на меня... Вот теперь вы знаете! И ничем мне все равно помочь не можете.
- Могу!
Мальчик с удивлением уставился на Михаила, и даже слезы прекратились:
- Как же?
Он пожал плечами и тут же торопливо добавил:
- Но ты послушай: я ведь знаю эту ведьму. Как ты сказал - Брохауру?..
Понимаешь ли - мне до нее так или иначе надо добраться. Метлу ее похитить...
- Метлу похитить... - вторя ему, прошептал мальчик.
- Да-да - именно так. Хорошо, что ты мне попался. Я же в этом городе
совсем ничего не знаю. Так вот - ты мне должен указать мне дорогу.
- К ведьме провести? - и тут по щекам мальчика вновь покатились слезы. -
...Меня ведь и так и так поймают, к ней отведут. Я то думал, вы... Я то
думал, хоть немного погуляю напоследок, а вы меня и этого лишаете - сразу к
ней ведете!
- Подожди, подожди - не горячись. Ты мне только дорогу укажи, ну а там уж
я сам что-нибудь придумаю. Непременно что-нибудь придумаю. Должен что-нибудь
придумать.
Мальчик тяжело, совсем не по детски вздохнул и закрыл свое личико
ладошками. Некоторое время просидел так, затем же поднялся, и внимательно
взглянул на Виталия - молвил раздумчиво:
- Вы великий герой, или полный безумец - никто еще кроме Атука жестокого
и его слуг не ходил по доброй воле к Брохауре - не родилось еще такого
богатыря или волшебника, который мог бы с нею совладать. Ну,
пойдемте-пойдемте...
Мальчик пошел по пустынной улице над которой возвышались мрачные,
пугающие громады средневековых небоскребов, шел он так быстро, что Михаилу
приходилось прикладывать весьма не малые усилия, чтобы не отставать от него.
И он испытывал некоторое облегчение, что вот с ним рядом идет этот мальчик -
он чувствовал, что если бы шел один, то ему было бы намного более страшно,
все было бы таинственное, зловещее - так же он мог спросить обо всем у
жителя этого престранного города.
Так и не попалась им навстречу ни одного человека. Ветер налетал
порывами, начинал протяжно завывать по сторонам и над головою. В каждом
порыве ветра неслись потемневшие, иссохшие листья - иногда они рассыпались в
прах, и прах этот продолжал кружить; порою складывался в некие неясные
образы. Несколько раз Михаил вздрагивал, один раз едва сдержал крик ужаса -
он услышал что-то за спиною, обернулся и показалось ему, будто сам пес
Брунир несется за ним - вот распахнулась черная пасть, вот раздался яростный
вопль, и... на него налетел, на несколько мгновений ослепил особо сильный
вихрь; дыхнул иссушенным жарким дыханием, пронесся мириадами мертвых
крапинок - жалобно стеная, дальше по улице унесся. И еще некоторое время
Михаил не мог унять дрожь. Стоял на месте, глядел вслед унесшемуся. Потом
спросил:
- Что же с этим ведьминым псом?.. - сначала он хотел спросить не "псом",
а "Бруниром", но так и не решился; показалось ему, что если он так спросит,
так непременно жуткое это создание окажется рядом.
Мальчик же отвечал:
- Обжегся он о свет звездный, многие силы потерял...
- Так значит не погиб?
- Да нет - что вы. Если бы все так легко было... - мальчик вздохнул.
Повалился он где-то за полями, в лесах темных. Это нам поля никогда не
пройти, а ему ничего не стоит. В лесах темных он быстро оклемается - попьет
из тех источников, что бьют из под корней кровавых елей, да и заявится к
своей хозяйке. Она потому у нас и остановилась, чтобы подождать своего
любимчика. Ну, и нами детьми подкрепиться...
- И когда же этот... пес может сюда нагрянуть?
- Да кто его знает. В любую минуту может. Вот бы хорошо было, если бы он
сейчас же прибежал - так бы, глядишь, ведьма и улетела бы, никого не съем...
- Н-да, н-да... - пробормотал Михаил, оглядываясь назад на темную улицу.
Там, позади, вновь несся лиственный вихрь - вот уже пролетел, обдав
тоскливым шелестом. Тогда Михаилу стало жутко - он осознавал, что очень уж
много боится в последнее время, что это очень плохо, постыдно, но ничего не
мог с собою поделать. Ужас его был так велик, что некоторое время он даже и
пошевелиться не мог, но все то смотрел на пустынную эту улицу, на видящийся
еще кусочек пожухшего поля, и все-то казалось ему, что сейчас вот покажется
там Брунир, в несколько многометровых, стремительных прыжков настигнет его и
поглотит. И вот он, жаждя удостовериться не слышно ли топота, припал ухом к
мостовой.
И он действительно услышал топот, и застонал, и заскрежетал зубами. И
лишь прислушиваясь дальше понял, что это не топот, что это пульс, словно бы
под этими камнями билось сердце, словно бы в этой тверди, по которой он
ступал ногами вытягивались жилы - он даже почувствовал тепло от них
исходящее. Он медленно повернулся к мальчику, лицо которого стало еще более
бледным, прямо-таки уже восковым и который снова плакал. Михаил спросил у
него:
- Так что же - ваш город живой?
Мальчик настолько удивлен был этому вопросу, что даже и плакать перестал:
- Конечно! А разве же бывают какие-то иные города?
- Ну, бывают заброшенные, мертвые города. Ваш как раз на заброшенный
похож, потому что ни одного жителя, кроме тебя я еще не видел. Но я не про
то. Я хотел спросить - в этих мостовых, стенах есть сердце, вены, глаза, все
органы... чувства наконец.
- Сразу видно, что вы прибыли откуда-то очень-очень из далека. Разве же
может быть хоть один город без всего этого! Сказать так - это тоже самое что
сказать - вот воздух без воздуха, или вот солнце без солнца. Вы, быть может,
в пещере жили?..
- Ну, в какой-то мере - да. В эдакой бетонной пещере. Вокруг меня было
множество таких пещер, в них тоже жили люди, но почти никто друг друга не
знал. Большая часть этих людей целый день делали что-то неинтересное для
них, а потом возвращались в эти пещеры, и смотрели всякие глупые истории
придуманные другими людьми.
- Какое это должно быть странное, страшное место!
- Да, теперь мне тоже так кажется... А отсюда можно увидеть, где
находится ведьма?..
Он задал этот последний вопрос, потому только, что в ужасном своем
положении, почувствовал еще больший приток ужаса; почувствовал, будто ведь
сейчас следит за ним - словно что-то черное, изжигающее ворвалось в его
плоть - он задал вопрос, потому что должен был узнать ответ в то же
мгновение, и, если бы мальчик не ответил ему, так попросту бы и не выдержал
- закричал бы, бежать бросился. А мальчик не ответил - он просто подозвал
его жестом, и когда Михаил опустился перед ним на колени, то протянул руку,
и указал на одно из этих громадных сооружений, что возвышались над ними.
Конечно же! И как только раньше Михаил этого не заметил! Там, среди
бессчетного множества выступающих мрачных башен, выпирающих лесенок и
переходов, выделялось одно, особо жуткое место - там беспросветное черное
пятно, словно исполинский паук или пиявка прицепилась к стене. Михаил сразу
почувствовал, что именно там и остановилась ведьма, и еще он почувствовал,
что, несмотря на то, что их разделяло довольно большое пространство, она,
если бы только захотела, могла бы в одно мгновение перенестись к нему. И он
поспешил отойти под защиту ближайшей стены, хотя и понимал, что если ведьма
его заметила, то это уже совершенно бесполезно...
И тут издали раздались тяжелые шаги, и тут же стонущий голос стал звать:
- Унти! У-унти! У-у-унти! - казалось, что - это ветер завывал, но было в
этом зове и еще что-то такое жуткое, от чего Михаилу тут же захотелось
повернуться и бежать.
А мальчик вдруг с силой обхватил его за руку, прижался к ней своим
похолодевшим как у мертвого личиком, по которому катились жаркие слезы. И он
зашептал Михаилу:
- Это меня зовут Унти. Это, как будто мама меня зовет. Как бы я хотел,
чтобы это была мама; только вот не мама это... Вовсе даже и не мама... Не
мама... Это - это то что приходит по ночам... Оно забирает детей в страшные
сны, и не из них выхода - всю вечность летать там, среди страшных видений...
И такая боль, такой ужас был в словах маленького Унти, что Михаил и
позабыл про собственное несчастье - склонился к нему, обнял за плечи, хотел
утешить какими-то словами, но не находил как тут можно утешить. И ему было
очень жалко мальчика - жалко, что он родился и жил в таком жутком месте. И
он не хотел расспрашивать, что это за "Оно" - хотелось бы только поскорее
выполнить то, что он должен был, и унести с собою этого несчастного.
Но "Оно" уже было перед ним...
Мальчик уткнулся в его плечо - уже не рыдал, но тоже почувствовал, что
там, за его спиною, и намертво вцепился в Михаила. А Михаил поднял голову, и
увидел, что всю улицу перед ним занимает темный вихрь, он стремительно
вращался на одном месте, в нем чувствовалась мощь; бессчетные же
составляющие его частицы складывались в образы слишком жуткие, слишком
чуждые человеческому сознанию чтобы их можно было воспринимать. Но среди
этих жутких образов проступали и обычные человеческие лица. Кажется, чаще
другим проступало одно женское лицо - несмотря на восковую бледность,
несмотря на жуткое окружение, это лицо все-таки показалось Михаилу
необычайно привлекательным. Это была одна из самых чудесных красавиц, каких
ему только доводилось когда-либо видеть, если, конечно, не считать Тани. И
эта красавица открывала нежные свои уста и вновь и вновь звала своего сына -
маленького Унти. Удивительно было очарование этого голоса - даже и Михаилу
казалось, что это мать мальчика. Да и не могло быть как-то иначе! Так и
хотелось сказать ему: "Что же ты плачешь? Вот твоя мама пришла, и все твои
беды кончились!" - он едва так и не сказал, но тут сам маленький Унти
застонал ему на ухо.
- Пожалуйста, пожалуйста не дайте мне повернуться, не дайте взглянуть в
ее глаза! От этого голоса мне так хочется повернуться - так сложно
сопротивляться! Пожалуйста, держите мою голову! Пожалуйста!.. Вы ведь видите
прах, который там вращается - это все что осталось от тел детей, которые
поддались, которые взглянули. Ну а души их там, в темно бездне!..
Пожалуйста, пожалуйста - держите меня покрепче! Уж лучше попасть в желудок
Брохауре-ведьме, чем кружится с ними...
- ..У-у-у-у-нти!.. У- у-у-у-у-унти!!! - все более протяжно, завораживающе
завывал вихрь - и какая же в этом вое действительно была нежность, какая
материнская ласка, какое обожание.
- Пожалуйста!.. Держите!.. Не могу я больше! - взмолился ребенок.
И Михаилу пришлось перебороть себя (а это было очень нелегко, и даже
кровь носом пошла) - перебороть, чтобы не поворачивать мальчика самому, но
напротив, удерживать его. Сначала это, по крайней мере не требовало больших
физических усилий, но вихрь все завывал и завывал - все звал его по имени, и
вот уже Унти кричит безумным голосом, чтобы Михаил отпустил его, чтобы не
лишал счастья быть рядом с матерью. Михаил удерживал его, хотя чувствовал,
что если так будет продолжаться и дальше, то он попросту не выдержит, с ума
сойдет.
- Выпустите же меня! Выпустите, я требую! - кричал все громче Унти. -
...Вы мерзавец! Как вы смеете?!.. Мамочка, мамочка - помоги мне!..
- Отпустите, пожалуйста, моего сына. - прошептал, казалось над самым ухом
Михаила мелодичный женский голос.
Он даже почувствовал нежное дуновение ее губ; взглянул на этот
прекрасный, среди ужасающих образов лик, и зашептал часто-часто: "Нет,
нет... я не позволю!" - он заскрежетал зубами, потом прикусил губу до крови.
- У-у-у-у-у-нти!!!.. Что же вы держите моего сыночка? Отпустите его,
пожалуйста. Со мной ему будет хорошо, я уберегу его от всех бед...
Вихрь стал разрастаться, был уже совсем близко от Михаила, и тут он
закричал от ужаса. Он увидел, что среди мельчайших частичек есть частички и
более крупные - и эти частички есть осколки лиц маленьких детей. Словно
мраморные чаши были разбиты они, и с другой стороны даже виделась белизна -
и все-таки он твердо знал, что это были когда-то именно лица живых детей.
А Унти вцепился ему зубами в ладонь, которой он пытался удержать его
отчаянно разворачивающуюся голову. Михаил почувствовал, что кончено,
почувствовал, что погибнет вместе с этим мальчиком, и тут что-то заскрипело
за его спиной, что-то схватило мертвой, каменной хваткой за плечи, легко,
как пушинку подняло в воздух, дернуло к себе...
* * *
Декорации сменились столь стремительно, что Михаил и опомниться не успел.
Только мгновение назад была заполненная колдовских вихрем улица, только этот
голос завывал "У-у-у-унти!!!" - и вот уже наступила звенящая, совершенная
тишина. Было темно, но не настолько, чтобы ничего не видеть. Это была
маленькая, мрачных тонов комнатка, почти без всякой обстановки, зато с
лестницей которая поднималась к узкому люку в потолке - за люком был
непроглядный мрак, а сама лестница выглядела настолько ветхой, что,
казалось, стоит на нее ступить, и она рассыплется в прах. Так же у
противоположной стены виднелась дверь, но она была настолько маленькой, что
в нее мог пройти разве что карлик, да еще - протиснуться такой ребенок, как
Унти. А перед ними действительно стоял карлик, при этом сумрачном освещении
не представлялось возможным подробно разглядеть его фигуру, и хорошо видно
было только то, что у него огромный, горбатый нос, и что под небрежной его
одежкой наливаются могучие мускулы - именно благодаря этим мускулам он и
смог перенести Михаила и Унти к себе через порог. Также у карлика была
борода, и такая густая и жесткая, что походила скорее на костяной нарост.
И тут Михаил с Унти вздрогнули - мальчик вновь заплакал, уткнулся в его
плечо. Дело было в том, что прямо за ними раздался скрежет - казалось, будто
тысячи маленьких пальчиков вцеплялись в дверь, прислонившись спиной к
которой сидел все это время Михаил - некая злая сила заставляла пальчики все
царапать и царапать - пальчики ломались, но тут же на их место приходили
новые. И тогда оттуда, с улицы, слабо-слабо, словно из другого мира раздался
завывающий, тоскующий голос: "У-у-у-у-у-у-у-унти!!!!!" - он все тянулся и
тянулся, и, хотя был очень слабым, все таки нес в себе такую силу, что
Михаилу стало казаться, будто и стены и потолок начинают дрожать, он даже
уверился, что сейчас ветхое это здание рухнет...
Но тут его взял за руку карлик, и повел за собою. Михаил думал, что он
предложит ему подняться вверх по лестнице, или же протиснуться в дверцу у
противоположной стены, однако - он подошел к незримому до этого люку в полу,
распахнул его. Открылись ведущие вниз ступеньки - с них прыгнули в стороны
черные крысы большие чем карлик. Ступени были освещены тревожным кровавым
светом - свет трепетал, и двигался, так что Михаил ожидал увидеть, что стены
там окажутся обвитыми потоками живой, пылающей крови. Но нет - крови там не
было, просто в стены были вделаны стеклянные шары, в которых бились этакие
красные светлячки. Стены были выложены широкими каменными плитами, некоторые
из которых потрескались; из некоторых же выбивался мох - чувствовал великая
древность этого места.
Они спустились на устланный соломой пол. Прямо перед ними сидела на
маленькой лавочке девушка дивной красоты с золотистыми волосами, не менее
прекрасными чем спокойные лучи заходящего солнца. Одеяния ее были настолько
дорогими, столь много было в них вплетено всяких драгоценностей, что
оставалось только изумляться, как эта девушка могла оказаться в этом мрачном
месте, тогда как ей полагалось бы прохаживаться в дворцовых покоях и ловить
восторженные взоры своих подданных. Но эта прелестная девушка была
заплакана, и настолько бледна, что ясным было, что кожа ее уже давным-давно
не ведала прикосновения солнечных лучей. Да, впрочем, в этом городе Михаил
еще никого не видел хоть кого со здоровым цветом кожи - вспомнились те
ядовито-черные, недвижимые, которые бросали тень на все постройки, и
подумалось, что уже долгое время город по какой-то напасти был сокрыт от
благотворного сияния.
Вокруг девушки на соломе был очерчен золотистый круг, который как раз и
можно было сравнить с недостающим солнечным светом. Круг был сложен из ее
чудесных волос, и сначала Михаилу подумалось, что эти волосы острижены,
однако, приглядевшись он понял, что это все ее коса - коса небывалой длинны
- по крайней мере пять метров было в ней. Но Михаил не удивлялся - он уже
научился ничему не удивляться. И еще он очень захотел, чтобы поскорее все
это заканчивалось, чтобы смог вырваться домой, точнее - в парк, к Тане.
Девушка не обратила ни на Михаила, ни на Унти совершенно никакого
внимания - как только появился карлик, она заговорила ему:
- Твои крысы совсем озверели с голода. Подкорми их хоть чем-нибудь... Они
бы давно съели меня, если бы не круг из волос, но и так они грызутся - едят
друг друга - я стараюсь не обращать внимания, но скрежет их клыков,
верещание, визг, потом треск раздираемой плоти... Все это так страшно - я не
могу этого терпеть. Накорми их, Сроби, иначе я так и не закончу своей
работы...
И тут только Михаил, который поглощен был созерцанием ее дивного лика,
увидел, что на коленях у нее лежит пряжа - кажется, огромное полотно, но
видна была только малая часть его, так как большая часть, сложенная
аккуратной горочкой лежала возле ее ног. И у Михаила, как только он на это
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг