми мирами, ОНА незримой тенью проходила среди всех образов.
Книга за книгой, книга за книгой - среди миров все выше взбирался он, и
знал, что высоко-высоко уже поднялся над землей, знал, что, если оглянется
то весь город представится маленьким пятнышком, но все это нисколько не
волновало Алешу. С каждой поглощенной книгой он обретал все большую
гармонию, большую уверенность, что в конце концов он все-таки придет к своей
цели...
Он все полз и полз, а потом услышал ЕЕ зовущий голос, и понял, что в
библиотеке ему уже нечего делать, что он получил от нее все, что можно. Он
знал, что прошло очень-очень много времени, возможно века или тысячелетия,
однако - ему не было жалко этих потраченных в библиотеке тысячелетий, он
даже восторг испытывал от того спокойного, гармоничного знания, которое
теперь чувствовал в себе. Вот он вышел на улицу, и остановил некое средство
передвижения. Он даже толком и не знал, что это за средство - это было и не
важно, главным же было то, что это средство должно было доставить его в тот
далекий, неведомый город. И действительно, стремительно стали отлетать назад
леса, пейзажи - впереди забрезжило некое сияние, и вот Алеша уже окунулся в
него. Теперь, с той гармонией которая дышала в его душе, он сразу же
почувствовал, где ОНА, и, конечно же, тут же устремился к НЕЙ...
* * *
Но это еще не было их окончательной встречей: что-то из вне, а скорее в
самом Алеше мешало этому соединению. Он уже видел храм, в котором он учился
вместе с НЕЮ - храм, подобный тому, который был и в его городе. Храм стоял
на увитом зелеными травами большом холме, и Алеша бежал по ведущей вверх
дорожке - летел с легким сердцем, с восторгом - в груди кипели стихи,
возможно прочитанные, возможно им самим сочиненные - это было уже не важно -
главное, что чувства были искренними.
И вот тогда почувствовал он трупную вонь. Вонь нахлынула сильной волной,
заставила его закашляться, с тяжелым, мучительным стоном повалится среди
трав. С чего все это началось?.. Возможно - зашевелилось некое
давнее-давнее, из пережитых кошмаров пришедшее воспоминание, возможно - еще
что-то. Так или иначе, но гармония была нарушена, и он лежал на этой ставшей
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг