Захмелевший "медведь" повернулся, показал им кулачище и прохрипел:
- Мой сын...! Я за него и возьмусь! Не лезьте в дела воспитания, если в
них не смыслите! Поняли?!
И вот он навис над мальчиком, схватил его за ухо, стал выкручивать,
другой же рукой, вырвал те ветви, которые мальчик успел подобрать на
обратной дороге. Затем, не выпуская уха, выкручивая его все больше - до
треска выкручивая, стал со всей силы, и все больше разъяряясь, бить его
огромной своей ладонью по щекам, по лбу - по всему лицу. Он бил с яростью,
да все сильнее и сильнее, - казалось, что в конце концов он убьет своего
сына.
Из носа мальчика пошла кровь, и он всхлипнул было: "Не надо..." - но вот
замолчал - и с ненавистью взглянул на своего мучителя.
- Ах ты! - шипел пьяный "медведь". - Тебе же сказано было - не
задерживаться! Почему я должен ждать тебя?! Ты что - совсем отупел?! Где
дрова?! Нам костер нужен - ты это понимаешь?! Почему ты растешь таким
недоноском, идиотом?! Да тебя...
Заплетающийся этот поток фраз - был прерван, на него налетел двухметровый
дог и вцепился в ладонь, которой "медведь" выкручивал ухо. Он тут же,
клыками прогрыз ее до кости - сжал сильнее, и кости с сухим треском
раздробились - все ладонь была перемолота...
Дог с самого начала с яростью смотрел на "медведя" - когда тот орал на
сына, поднимался из груди дога, пронзительный, студеный, волчий рокот,
наливались его глаза кровью и он, оставляя глубокие борозды, начинал скрести
землю.
К нему подошел король и дотронулся носом до лба дога: "Успокойся, лежи
тихо. Мы должны прятаться. Дождемся, когда они уедут, тогда и выйдем, уберем
там все..."
Дог успокоился на некоторое время, но вот, когда "медведь" стал
выкручивать мальчику ухо, а другой - по щекам бить, - тут взметнулись в этом
двухметровом псе какие-то старые, тяжелые воспоминания. Ярость злила глаза
его, и он не мог уже сдерживаться; не мог спокойно смотреть на то, что
делалось над беззащитным мальчиком.
Вот он рванулся на "медведя" - черным, копьем пронесся до него. И так
стремительно было это нападение, что до тех пор, пока "медведь", не завизжал
пронзительно - никто из людей и не понял, что же произошло.
Мальчик, на по красным, припухшим щекам которого стекала кровь от
раздавленной отцовской кисти, упал на траву и не издавая ни звука, пополз к
деревьям.
А "медведь" от вспышки боли протрезвел - вот он уже понял, что к чему -
целой ручищей перехватил дога за горло - сжал - псу удалось вырваться.
Но пес тут же вновь налетел на этого человека. С хрипом, страшными
проклятьями, кубарем покатились они по земле - удары кулаком - кляцканье
челюстей - все это переплелось, и ничего уж нельзя было разобрать в этом
клубке боли.
Жена "медведя" истошно завопила, и в это же время разом рухнули спиленные
ветви дуба. Как уже говорилось - это были две самые большие ветви - сами
размером с деревья. Казалось, что у дерева отрубили руки - оно все
передернулось, все застонало от корней и до самой вершины кроны.
С гулом, с отчаянным треском падали эти две руки - падая, они переломали
и еще несколько ветвей, и те то, задетые ветви - рухнули прямо на бутылочную
скатерть, разливая и разбивая все, что там было.
Сидевшие вскочили. Жена вопила.
- На Кирюху волк напал! - сообразил кто-то.
- Ружье в машине!
- Скорее к Кирюхе!
И вот один полез в машину за ружьем, которое взято было просто для
развлечения - для стрельбы по мишеням.
Трое бросились на выручку "медведю" - остальные предпочли остаться возле
разгромленного стола.
Дог, рвался к горлу, но "медведю" пока удавалось удерживать его здоровой
рукой. И "медведь" и дог все залеплены были кровью, у дога выбит был глаз -
у "медведя" - клоками разодрано лицо.
Вот подбежал кто-то с ружьем, замер, выбирая удобный момент, вот
размахнулся - нанес удар прикладом в череп дога.
Пес дернулся, рванулся к горлу "медведя" из всех сил - тот не выдержал
этого натиска - зашелся пронзительным визгом - вот клыки разодрали рубашку
возле его горла - вот заскрежетали ближе...
Новый, страшной силы удар прикладом, откинул голову дога, что-то
хрустнуло, и огромный этот пес, заливаясь кровью, закрутился по траве.
Человек у которого было ружье, прицелился выстрелил в пса - тот еще
скрежетал челюстями, еще пытался ползти на "медведя" - еще один выстрел - на
этот раз пуля вошла в череп...
Переполошились, и не слушались своей "няньки" щенки - их тявканье,
призывы вернуться родителей довольно слышно было на поляне.
Дружки "медведя" тараторили возбужденными голосами:
- Это не волк! Это дикий пес! Может - бешенный! Да у них тут целая свора!
В это время из зарослей раздалось горестное завыванье, а следом появилась
большая беспородная собака - подруга дога. Дорогу ей перегородил король -
эта собака с почти человеческими глазами, спокойно пролаяла:
"Его уже не спасешь" - и оттеснила тоскующую подругу обратно, за
древесные стволы.
В это же время и мальчик достиг первых деревьев - до этого он просто шел,
но теперь вскочил и бросился бежать.
- Саша! - завопила его мать, но мальчик мчался не останавливаясь и вскоре
его уже не стало видно за ветвями.
Подняли "медведя" и он видел, как убегает его сын, видел он и короля,
слышал он и щенячье лаянье. Вот поднес к глазам кровоточащий ошметок, бывший
когда-то кистью... глаза его заблестели безумно, он зашипел:
- Теперь я понял - мой сын-недоносок в заговоре с этой сворой! Но им меня
не пронять! Мы хотели охоту... будет вам охота... за мной... - голос его все
больше срывался на истеричные, визжащие нотки.
Вот он рванулся к тому приятелю у которого было ружье, и который только
успел это ружье перезарядить, ожидая, что появятся иные собаки. Медведь
налетел на него, стал выдирать ружье.
- Кирюха, ты чего?! Ты - это брось! Уезжаем! Тебе скорее в больницу
кровоток остановят! Уколы...
- Вот тебе уколы! - "медведь" со всей яростью ударил этого человека,
разбил ему в кровь все лицо, вырвал винтовку, и с воплем бросился к
зарослям...
- Быстрее, за ним!... Оружие в машине - еще одна винтовка - два
пистолета! - полились голоса - забегали и вот следом за "медведем" рванулись
еще трое вооруженных мужчин.
Как только залегшие в кустах собаки увидели, что прямо на них несется
гора плоти, с безумными яростными глазами и с карабином - они тут же
бесшумно и стремительно отступили в заросли...
Будь они одни, так тут же разбежались в разные стороны, но у них были
дети и старики. Щенята заливались лаем, и не смотря на старания "няньки"
продвигались в их сторону. Навстречу своим щенкам и бросилось все это
собачье сообщество.
Позади всех, смотря, чтобы никто не отстал, бежали король с королевой.
Перед ними - неразлучные Джой и Томас, ну а рядом с Томасом, еще та
безымянная белая собачка, со сосредоточенными теперь глазками.
Имена, всему вообще свойственно давать только человеку. Что он бы не
увидел, - он назовет коротким сочетанием звуков.Животным такое не
свойственно - каждый предмет они воспринимают в целом, в связи его с
бесконечностью, и не придают ему каких-то коротких, по сути ничего не
значащих, звукосочетаний. Казалось бы собаки - эти быстроногие животные, так
хорошо знавшие лес, так часто среди этих стволов бегавшие - должны были
быстро оставить "медведя" далеко позади, однако человек этот пришедший в
нечеловеческую ярость, несся с огромной скоростью.
Вот он врезался в молодое деревцо и оно с треском переломилось от массы
его тела. С губ его, вместе с пеной, срывались страшные проклятья:
- Эх, ты маленькая скотина! Я давно уже догадывался, что ты задумал
погубить меня! Но теперь я все понял! Ты в сговоре с этими псами! Ну, сынок,
это пуля для тебя! Не уйдешь! Ты слышишь меня?!
Король, видя, что "медведь" их нагоняет, отстал, залег в зарослях и,
когда эта гора мускул, проносилась возле него, метнулся ему под ноги.
Медведь споткнулся и, падая, попытался ухватить короля - однако тот оказался
проворнее - тенью в заросли метнулся.
"Медведь" вновь был на ногах - он зарычал, и еще быстрее метнулся вперед.
Он уже и не кричал ничего, только слюной брызгал, да шипел...
Тем временем, на полянке, обнятой родниковым ручейком встретились псы со
своими щенками...
Позади нарастал грохот прорывающегося через заросли медведя, а за ним
крики еще троих:
- Кирюха! Стой ты! Их же здесь целая стая!
И в это время, так давно собиравшийся, зарычал и неожиданно надвинулся
гром. Черные тучи наползли из-за крон деревьев, весь застонал в сильном и
долгом, ветряном порыве. Вот он уже зашумел по новому - от дождевых потоков.
Капли певучими стенами сыпали со всех сторон - все нарастала их плотность -
это был уже настоящий ливень.
Это была завеса! "Медведь" выбежал на поляну и увидел только метнувшихся
в разные стороны собак - теперь они могли разбежаться - щенки были в их
клыках. А одного старого немощного пса, относил на своей спине, громадная и
беспородная псина.
- Сын ко мне! - взревел "медведь" и тут увидел белое пятнышко - столь
белое, что его отчетливо было видно и за пеленой дождя. Он положил ружье на
локоть раздробленной руки, прицелился...
Джой бежавший рядом с "белой" почувствовал, какая ей грозит опасность. Не
было времени оборачиваться - он, повинуясь чувству своему, взметнулся в
воздух оттолкнул ее в сторону...
Пение дождя, словно ножом, рассек ружейный выстрел. Пуля предназначенная
белой собаке, попала в заднюю лапу Джоя, раздробила, разорвала ее.
Рыжая собачка, жалобно завывая, покатилась по земле. Попыталась подняться
- "медведь" был уже над нею.
- Сдохни! - ревел он, занося приклад.
Тут что-то стремительное метнулось по ноге его, вот по рубахе - вот уже
на лбу. Неожиданно он ослеп - какие-то иглы вцепились в его плоть пониже
глаз, повели вверх...
Он завизжал, выронил ружье, схватил это-то, неведомое ему - оторвал от
головы, и ничего за кровавой пеленой не видя, отбросил в сторону -
покачиваясь, пробрел несколько шагов. Да тут нежданно, как когда-нибудь
потом смерть, набросилось на него забытье, схватило его черными тисками - и
он уже ничего не видел и не чувствовал...
Приближались крики, Джой, с разорванной лапой скулил, пытался подняться,
но все безуспешно. Томас и "белая" не отходили от него, готовы были защищать
его до последнего...
Кусты нежданно распахнулись и выбежали сразу король и мальчик.
Король подхватил Джоя клыками, потащил под защиту зарослей. Мальчик
побежал следом за ними, плача и шепча:
- Я останусь с вами, я буду жить с вами, как Маугли! Вы такие хорошее! Я
буду счастлив с вами! Я не за что не вернусь в город! Теперь этот... отец он
же убьет меня!.. Я не хочу туда возвращаться - там зло, там тяжко мне...
И в это время дождь также неожиданно, как и начался закончился.
Освобожденные от стремительных туч, лучи солнечные прорвались, разлились
средь ветвей, заблистали, зазолотились яростными слезами, в летящем с ветвей
каплях. А ветер дул по прежнему - шумел мокрой листвою - и весь лес
заходился тревожным, беду предвещающим напевом...
* * *
Дима остался жив в тот октябрьский день. Видно, местом его смерти суждено
было стать не полуобвалившейся плите в мертвом, южном доме - но какому-то
иному, быть может и более живописному уголку.
Житель страны не мог видеть забившего в темный угол Диму, он стрельнул
наугад и промазал. Пуля раздробила стену в сантиметре от его уха и,
возможно, именно от силы удара того, вместе с кровью из ушей, потерял он и
сознание.
Черные облака вдруг рассеялись и тогда... тогда он понял, что попал в
блаженный мир. Он вновь шел по парку - и там везде были Жизнь и Любовь
слитые воедино - все сияло ими, а на скамейке, словно фонтан, озаряющий весь
этот, улыбающийся ему мир - сидела Она - прекрасная Дева с белыми волосами.
Он подошел к ней, протянул навстречу пальцы - вот их руки должны были
встретиться - какой же это миг! Как вспыхнуло сердце! Из него рванулась
светлая песнь, стихи...
Загудел, раздробился раскат и милый сердцу его мир, был разрушен. Парк
затянулся пеленою, а потом и пелена была поглощена уродливыми углами
разрушений.
Впрочем, почти ничего не было видно - наступила ночь - и лишь
пробивающиеся с улиц отсветы пожарищ, давали минимальное освещение, мучаясь
на перекошенном бетоне...
Многие дни в Димином дневнике не появлялось ни одной записи, но вот
однажды появилось там сразу множество исписанных страниц:
"Так - сейчас главное собраться, описать все, что стоит описания за эти
дни, а так же и еще кое-что... ведь, этот дневник может быть найден. Быть
может, - так на это надеюсь! (хотя в душе и понимаю, как это несбыточно) -
Она прочитает его... Так бы хотелось в это верить... Вдруг, все же...
Ежели ты читаешь, о Дева, которую видел я лишь мгновенье, то я счастлив
безмерно, тогда я улыбаюсь, глядя на этот лист! Знай же, что вся жизнь до
того мгновенья, и все это кошмарное существование после него - ничто! Вся
вечность ничто перед тем мгновеньем! Оно, то мгновенье, когда я увидел тебя,
оно каждый день в памяти, в сердце, в душе моей произрастает непрерывно. Я
вижу его цветком среди развалин поднявшимся... Впрочем, все то слова, и, мне
кажется они слишком блеклые против моих чувств. Потому оставим...
Пока я опишу, что со мной было за эти дни. Эх, голова так гудит - пальцы
не гнуться - все тело, словно разваливается... Лишь бы суметь дописать. Ну а
пока, на всякий случай, я просто скажу, что вас Люблю. Я могу так говорить,
я выстрадал это... Как же я вас Люблю! Господи, как же жаль, что не могу вам
этого сказать прямо! Господи, как же я вас люблю... слезы...
Сейчас так не хочется возвращаться из моих чувств к тебе туда, назад, в
город - но все же описать надо, потому что иначе никто про это и не узнает.
Постараюсь быть краток, так как времени осталось совсем немного...
Итак, начнем с того, что было семь дней назад.
Я очнулся в темноте, выбрался из своего укрытия - огляделся. Оброненный
мною автомат, конечно же забрали. А если бы даже и оставили - я бы не взял
его. С некоторых пор меня стало воротить от одного вида оружия. Любого
оружия, черт подери!
Во дворе у костров грелись жителей этой страны. Где-то дальше гремело,
разрывалось, прорывался треск пулеметов - все то, к чему я так и не смог
привыкнуть. Все то, что истерзало... Ладно...
Мне удалось пробраться никем незамеченным, выползти на улицу.
Вот там ждало меня тяжкое испытанье, описание которого, о Дева, вы все же
дочитайте до конца.
Вы, должно быть, не знаете, как пахнет горелая плоть. Этот запах
захлестывает пронзительной волною, он прорезается к вам в легкие, и вас
выкручивает наизнанку. Вас выкручивает, но не рвет, вы Дева, вся выкручена
на изнанку, все болит все рвется - все сильнее и сильнее и от этого нельзя
убежать - к этому, если у тебя честная сердце и душа, нельзя привыкнуть.
Зачем пишу вам это? Вам прекрасной и святой, которая никогда и не ведала
о подобных ужасах?... Потому что все это время я вспоминал вас, и вас образ
был безмерно сильнее этого, людьми созданного ада. Вы должны это знать,
потому что - верю! - прошлись бы вы по этим черным улицам и улеглась бы
боль; а там, где бы вы ступали, дева, произрастали цветы! Вы бы предвечным
родником... Нет, я мог бы писать это вечно, и лучше - в стихах. Но у меня
впереди не вечность, а считанные часы, а то и минуты.
Итак, я продвигался по улице, стараясь держаться теней, хотя их было не
так уж и много; часто догорала подбитая наша техника, просто какой-то хлам.
И среди всего этого трупы: просто трупы, трупы обгоревшие, ошметки плоти...
Часто я слышал речь людей, которых, по какой-то причине, должен был
бояться, когда они проходили рядом, я притворялся мертвым. В этом городе
лежащий на асфальте мертвый привлекает куда меньше внимания, чем живой.
Я очень изнемог на этих улицах - они высасывали силы - не думайте, что
мне хотелось есть... От еды меня воротило, с тех пор, как появился Запах.
Это было очень долгое, напряженное, выматывающее болезненным окружением,
продвижение вперед - я также желал вырваться из города, как орел привыкший к
белоснежным вершинам гор, и полетам среди гор-облаков и посаженный в узкую
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг