Владимир ХЛУМОВ
Плач женщины
Что ты мне притащил? Посмотри, что ты наделал, что ты
тут наплел, воспользовавшись моей свободой? Ты, неудачник,
лентяй, ротозей, ты родился в тысяча девятьсот пятьдесят
втором году и умер в тысяча девятьсот пятьдесят втором году,
ты не использовал свой шанс и предпочел действию бездарное
животное рукоприкладство. На кого ты теперь похож? Да как ты
посмел, имея за душой пустое необжитое место, где и раньше
ничего не произрастало, пасть ко мне на колени и
философствовать с умным видом. Губошлеп, опомнись,
остановись, хватит кичиться своим сквернопахнущим, уже давно
устаревшим экзистенциализмом, будто душа человеческая важнее
долга, чести и веры. Изыди, сгинь, исчезни, ведь ты еще не
родился, а уже ерзаешь и делаешь мне больно. И долги свои
забери и раздай людям, иначе придут и скажут - погиб за общее
дело в утробе матери. Подлый, жалкий, похотливый, ты еще
смеешь наслаждаться и моим присутствием на твоем празднике
жизни, не имея к тому особых оснований. Да что там, не имея,
ты их, эти особые основания, даже не пытался искать, все
откладывал на потом, авось, мол, так проскочит, пройдет, не
заметит и пронесет. А вот я и заметила, и теперь уж слушай, и
локтями не шуруди, а то синяки останутся, а мне, может быть,
еще дальше жить придется.
И песен своих жалостливых не пой. Тебе, конечно, охота
наблюдать за чужой болью, когда у самого конфета на черный
день припрятана. Ну-ка, покажи, чего там у тебя завернуто и
блестит. Да это же твоя кожа влажная, и сам ты, как угорь
изворотливый, умный и скользкий, притаишься под корягой и
ждешь, пока на свету что-нибудь не появится. Где ты раньше
был, чем дышал, кого любил, когда я еще тебя не раскусила? И
не радуйся, умник, это я так, к слову сказала, а по сути ты
глупец, потому что зря здесь теряешь время. Все полезное,
опасное, нужное ты обходишь стороной, боясь, как бы чего к
тебе не прилипло и потом всю жизнь не напоминало, а теперь
мне же и жалуешься, как будто если бы я тебя простила за твой
облик, то вмиг все и переменилось. Ползи дальше, гад
водянистый, другим хвастайся про то, как тепло и сыро под
поверхностью воды.
Только не хорохорься, не делай вид, будто ты еще вполне
и еще ох как можешь, если понадобится начать все сначала.
Будешь, мол, снова глубоко дышать и строить хитрое выражение
лица, как будто что-то имеешь в виду и при случае можешь
нечто такое выкинуть, т.е. свежее и оригинальное, как бы
невзначай, а по сути - для аплодисментов. Только тихо будет,
мой дорогой, в зале, тихо и холодно, ибо ты уже окончательно
вышел из моды. Ты вышел, а я только вхожу, но увы, тебя с
собой не приглашаю.
И перестань постоянно целовать мои руки с таким видом,
будто к ним никто не прикасается. На что ты намекаешь - что я
не вечна, что кожа моя скоро потеряет живой молочный цвет, а
пальцы изогнутся и перестанут доставлять мне радость? Но ведь
это подло и мерзко, постоянно мне напоминать о безграничности
времени, а потом нагло пользоваться да еще и заявлять, будто
я и есть цель твоего низкого, бестолкового существования. Да
и есть ли у тебя цель? Поворотись на себя, подойди к зеркалу,
посмотри - ты запутался в трех соснах и не знаешь уже, во что
верить, а чему доверять. Вот он и есть твой лес, твоя роща,
твои непроходимые заросли. Ты потерялся между тремя
вертикальными линиями и как насекомое-паразит ползешь, куда
бог на душу положит, лишь бы не стоять на одном месте. И
сбрей наконец свои отвратительные усы, они щекочут меня между
пальцами и возбуждают во мне отвращение к одиночеству.
И чем ты гордишься? Что написано на твоих потрепанных
знаменах, куда зовешь, потрясая аляповатыми штандартами, где
наконец она, твоя армия, кто положит за один твой ласковый
взглядик хотя бы не жизнь, а личное спокойствие? Ты все
промотал, прокутил, растерял. И теперь осталось одно,
прочтенное однажды на желтом лакированном автомобиле в порту
Джона Кеннеди в Нью-Йорке: Do not follow me, I do not know
where I am going. Ты часто смеялся над этой мерзостью, а
потом написал ее на моем запотевшем окне, и теперь она каждый
раз проступает, если на улице идет дождь.
А когда тебя нет рядом, нет твоих отвратительных нежных
рук и глупого смеха, больше похожего на совиное уханье, чем
на человеческое веселье, и никто не касается моих щек и не
тянет из меня ответного, полного любви и нежности взгляда,
вся твоя дурацкая философия, вся твоя ничтожная слабость и
бездействие, все твои ужимки и пошлые манеры, вся твоя, черт
тебя дери, холодная, беспросветная пустота и глупая, никому
не нужная жизнь вдруг выворачиваются таким щемящим теплым
огоньком, такой уютной надежной гаванью, что я, как последняя
дурочка, бросаю всех своих ненасытных детей и собак и сломя
голову, как преступник, как вор, через ложь и обман, вопреки
морали и предрассудкам, срываюсь в любом указанном
направлении и лечу, повторяя с упорством кришнаита лишь одно
и то же: милый, хороший, добрый мой человек.
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 28.03.2003 15:23
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг