полотно взглянул, даже голова закружилась - дело в том, что там была
изображена часть звездного неба, и звезды казались настолько живыми, что
было это словно оконце - оконце к нему может быть только у потолка, он же
смотрел на него сверху вниз - вот и покачнулся, представилось ему, будто
вниз головой висит.
Карлик ничего не ответил - он вообще за все время не произнес ни одного
слова и даже звука ни одного не издал. В этом кровавом свете, кстати, Михаил
смог разглядеть и его лицо. Он был темным - не черным, а именно темным,
словно бы изнутри изгнил - ни одна черточка не шевелилась на его лице, это
было каменное лицо, и не понятным было, как этот истукан вообще может
ходить.
Вот он махнул своей маленькой, кукольной рукой (а плечо Михаила до сих
пор стенало от его каменной хватки) - и, послушно этому взмаху, темневшие по
углам крысы, встали вдруг на задние лапы, и, чеканя шаг, убрались в свои
норы. Однако, прошло не более минуты (все это время, зачарованный Михаил
рассматривал кусочек полотна) - как крысы появились вновь. Однако - о чудо!
- теперь все они облачены были в белые, поварские халаты, да еще с
колпачками на головах. В лапках же они сжимали все те предметы, которые
могли бы понадобиться в работе поварам. По прежнему чеканя шаг, они прошли к
некому большому черному кубу, который почти полностью загораживал одну из
стен - они нажимали на его кажущиеся совершенно гладкими стены и в них
раскрывались дверки, из которых выливалось синеватое сияние. Крысы заходили
в дверки, и возвращались уже груженные разными продуктами, среди которых
были как и знакомые (как например сыр или петрушка), так и совсем невиданные
- какие-то сиреневые шары, какие-то ярко-зеленые, словно змеи шипящие
напитки. Однако, ничего этого крысы не ели - они аккуратно разложили все это
(а там было очень-очень много разных вещей, и из того же черного куба
достали большой ржавый котел, в котором уже что-то булькали. Вот разом
взмахнули своими длинными хвостами и вспыхнуло ярко-синее пламя, жар от
которого почувствовал и Михаил. Жидкость, которая была в котле тут же
закипела, взвилась к потолку зеленоватым дымком, а крысы-повара уже
суетились вокруг, подбрасывали в котел приправы, заливали жидкости. А две
запрыгнули на самый край и усердно перемешивали варево половниками. Михаил
глядел на это действо и не в силах был оторваться - что-то зачаровывающее,
колдовское было в движении крыс. Очнулся он только когда все уже было
приготовлено - пламень больше не горел, а над разгоряченным котлом повисло
темно-зеленое, густое и совсем недвижимое облако. В воздухе сильно пахло
какой-то острой травяной снедью. Что касается крыс, то они по-прежнему
стояли в своих поварских одеяниях на задних лапах, но так истомились, что
бока их так и ходили ходуном. А бока то были впалые - да и вообще - видно
было, что они с ума от голода сходят. Вдруг все они обернулись к карлику,
вытянули к нему свои лапки и жалобно и зло заверещали - очень они в эти
мгновения были похожи на маленьких, уродливых человечков.
- Нельзя же быть таким скупым, Сроби. - подала голос ткавшая полотно
девушка. - Ты моришь своих рабов голодом и они отомстят тебе - в этом будь
уверен, я у меня же есть дар предвидения.
Однако Сроби оказался действительно настолько жадным карликом, что махнул
рукою и скованные заклятьем крысы, глотая слюни, направились к своим норам.
Было видно, как льются из их глоток слюни, как горят зловещим красным светом
их выпученные глазищи. Напомню, что каждая из этих крыс была по крайней мере
не меньше самого Сроби.
Карлик не издал ни одного звука, зато повел маленькое своей ручкой, и
Михаил почувствовал как ноги сами несут его к котлу. Тоже было и с маленьким
Унти - мальчик снова плакал, но уже не говорил ни слова. Златовласая же дева
предостерегающе окрикнула:
- Он хочет вас околдовать - не пейте зелья...
Но тут махнул Сроби ручкой - и язык у нее отнялся. Михаил хотел
повернуться, бежать из этого страшного места, но тело больше не слушалось
его. Вот он, против своей воли, уселся на том свободным от соломы месте
возле котла, на котором незадолго до этого суетились крысы - плачущий Унти
уселся рядом.
Карлик проковылял на своих кривых ножках к котлу, вот вытянулся и взял
явно великоватый для него половник, которая оставила одна из крыс. Откуда то
в руках у него появилась тарелка, и он наполнил ее некой густой жидкостью,
которая постоянно булькала и сменяла свои, по большей части темные цвета. Он
поставил эту тарелку перед Михаилом, и тут же вновь направился к котлу,
начинал набирать другую, меньшую тарелку для Унти.
И Михаил понимал, что это вот последние мгновения его свободы. Он ясно
представлял, что будет вслед за этим - карлик подаст тарелку мальчику,
махнет рукой, или просто посмотрит, и им не останется ничего иного как
поглотить то, что там налито. И он знал еще, что надо что-нибудь придумать,
пока есть время. Попробовал пошевелить руками - это ему удалось, но при этом
он сразу же почувствовал сильную усталость - словно бы поднять руки и
поднести их к лицу являлось тяжелой работой. Попытался подняться на ноги -
бросится на карлика сзади - нет - это было слишком тяжелым для него,
сплетенного путами волшебства. И тут к его плечу что-то прикоснулось -
что-то теплое, родное, словно прикосновение нежного апрельского денька,
опустил глаза, увидел сияние золотистых волос, и понял, что это ткавшая
полотно дева незаметно к нему подобралась, решила помочь. Она перехватила
своими нежными теплыми ладонями его руку, и оставила там этот волшебный
кусочек живых прядей. Карлик в это время как раз наполнил тарелку для Унти -
и дева зажала кулак Михаила, сама же отпрянула на прежнее место.
Карлик Сроби краем глаза увидел какое-то движение, и теперь замер с
тарелкой, проницательно вглядывался в каждого - быть может, он бы и разгадал
все, однако в это время над их головами раздался и стон и скрежет, и
покачнулось и задрожало там все - чей-то унылый, страшный голос нашептывал в
том вое свое заклятье. Карлик поднял вверх свои маленькие, но могучие руки,
быстро-быстро задвигал пальцами, и вот все наверху смолкло.
Он повернулся к Михаилу и Унти, протянул руку к ним, и вот Михаил
почувствовал, как его рука против его воли подносит ложку ко рту.
- Посмотри, посмотри, - позвала тут карлика девушка, - мое полотно - оно
почти готово, оно уже начинает двигаться. Кажется, все завершено.
И тут, впервые за все это время, карлик сменил свою окаменелость - он
весь передернулся, он совсем позабыл про Михаила и Унти, и бросился к
девушке.
- Смотри, смотри - среди звезд пролетела одна...
Дальнейшего Михаил уже не слышал, так как он погрузился в причудливые,
колдовские виденья. Рука подносила ко рту ложку с кипящим, меняющим свои
цвета варевом, но тут же теплым поцелуем вспыхивали зажатые в ладони волосы,
и он вспоминал звездное небо на полотне, а потом и тот бесконечно далекий
парк, возле родного дома, наконец и Таню вспоминал - колдовство карлика
пропадало, но все-таки не совсем - ему приходилось бороться, чтобы отвести
ложку ото рта, чтобы выплеснуть ее в одну из трещин которые покрывали
освобожденный от соломы пол - каждый раз, когда он это делал, словно
раскаленные тиски сжимали его голову, и в конце концов он застонал и потерял
сознание...
* * *
Очнулся в том же подвале, и прежде всего обнаружил, что все кроме одного
светильников были куда-то убрано; этого же шара с заключенными в нем
красными светляками было явно недостаточно чтобы осветить это помещение. В
зловещем кровавом полумраке выступали некие расплывчатые зловещие контуры, и
можно было подумать, что жизнь уже закончена, и что ты уже в царствии теней
из которого нет исхода, в котором одни лишь стенания да постепенное
затухание, если бы не девушка, которая сидела рядом с ним, и окружала
кольцом своих золотистых волос не только его, но и маленького Унти. Мальчик
был с закрытыми глазами, но не в забытьи, а сладко спал, положив голову на
ее колени.
Ну а с внешней стороны круга, беспрерывно шевелилось, визжало что-то
черное. Сначала Михаилу подумалось, что там беснуется некая темная
многоголовая змея, однако, приглядевшись повнимательней, понял, что никакая
и не змея, а сонмы здоровых, обезумевших от голода крыс. Ловили отблески
кровавого света их выпученные черные глаза, и ничего кроме ненасытной жажды
поглощать все не было в них. Они сцеплялись между собою, и у кого появлялись
кровавые раны тут же раздирали в клочья, поглощали - однако этого было не
достаточно, это только больше разжигало их жажду поглощения. Из черных дыр в
стенах выбегали все новые и новые - забирались на головы, в одном месте
таким образом набралась целая живая, яростно воющая, истекающая кровью горка
в полметра высотою - горка покачнулась, завалилась и несколько крыс
оказались внутри круга золотистых волос. Тут они совершенно обезумели,
заверещали, заметались, наконец - стали перескакивать назад ко своим
соплеменникам, и сцеплялись с ними. Одна из крыс осталась и бросилась на
Михаила - ядовитая, темная слюна капала из ее зева - и неизвестно, как бы
подействовал на него этот яд, если бы девушка не успела дотронуться до нее
золотой спицей, которой ткала. Крыса повалилась без всякого движенья.
А Унти что-то почувствовал, открыл глаза, увидел крыс и тут же заплакал.
- Тихо, тихо, маленький. - утешала его девушка.
Мальчик и слушать ничего не хотел - очень уж страшна была эта картина с
крысами. Он все плакал, озирался по сторонам, и тогда девушка развернула
перед ним свою пряжу. И засверкало, переливаясь словно живое, звездное небо.
И стоило только Унти взглянуть на эту красоту, как он успокоился, протянул к
звездам маленькую свою ручку, стал гладить их - и Михаил тоже смотрел
завороженный - такого чудесного волшебства он не ожидал увидеть: казалось,
что не существовало больше пространства, и мальчик держал в своих ладошках
бесконечно далекие, бесконечно большие нежели он сам небесные светила.
Потом мальчик посмотрел в бледный, светлый лик девушки, и улыбнулся. Он
прошептал едва слышно: "Ведь все будет хорошо?.. Ведь я еще увижу эту
красоту, правда?..", и уткнулся ей в колени, заплакал - но это уже не были
прежние его слезы отчаянья.
Но вот девушка подняла свою легкую, плавную руку, и повинуясь этому жесту
все замерли - даже и крысы на несколько мгновений прекратили свою ужасающую
возню. А дело было в том, что потолок над их головами заскрипел - явственно
различались шаги, по видимому - это крик Унти встревожил карлика.
- ...Понимаешь - прядью своих волос я защитила тебя и мальчика от
колдовства. - быстро зашептала Михаилу девушка. - Если бы вы выпили его
питье, то сейчас бы уже превратились в двух крыс. Он был уверен, что вы
выпил, и пошел немного отдохнуть. Он то ожидает увидеть уже двух новых
крыс... Сейчас войдет сюда - скорее надо что-нибудь придумать...
- Надо светильник разбить. - кивнул на единственный кровавый шар Михаил.
Правда, он сам же поежился от этого предложения - перспектива остаться в
темноте с крысищами ужасала.
Но девушка поддержала его:
- Да - это раньше он в темноте видел так же хорошо, как на свету. Но
теперь, на старости лет совсем ослеп. По крайней мере, на время это отвлечет
его...
А шаги уже замерли возле того места, где был люк. Тогда девушка
неожиданно сильным движеньем оторвала кусок звездного неба, прошептала ему
несколько непонятных слов, после чего отпустила - это серебристо темное
полотно плавно и стремительно, словно парус наполненный ветром пролетело
через комнату, и обвило наполненный кровавыми светляками шар - теперь среди
бывших там звезд появилась одна красная крапинка - словно планета Марс -
остальные же звезды остались прежними - словно бы еще одно окошечко к
небесам открылось в том месте - еще одно, более широкое, сияло рядом с
девушкой; и теперь уж казалось, что это маленькое, темное помещение плывет
где-то среди звезд - что там красота, что там бесконечность, а они вот
заперты в ненавистной темницы.
Но вот люк в потолке стал открываться - оттуда вырвалось несколько
тусклых лучиков, вот на едва-едва видимые ступени опустилась кривая нога
карлика, вот вторая - вот, кажется, он сам стал опускаться. И тогда девушка
окликнула его:
- Ты только не делай свет. Сейчас я заканчиваю полотно, и если ты
осветишь его сейчас, то все испортится!.. Лучше оставь меня - я сама тебя
позову, когда все будет закончено.
Карлик не стал колдовать, чтобы появлялся свет, однако, он продолжил
спуск и вскоре слился с тем мраком который был у подножия лестницы. А крысы
вновь заверещали, вновь забились где-то совсем поблизости. Вскоре Михаил
смог различить их безумные, кровавым отсветом исходящие глаза; смог он
разглядеть и волосы девушки, так как слабое золотистое свечение возле них
виделось. И девушка продолжила свою работу - в ее умелых пальцах вновь
появились золотистые иголки, вновь неведомо откуда стала появляться
волшебная нить. Видно было, что она теперь очень старается и торопится -
ткала она с такой скоростью, с какой ни один человек не мог бы ткать.
И тут совершенно неожиданно, к ужасу Михаила и Унти из мрака, приближаясь
к ним, стали вытягиваться две непроницаемо черные руки - это были руки
карлика, он хотел потрогать полотно, а еще - убедится, что у него появилось
двое новых слуг, так как ему почудилось дыхание толи Михаила, толи Унти - в
общем, его раздирали сомнения, но он по прежнему не издавал никаких звуков -
эта тишина угнетала, этого напряжения нельзя было терпеть долго, хотелось
вопреки всему сказать что-нибудь громко, или же рассмеяться.
И тогда девушка, ни на мгновенье не прекращая своей работы, запела:
- Среди скал и ущелий далеких,
Корабль волшебный плывет,
К просторам безбрежно-широким
Он спящие души несет.
И в трюмах его сновиденья,
На палубе дети стоят;
И сладки и тихи моленья,
От них к милым звездам летят:
"Возьмите, возьмите в объятья,
Нам будет средь вас хорошо,
Мы с вами как милые братья,
Примите наш малый стишок.
И там далеко, в мертвом мире,
Останутся наши тела,
Ах милые, пойти на лире,
И лейте потоки тепла.
Так тихо у вас и спокойно,
Такая у вас благодать,
Примите в ваш мир ясно-стройный,
Не дайте назад, в бездну взять".
Вместе с этими строками на Михаила стало надвигаться забытье - в забытье
были видения, из них он узнал о жизни девушки. Это была трагическая судьба.
* * *
Это была маленькая-маленькая, загрязненная коморка, в этом мрачном городе
- в одном из домов исполинов. Казалось, здесь навсегда поселились морозящие,
отчаянные, темно-серые ноябрьские сумерки. За грязными, оплывшими окнами
постоянно выл, надрывался ветер; небо полностью было сцеплено завесой из
темных туч, из них неслись потоки крупных снежинок - вместе с напором стихии
они врезались в стекло и стекло гудело и дрожало так сильно, что главным
кошмаром для маленькой, болезненной девочки, которая почти все время лежала
на своей кроватки, было, что - это окно разобьется и мириады этих снежинок
ворвутся в комнату, унесут ее в свое страшное царствие. Единственным
спасением от этого кошмара, было отвернуться к стенке, да укрыться с головою
одеялом. Только вот одеяло было совсем старое, дырявое, почти совсем не
греющее, а ведь ветер выл в каких-то щелях, проникал в комнату, и было
нестерпимо холодно.
Помимо девочки, в комнате была ее старая матушка или бабушка - девочка
даже не знала кто, так как эта изможденная, похожая на потемневшую мумию,
страшная женщина, почти все время сидела склонившись над маленьким столиком
в противоположном конце комнаты, и беззвучно, горько рыдала - девочка не раз
видела ее крупные, полные страдания слезы, и сама начинала плакать. Время от
времени женщина поднималась, и тяжелой поступью, от которой что-то
мучительно скрипело, выходила из комнаты - непременно вслед за этим щелкал
замок, и девочка оставалась запертой. Тогда ей было особенно жутко, и она,
одинокая, болезненная, дрожала, и молила у кого-то, неизвестно у кого, чтобы
матушка поскорее возвращалась. Но матушки очень-очень долго не было, а когда
она наконец возвращалась, то казалось еще более страшной, умирающей -
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг