Мозговой (в замешательстве). Сирень? Но причем здесь сирень?
Чернопятов. Значит, не знаете?
Мозговой. Да нет, это всем известно, у профессора аллергия на
сирень. Но что случилось?
Чернопятов (что-то записывает в блокнот, потом долго, изучающе
смотрит на ученых, и наконец сообщает). Два часа назад профессор
Сыровягин скончался от тяжелого увечья. Умирая, профессор повторял
одно слово - "Сирень".
Мозговой присвистывает.
Анатолий. Как же так - увечья? Отчего? Где?
Чернопятов. В метро. Обстоятельства гибели не ясны. Не удержался
на платформе и упал под поезд. Его слегка протянуло по платформе.
Возможно, кто-то случайно толкнул. В общем, пока ничего не ясно. Я
бы хотел осмотреть его рабочее место.
Появляется Калябин. В руках у него разбитый всмятку
транзистор профессора. Вопреки нанесенным повреждениям из
транзистора сквозь потрескивания слышится веселая музыка. Все
застывают в недоумении.
Картина девятая
Квартира Богданова. Из репродуктора доносится та же музыка,
что и из разбитого профессорского транзистора. На диване лежит
хозяин. Он спит нераздетый, накрытый пледом. Сон инженера
удивительным образом переходит в свою противоположность. Ему
зябко, он встает, закутываясь пледом. Выходит на улицу. Здесь для
него приготовлен сюрприз. Огромный, с рыжими космами, раскаленный
шар парит в высоком, покрытом редкими барашками небе. Под синим
сводом раскинулся огромный город с изнывающими от зелени
бульварами и проспектами. Он задирает голову вверх, подставив
бледное от долгой зимы лицо светлым потокам солнечных лучей. Они
пробираются в морщинки, протискиваются сквозь красноватую
двухдневную щетину, приятно щекочут кожу. Богданов улыбается и
сквозь ресницы разглядывает Солнце. Багровыми кругами в глазах
лопаются колбочки и палочки, а после Солнце превращается в темную
синюю дырку на белесом небе.
Богданов (шепчет). Как хорошо.
Он долго стоит, как мальчуган, удивляясь благородству системы
мира. Он ощущуает ее разом, всю, от центральных магматических
слоев до самых дальних горизонтов Вселенной. Он принимает ее
законы уже потому, что сам является ее неотъемлемой частью. Здесь
хорошо, здесь стоит жить. Здесь миллион лет кажутся вечностью.
Богданов. Интересно, а разумна ли Вселенная, которая хочет понять
самое себя?
Вдруг его задевают за плечо. Он оглядывается и видит вокруг
множество прохожих. Некоторые катят впереди себя детские коляски
и не замечают инженера.
Богданов (кричит). Постойте! Посмотрите вокруг себя, вон трава,
вон деревья, а вон черные умные птицы.
Богданов подбегает к прохожим, пытается обратить внимание на
открытое им чудо, но они по-прежнему его не замечают. Вдруг он
заглядывает в детские коляски и обнаруживает, что в них пусто.
Богданов. А где же ваши дети? (Подбегает к другим.) Где ваши дети?
Мужчина с воздушным шариком ( выходит вперед). В чулане.
Богданов (вскрикивает, будто что-то вспоминая). Как?!
Страшная догадка мелькает в воспаленном мозгу инженера. Он
зашатался, и чтобы не упасть, хватается за дерево. Но дерево не
держит его, оно сгибается, как свернутый рулон картона. Богданов
смотрит на свои ладони - они перепачканы коричневой гуашью. Люди
обступают инженера и с интересом разглядывают его действия.
Богданов. Смотрите! Это все не настоящее. Все ангажировано! (Снова
что-то вспоминает.) Вы что же, думаете, и ремни в чуланах из
бумаги? Пустите меня! (Пытается выбраться из круга.) Мне нужно
домой, пока не поздно, я должен спасти его! И вы идите скорее
домой, я вас уверяю, они настоящие, из свиной кожи! (Мечется, не
находит просвета, останавливается.) Я знаю - вы тоже не настоящие!
(кидается прямо на живую изгородь).
В последний момент люди расступаются и он убегает. От
скорости все смазывается: дома, улицы, машины - все проносится,
как декорации в огромном павильоне под синим куполом неба. За
спиной раздаются голоса.
Голос из толпы. Не-е, не успеет, у нас с общественным транспортом
перебои.
Другой голос. А может, успеет? Вишь, как быстро бежит.
Наконец он добрался до своего дома, вбегает в квартиру,
исчезает в кладовке. Потом появляется с кожаным ремнем.
Растягивает его, пробуя на прочность. Появляется Гоголь-Моголь.
Богданов (без удивления). На, возьми - он настоящий. Или нет, я лучше выброшу
сам. (Исчезает, появляется с пустыми руками.) Ты как здесь
оказался?
Гоголь-Моголь. Дверь открыта.
Богданов. Ну, ну.
Гоголь-Моголь. Мне Елена сказала: зайди, мол, проведай. Вот
витаминчиков принес (протягивает сетку с яблоками), яблоки
антоновские.
Богданов. Зачем тратился, Гоголь? Спасибо, конечно, но при моей
болезни разве яблоками вылечишься? (Берет яблоко, нюхает.)
Гоголь-Моголь. Да брось - какая твоя болезнь, так, переутомление.
А отчего переутомление? Как раз от недостатка витаминов. Ты не
нюхай, а ешь, в них железа много. Нам как раз железа не хватает.
Размягчаемся, нервничаем, на всякие второстепенные факты здоровье
гробим... Ох и случай у нас сегодня произошел! Сколько работаю в
метро, а такого не припомню. Въезжаем мы с моста на станцию.
Смотрю - мужик на самом краю платформы стоит. Мне еще помощник
говорит: "Глянь - чудило как стоит!". Я, конечно, просигналил на
всякий случай. Мне даже показалось, мужик отступил. Когда
пролетали мимо, я ему рукой показал, чего и где у него не хватает.
А когда остановились, слышу - шум, гам, дежурная красный подняла.
Представляешь, Коля, этот мужик таки свалился. А чего,
спрашивается, подлез? И народу-то было так себе. Чего спешить? Вот
тебе и поспешил. Ну, скажи, Коля, как с такими людьми всеобщее
равнодействие осуществить?
Богданов. Так что - погиб он или нет?
Гоголь-Моголь. Убился насмерть.
Богданов (заинтересованно). А как он выглядел?
Гоголь-Моголь. Ничего особенного, интеллигент.
Богданов. Нет, я имею в виду -там, на платформе - как он?
Гоголь-Моголь (удивленно смотрит на инженера). Я не рассматривал.
Вообще не люблю таких картин.
Богданов. Умер, говоришь?
Гоголь-Моголь. Умер, умер. Хватит об этом. (Взял себе яблоко,
громко надкусывает.) Коля, ты не знаешь, когда эта проклятая зима
кончится?
Богданов. Зима? Разве на улице зима?
Гоголь-Моголь. Я в переносном смысле. Ну, чем наша весна не зима?
Богданов. Тяжело мне, Гоголь. Ты не уходи, ладно?
Гоголь-Моголь. Я и не собирался. Не беспокойся. Вот чайку
поставим. Ты не грусти, черт с ним, с этим выступлением. Ты свое
дело сделал, а истина рано или поздно сторонников найдет себе.
Главное, знай себе работай дальше на благо отечества - ведь ты
талант, Коля, пойми, прочувствуй. (Инженер протестует.) Знаю,
знаю, начнешь сейчас скромничать, отказываться, мол, какой я
гений. А я и спорить не буду, меня агитировать не надо, я уж пожил
среди людей, разобрался, что к чему. Меня теперь не проведешь. А
то распишут - и такой, и сякой. И все он предвидел, и все понимал
по особому, и в детстве на скрипке играл, и черт-те как не
по-нашему мозги у него устроены. Чепуха. Просто мужик был
нормальный, понимал все как надо, не приспосабливался, и сам не
навязывался, и взглядов своих не навязывал. Жаль - немного таких
людей. А почему? Потому что не верят себе, думают, чего бы такого
на себя напялить, какую такую физиономию состроить, чтоб остальные
в нем необычные преимущества заподозрили. Вот и ходят в масках с
каменными лицами. Так и разыгрывают театр. Тот певец вылезет на
сцену, глаза выпучит, щеки раздует, ручонками машет, ля-ля-ля -
одним словом, стальное горло. А копни его глубже - все в себе
поломал, жалко даже. Потом и придумывают: стили, течения, жанры.
Чтоб каждому зверьку свою клеть. Ан нет - сказать просто, что все
это дрянь, чепуха, выверт. Ты понимаешь, Коля, не верят в себя.
Обидно. Я не знаю, кто это придумал, зачем? Наверно, энергетически
выгодно. Понимаешь? Серость - это выгодно, потому что надежно.
Другие из зала смотрят и думают: "Да и я могу так, даже еще лучше,
раздувать щеки и к тому же еще ушами двигать".
Богданов. Уж больно ты строг к людям.
Гоголь-Моголь. Время такое строгое пришло, контрольный опыт
начался, эпоха проверяемости. Еще пару сотен таких лет - и баста,
поезд дальше не пойдет, просим освободить вагоны.
Богданов (настороженно). Кто опыт ставит?
Гоголь-Моголь. Кто? Ты, например, я, все мы. Вот пришел бы,
например, тысячу лет назад кто-нибудь и объявил, что все вокруг
есть субстанция воды и пламени. Поди его опровергни. Ведь он на
слова наплюет, на аргументы только хмыкнет, мол, верую и все тут.
Еще и школу философскую организует, последышей читать-писать
по-своему научит. Они ж еще тысячу лет процветать будут, потому
что проверить некому. Сейчас, конечно, по такому простому вопросу
сомнений нет. Сейчас ему бы в двадцать четыре часа указали, где
вода, а где пламень. Конечно, теперь с водой и пламенем никто и не
суется. Сейчас посложнее накручивают. Какая-нибудь классификация
населения годков сто продержаться может, а потом розог пропишут. А
вот наступит полная проверяемость, тогда в реальном времени
мыслить придется. Тогда уж двигай ушами, не двигай - без толку,
катись на свалку истории. Здесь и выйдут наперед нормальные люди,
которым прикидываться противно.
Богданов (улыбаясь). Ох, не знаю, как тысячу лет назад, а сейчас
вода и пламень очень злободневны.
Гоголь-Моголь. Что ты имеешь в виду?
Богданов. Я имею в виду, что чайник поставить надо.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг