нашей страны досрочно сложили свои полномочия. Вплоть до выборов нового
президента и формирования им нового кабинета министров власть переходит в
руки Временного Комитета по Управлению Страной. На этот период
приостанавливается деятельность всех без исключения партий и общественных
движений. Временно приостанавливается деятельность парламента и
парламентских организаций. В стране вводится режим чрезвычайного
положения. Запрещены демонстрации, митинги, пикеты. Так же приостановлена
деятельность негосударственных средств массовой информации. Временный
Комитет убедительно просит граждан сохранять спокойствие и гражданскую
выдержку. Позднее мы зачитаем обращение Временного Комитета к народу.
Оставайтесь с нами и вы узнаете подробности из наших дальнейших сообщений!
Ошеломлённый Борис переглянулся с Юлей и снова воззрился на экран
телевизора. Дикторша исчезла, снова появился "фермер", рассказывающий
корреспонденту о том, что он сделает, когда правительство объявит о начале
приватизации земли. Борис машинально подумал о том, что по крайней мере, в
ближайшее время "фермеру" предстоит облом. Землю теперь явно раздавать
будут не скоро, так что мужик в пролёте, как фанера над Парижем. Вслух же
он сказал первое пришедшее ему в голову:
- Знаешь, киса, что сие в первую очередь означает?
- Опять в стране бардак! Больше, вроде бы, ничего... - сказала Юля,
продолжая смотреть в экран телевизора, - Чего тут особенного? Не в первый
раз.
- Не в первый раз, это само собой. Но ты учись мыслить шире. Сие в первую
очередь означает, что наш с тобой отгул категорически накрылся. Что такое
в нашей Конторе режим чрезвычайного положения, надеюсь, объяснять не надо?
Сейчас явно всех обзванивают, скоро и до меня доберутся. А ты можешь
прикинуться шлангом: дескать, дома меня - тю-тю и телевизор я включать
боюсь! Типа "сами мы не местные, и в деревне у нас таких говорящих ящиков
нету. А вдруг я его включу, а он как подзорвется!" Ну, или что-то в этом
роде, сама придумай.
- Ох ты, чёрт! Об этом я и не подумала. Нет уж, если тебя вызовут, я
тоже... Ну, в смысле, на работу пойду, - решительно сказала она.
- Отсюда отметишься? - прищурился Борис, -Я то не ханжа, но тебе это всё
зачем? В этом отношении у нас не Контора, а деревня Конторкино. Через
полчаса все будут в курсе, что ты ранним утром была у меня дома. Ну и,
естественно, будут делать далеко идущие выводы. Мне-то по барабану, а вот
тебе?
Юля бросила на него огненный взгляд, способный испепелить и затем развеять
пепел по ветру. На мгновение Борису показалось, что перед ним не его
стажёрка, а сама королева Елизавета Английская. Она негодующе фыркнула и
гордо произнесла, глядя ему прямо в глаза:
- А мне плевать, что там будут за выводы делать! Никогда ещё не делала
тайн из своих отношений с мужчинами. Хотя, если ты настаиваешь, я, само
собой, уйду...
"И ведь уйдёт!" - испугался Борис. Он уже успел пожалеть о том, что только
что сказал. Но кто же знал, что она такая обидчивая. Просто на собственном
опыте он уже неоднократно убеждался, что девушки при завязке новых
отношений проходят минимум через пару-тройку этапов. Стадия первая: "Ты
только никому не говори!"(от этой стадии за километр тянуло задержкой в
золотом детстве). Стадия вторая, обратная предыдущей: настойчивое
стремление поведать о своём романе всему миру. Третья стадия зависела от
интеллектуального уровня девицы, были возможны всеразличнейшие вариации:
от тихого, приличного расставания (в идеальном варианте), до рассказов
опять же всему миру о том, какая Борис гадина. У этой же представительницы
слабого пола комплексы подобного рода если и не отсутствовали полностью,
то явно были сведены к минимуму. С одной стороны, это радовало, а с другой
- заставляло в разговоре с ней внимательно следить за тем, что говоришь.
Ибо если, по мнению человека, у него отсутствие комплексов, то это не что
иное, как тоже своего рода комплекс. Поэтому он очень осторожно, боясь
задеть её самолюбие, сказал:
- Да ты что! Я ведь не к тому. Я ведь в смысле... Ну, в общем, чтобы тебе
было удобнее. Если тебе всё равно...
- Мне не всё равно. А насчёт удобнее... Я уже, кажется, достаточно сделала
для того, чтоб ты понял: мне удобнее с тобой, - твёрдо сказала она и
отвернулась к окну, где N-ское утро давно уже вступило в свои права. Она
встала со стула и, не говоря более ни слова, подошла к окну, прислонилась
к нему лбом и стала смотреть в него так внимательно, как будто бы там
происходило что-то настолько интересное, что, по сравнению с этим, всё
остальное на свете не имело ровным счётом никакого значения. Борис
вздохнул, поднялся со стула, подошёл к ней сзади, обхватив руками её
плечи и уткнулся носом ей в затылок, утонув лицом в её пышных, по
утреннему растрёпанных волосах. Постояв так с минуту, он глухо спросил у
неё, в общем то совсем и не надеясь получить ответ:
- Не понимаю, зачем я тебе? На кой чёрт сдался? Опер без особых карьерных
перспектив. Вредных привычек - как грязи по весне. И вообще...
- Не знаю... Нет, не так. Точнее, не могу объяснить словами. Ты циник,
прости, но это сразу бросается в глаза. Но при всём своём цинизме ты очень
добрый. Настолько добрый, что твой цинизм скорее привлекает других, чем
отталкивает. Мне с тобой хорошо, спокойно. Весело, наконец. Мы так мало
знакомы, а я почему то уверена в том, что с тобой мне не надо врать,
пытаться казаться в твоих глазах добродетельнее, чем я есть на самом деле.
Я ведь тебе нравлюсь?
- Да.
- Такая, какая я есть? Вот сейчас, например?
- Да.
- Со всеми недостатками?
- Угу. Хотелось бы только, чтобы ты их, эти недостатки, почаще проявляла.
А то, по сравнению со мной, ты просто агнец божий! Меня это даже немного
подавляет, - усмехнулся Борис.
- Успеешь, насмотришься. Ещё взвоешь! - рассмеялась Юля, поворачиваясь от
окна лицом к нему и чмокая его в щёку, - Сами в контору сдаваться пойдём,
или подождём, пока позвонят?
- Ещё чего! Сами... Им надо, а не нам. Позвонят, не переломятся.
- Это в смысле - "инициатива наказуема"?
- Схватываешь на лету. Именно наказуема. Как говорил один юморист: "И
никакой инициативы на производстве! Ты придумал, тебя же заставят делать и
тебе же достанется, за то что плохо сделал". Садимся допивать Мартини и
доедать крабов с бутербродами. И смотреть телевизор... Хотя хрен его
сейчас посмотришь. У них там, как говорится, на сегодня весь квас продан.
- Может опять "Лебединое озеро" покажут, - мечтательно сказала Юля, - Я б
его ещё раз посмотрела! Давно не видела.
- Ага. А ещё покажут Хор мальчиков-туберкулёзников. Композиция "Лучше нету
ТОГО свету", - хмыкнул Борис, - У меня в комнате видак стоит. Пошли, по
кассетам покопаемся.
- Эх, свела судьба княжну с крестьянином! Нет в тебе тяги к вечному и
святому, - вздохнула она.
- Насчёт крестьянства ты зря. Для меня всегда самой страшной домашней
трудповинностью были именно поездки на родительский феод с целью отработки
"барщины". Для предков мать-сыра земля как наркотик. Любят они в ней
покопаться. А вот во мне совсем нет крестьянской жилки. Лучше пять раз
подряд прибрать квартиру в одиночку. А насчёт святого и вечного - это
верно. Классика - только под настроение, да и то отдельные её
представители.
- А я воспитана в музыкальной семье. Но видик, как альтернатива, в данный
момент приветствуется, - сдалась Юля, - Если есть что путное посмотреть. А
то я буржуйских боевиков видеть не могу.
Борис фыркнул с отвращением. Боевики из "проклятого буржуинства"
раздражали и его самого. По сути дела, смотреть там было нечего. Даже не
начиная смотреть, можно было с точностью до ста одного процента сказать,
что "хорошие" победят "плохих" и, как правило, "из последних сил".
Оставались только вариации на тему, кто "хорошие", а кто "плохие", но и
тут америкозы не баловали особым разнообразием. "Плохими" были маньяки,
стандартные преступники, какие-нибудь там киберчудовища, либо просто
банальные Борисовы соотечественники. Ряды "хороших" были несколько
разнообразнее, но только по профессиям. По чисто человеческим качествам
"хорошие" были как "трое из ларца, одинаковы с лица". То есть тупые,
бескомпромиссные, удивительно некоммуникабельные в быту и общении с
близкими. К ним более всего подходило определение, которое Борис однажды
услышал от своего кадровика по поводу того, какими качествами должен
обладать рядовой работник Конторы. Тот сказал, что "...рядовой сотрудник
должен быть тупой и отважный...", причём сказал это так, что было не очень
понятно, говорит он в всерьёз, или же шутит. Но, как бы то ни было, это
определение удивительно точно характеризовало требования высшего
руководства к подчиненным. Герои же боевиков, при всех своих закидонах, по
этим критериям были в самую тютельку, что делало эти фильмы ещё менее
смотрибельными для мало-мальски разумного человека. К тому же эту мутотень
сейчас крутили по всем каналам как в виде отдельных фильмов, так и
сериалов, так что тратиться на покупку кассет с этим барахлом было просто
глупо.
- У меня такого идиотизма в видеотеке нету. Зато есть масса отечественных
старых комедяшек.
- А "Иван Васильевич" есть? - загорелась Юля, - Миллион раз смотрела и ещё
столько же смотреть могу!
- Обижаешь! Это ж классика. Есть, и не только "Иван Васильевич".
Покопаешься сама, выберешь, - сказал Борис, прихватывая фужеры, бутылку и
направляясь в комнату, - Бутеры со стола прихвати, я сейчас там столик
приготовлю.
- Ага. Ты посмотри, какой день-то сегодня! - восторженно сказала она,
отходя от окна, - Солнышко так и сияет.
- В соответствии с происшедшим в стране, могу отметить следующее, -сказал
Борис, задержавшись на выходе из кухни и переходя на дурашливо-пафосный
тон, - Сегодня всё, даже погода, говорит о том, что происшедшее суть есть
перемена к чему то необычному. Это не просто утро, это утро новой жизни,
утро нового мира!..
- Включай свой видик, пророк несчастный! - рассмеялась Юля, беря поднос со
снедью, - И стол в комнате давай освобождай. Я что, должна всё это в руках
держать?
- Бегу, бегу, бегу! - дурашливо засуетился он, скрываясь в комнате, - Для
Вас, фройляйн, всё, что угодно!
...как говорят в иных фильмах или романах про войну, ни он, ни она и,
наверное, никто во всей стране тогда не знал, что же именно за утро было в
тот день. В какой новый мир вступили герои моей книги? И в новый ли? Не
знаю. Поживем - увидим.
Может, Юля и Борис правы? Действительно, не в первый раз в стране бардак
такого рода и до сих пор эти перевороты дольше недели не вытягивали. А
может?.. Ладно, не будем гадать. Недостойное это занятие. Будущее покажет.
3.
Телефонный звонок раздался около половины двенадцатого, как Борис, в
принципе и предсказывал. Вполне логично предположив, что звонят из дежурки
и мысленно матерно ругаясь, он снял трубку:
- Отдел по ликвидации врагов народа слушает.
В трубке хмыкнули и хрипловатый голос Рэма произнес:
- Значит, я не ошибся номером. Вы по вызову работаете?
- Всё для клиента! Как-никак - рыночная экономика. Хотите сделать заказ? -
зевнул Борис. Спать хотелось, как из ружья. Он посмотрел на Юлю, удобно
расположившуюся на диване с дистанционкой и жестами попросил её сделать
звук потише. Юля, особенно не мудрствуя, попросту выключила телевизор с
видяшкой вовсе и с интересом уставилась на Бориса. Не переставая зевать,
как лев на солнцепёке, тот продолжил в том же духе:
- Правда, предупреждаю: сегодня у нас оплата по двойному тарифу. Плюс
разъездные. Бензин нынче дорог, не укупишь.
- Ладно, партайгеноссе, хорош дурака валять. Давай в Контору, общий вызов.
Форма одежды номер шесть, субтропическая.
- Это как? Прошу разжевать для неграмотных, - вздохнул Борис.
- Майка-скатка, трусы на выпуск! - заржал Рэм и добавил несколько
удивленно, - Ты чего дураком прикидываешься? Телевизор не видел, что ли?
- Телевизор я видел. На картинке. Но даже если бы я его и не видел никогда
в жизни, это всё равно, сэр, не даёт вам права беспокоить меня в законный
выходной по разным мелочам. Тем более, с такими глупыми предложениями, как
требование явиться на службу, - продолжал валять ваньку Борис.
- Не знаю, что ты там на картинке видел, но отлично помню, что у тебя дома
аж два телевизора! И ты за ними просиживаешь массу внеслужебного времени.
Хочешь сказать, что именно сегодня ты решил изменить своим привычкам и не
схватился за пульт сразу, как продрал свои шары после вчерашнего пьянства?
Тогда тебе надо вызвать скорую! - начал раздражаться Рэм.
- Ах, ты вот про что! Видишь ли, я забыл тебе сказать. На прошлой неделе я
разобрал оба телевизора и из их деталей собрал детекторный приёмник.
Теперь слушаю по нему "Голос Пекина", - Борис отставил трубку подальше от
уха, но сделал это напрасно: Рэм орал громко и слышно его было настолько
хорошо, что вполне можно было предположить, что у них было селекторное
совещание. Глядя на Юлю, он виновато пожал плечами, кивнув на трубку и
всем своим видом показывая, как он скорбит по поводу того, что его
сослуживец такой несдержанный. И матершинник, к тому же: последняя фраза,
донёсшаяся из трубки, была шедевром ненормативной лексики. Услышав её, Юля
смущённо хихикнула, а Борис строго поинтересовался, снова поднеся трубку к
уху:
- Ты вроде не акушер и меня не принимал. Откуда такие подробности?
- Из твоего личного дела, - перевел дух прооравшийся и немного
успокоившийся Рэм, - Закончил юродствовать?
- Закончил.
- Ну и?..
- Чего - "ну и"? Ты про "вести из столицы"?
- Именно. Гриб и так тебя только к середине дня распорядился выдернуть.
- Спасибо ему огромное! Отец-благодетель, а не начальник! - не удержался
от сарказма Борис, - Передай ему мои самые искренние заверения в
наиглубочайшей признательности!
- Да ладно тебе. Тут такие подробности по линии УПС, обалдеешь! Вот
командование и прыгает, - сообщил заговорщическим голосом Рэм, - Давай в
Контору быстрее, всё равно ведь в покое не оставят. Я уж сказал, что до
тебя дозвонился, - виновато добавил он.
- Отмахнувшись от извинений Рэма и положив трубку телефона на базу, Борис
плюхнулся на диван рядом с Юлей, с явным нетерпением ожидавшей от него
подробностей, и задумчиво уставился на висевшую на стене копию картины
"Л.И. Брежнев подписывает партбилет N1 на имя В.И. Ленина", подаренную
ему на день рождения шутником приятелем, который, в свою очередь, спёр её
из запасника своей бывшей школы, куда зашёл как-то на первое сентября
поздравить учителей. Картина несколько не вписывалась в интерьер, как и
слова Рэма о каких-то там подробностях по линии УПС не вписывались в сюжет
обычных "банановых" переворотов, уже дважды происходивших в стране. УПС
было не что иное, как Управление Правительственной Связи, и не в их
привычках было посвящать посторонних в подробности сообщений из Центра. А
посторонними они считали всех, включая даже работников самой Конторы. Хотя
сами они вроде и числились с Конторой в одной упряжке, но жили
обособленно, "своим муравейником", никого не пускали в своё "святая
святых" и информацией делились не иначе, как только по непосредственному
пинку сверху. Да, в общем-то, и не были оригинальны в своих действиях:
информацией любого порядка всегда неохотно делились между собой и
остальные подразделения их организации. И раз уж упээсовцы снизошли до
того, что выпустили хотя бы часть сообщённого им из Центра наружу
настолько открыто, что это было известно не только высшему руководству, но
и среднему звену, вроде Рэма, то это говорило только о том, что
происходило что-то действительно интересное или, по крайней мере,
необычное. Во всяком случае, у Бориса, умудрённого служебным опытом, были
все основания так предполагать. Но, само собой, легче на душе от таких
предположений не становилось, а лишь появилось острое ощущение какой-то
неопределённости, поэтому он хмуро перевёл свой взгляд с монументального
полотна на Юлю, терпеливо ожидавшую от него разъяснений и буркнул:
- Ну, мать, по коням! "Марш, марш вперёд, труба зовёт, чёрные гусары!" Не
проси чего либо пояснять, сам ни черта не понимаю. Хотя есть авторитетное
мнение, что с этим переворотом что-то нечисто. Похоже, что это не дежурная
клоунада на потеху электората. Ты, кстати, домой заходить не собираешься?
- Не знаю... Как я выгляжу? - неуверенно спросила Юля.
- Как "Аленький цветочек". В смысле - на все сто. Это я, небось, как
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг