Разгледяев (почти кричит). Елена!
Елена. О! Не нравится тебе? Я знаю, тебе не нравится вовсе не то,
что я тебе с кем-то изменила и при посторонних говорю. Нет, вовсе
не это. Тебе именно не нравится то, что я от тебя такого умного,
такого преуспевающего, ушла к этому чудаку неудачнику, к - смешно
сказать - инженеру. Вот что тебя злит, и не делай тут из себя
отчаянного ревнивца. Да если бы я ушла к твоему начальнику, ты бы
немного, конечно, поскучал, но потом сказал бы: все-таки умная
женщина, все ж я толк в женщинах знаю. И еще бы в гости к нам с
начальником приходил и дефицитные подарки к праздникам дарил. Да,
мои любимые духи французские с запахом сирени приносил бы. А!?
Разгледяев. Ты с ума сошла. Это какая-то заразная болезнь, вы
помешались вместе со своим инженером. Я таким языком говорить не
могу.
Елена. Чем же тебе мой язык не нравится?Ана вашем языке я больше
говорить не хочу, не могу и не буду. Вы же все там пачкуны,
прихлебатели, зубрилы, выдумали себе игру, так играйте сами и не
заставляйте нормальных людей всем этим восторгаться. Что вы их
тянете, дергаете? О, вам скучно друг другу в ваши сытые рожи
постоянно глядеть, вам изредка хочется чего-нибудь свеженького, да
покрасивее, поостроумнее, чтобы возвысить вашу серость над
серостью, чтобы ваша тупость могла сказать: глядите, безумцы, и
истина с нами, потому что даже истина похожа на продажную девку.
Но нет с вами любви и не будет, хорошие женщины вас не любят,
пусть хоть и спят с вами.
Разгледяев (усмехается). Мы, конечно серость, а вы гении, особенно
твой инженер.
Елена (уже спокойно). Да, ты прав, не гений он. Но не потому, что
не достоин, а потому, что гениев нет вообще. Не усмехайся,
Разгледяев: гении, вожди, творцы - это ваши изобретения; вот и
все, что вы смогли изобрести своими паршивыми мозгами и своей
нечистой совестью. Вы для того придумали гениев, чтобы самим быть
людьми! Иначе всем станет ясно ваше скудоумие. Запомни,
Разгледяев, нет гениев, но есть нормальные люди, и они меж собой
не стремятся возвыситься или возвысить, но, впрочем, тебе этого
уже не понять. (Отвернулась, показывая,что разговор окончен, но
внезапно опять поворачивается к Разгледяеву и холодным спокойным
голосом говорит.) А ведь я поняла, почему ты пришел! Я догадалась,
почему ты с разводом тянешь. Я сейчас скажу почему, и если правда,
то сейчас же ты уйдешь, немедленно. Только не лги, не вздумай;
проверить тебя очень просто, достаточно снять трубку и позвонить
(поправляет халат на груди). У тебя загранкомандировка горит?
Боишься, что с таким пятном в анкете не пустят?
Разгледяев (бледнеет). Я ухожу, и теперь навсегда, с тобой
бесполезно говорить.
Елена. Так и есть, ах ты, бедненький, как же ты без Европы и
Европа - без тебя? Ай-яй-яй, бедная Европа. Ничего, переживет
Европа, найдут другого кретина, будет там с каменным лицом Россию
представлять. Да, правда, у них там своих достаточно. А вдруг хоть
нормальный попадется? Маловероятно, вы же сами из себя выбираете.
Вот только за державу обидно, что по таким идиотам о всех людях
судят. Уходишь? Уходи, извини - не провожаю. До скорого на суде.
Следующий раз в Европу поедешь.
Разгледяев уходит.
Елена. Спасибо вам, Анатолий, видите, как все быстро окончилось.
Анатолий. А я-то тут причем?
Елена. Вы? Анатолий, давайте на "ты", а?
Анатолий. Я, собственно, никогда не возражал.
Елена. Давайте выпьем.
Анатолий, спохватившись, разливает.
Елена. Итак, сейчас я произнесу тост, даже не тост, а тронную
речь. Ваша фамилия?
Анатолий. Ермолаев.
Елена. Ах, черт, Ермолаев, Разгледяев, - ну ничего, не в фамилии
дело. Так вот, слушайте внимательно и ничему не удивляйтесь.
Анатолий Ермолаев, двадцати четырех лет от роду. Сейчас наступит,
быть может, самый важный момент в вашей жизни, сейчас - через
несколько минут - вы прикоснетесь к одной из самых страшных тайн,
какие существовали когда-либо на Земле. Вы еще можете отказаться,
потому что человек посвященный становится хранителем этой тайны
без всяких клятв и прочих предварительных условий и тем самым
берет на себя великую ответственность. Вы согласны?
Анатолий (подыгрывает). Согласен.
Елена (встает и поднимает вверх руку, говорит серьезно). Я,
Елена, по закону Разгледяева, а по существу ничья, являюсь
хранительницей совершенно секретного списка членов самого тайного
из тайных обществ, основанного в те незапамятные времена, когда
еще не только никаких обществ не было, но не было даже общин; в те
глупые смешные времена, когда Земля вращалась в полтора раза
быстрее, а быть может, и еще раньше, когда растения были
деревьями, насекомые птицами, а животные людьми. Или еще раньше,
когда Вселенная не знала, что она Вселенная, а пространство и
время не знали, что они пространство и время; когда не
существовало борьбы противоположностей, а было естественное с
натуральными законами вещество. Тогда появился первый список
содружества неизвестных друг другу. Список этот никогда не
терялся. Даже если в обществе оставался всего лишь один человек,
он вносил дрожащей рукой свою фамилию и сбоку подписывал:
"совершенно секретно". Чем только не приходилось писать, да и на
чем! Ведь бумага появилась совсем недавно, но ниточка, связующая
поколения, никогда не обрывалась...
И общество росло и разрасталось. Корни его углублялись в
естественный плодородный слой, в котором еще не наблюдалось и
следов химических удобрений, кроме удобрений естественных, таких,
как коровий помет; ствол крепчал и крепчал, добавляя с каждым
столетием ровно сто колец, которые надежно стягивали и охраняли
труды предыдущих поколений. Временами, правда, кольца выходили не
очень крепкими, сказывались засухи, наводнения и ледниковые
периоды. Но все же по стволу бежал нарастающий поток животворной
силы, растекался кровью по тонким ветвям к наполненным хлорофиллом
листьям, подставившим свои спины отвесно падающим солнечным лучам.
И крона этого удивительного дерева всегда возвышалась над кланами
и сектами, масонскими организациями, партиями и орденами, союзами
и униями, религиями и философиями. Над классами и
деклассированными элементами, над академиями и творческими
союзами, над космополитами и прагматиками возвышалось никому
постороннему не известное тайное братство. В отличие от всех
других это общество не требует от его членов выполнения
каких-либо правил, оно не требует жертвенных приношений или уплаты
членских взносов, оно вообще ничего не требует от своих членов,
ибо люди, вошедшие в него, являются таковыми не потому, что они
законные члены, но потому входят в сообщество, что являются
таковыми. Поэтому здесь не бывает шпионов, ренегатов, предателей
или оппортунистов. Они узнают друг друга не по особой униформе,
значкам или удостоверениям. Для этого они не пользуются тайными
знаками или паролем. Секрет узнавания известен только членам
тайного общества, да это и не секрет, а просто их особое свойство
видеть в чужом чужого и в своем своего. Поэтому проникнуть извне
туда нельзя, можно лишь в определенный момент жизни осознать себя
в его рядах. Это общество не признает никаких границ - ни
политических, ни национальных, ни физических; оно, возможно (пока
это точно не установлено), простирается далеко за пределы земного
тяготения.
Итак, Анатолий Ермолаев, двадцати четырех лет от роду,
сегодня, в конце второго тысячелетия, вас вносят в вечный список,
и потому вы объявляетесь членом всемирного тайного братства
нормальных людей!
Елена подходит к совершенно обалдевшему Анатолию, приглашает
жестом подняться, вдохновенно ударяет по неподвижной рюмке нового
члена тайного общества, и выпивает. Как только Анатолий делает
то же самое, целует его в губы.
Анатолий (ошарашен, но пытается шутить). Скажите, а Богданов -
что, тоже член всемирного общества?
Елена (абсолютно серьезно). Во-первых, мы теперь на "ты", а во-
вторых, ты забыл, что общество тайное и ты сам должен решать, кто
является его членом, а кто нет (устало опускается в кресло).
Анатолий. Пожалуй, я пойду.
Елена. Да, хорошо. Я что-то устала. Спасибо, Анатолий. Мне нужно
побыть одной (закрывает глаза). Нет, постой, я тебе хотела что-то
сказать. Ах, вспомнила. Приходи к нам, к Коле завтра, хорошо?
Анатолий. Я не знаю..., я, наверно, не смогу...
Елена. Нет, нет, приходи, вечером, будут Колины друзья, очень
интересные люди. (Анатолий неуверенно пожимает плечами.) Приходи,
не обижай хранительницу тайного списка. Хорошо?
Анатолий кивает и уходит.
З А Н А В Е С
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Картина пятая
Квартира инженера Богданова. Приподнятая праздничная
атмосфера. Играет музыка: изрядно потрепанная грамофонная
пластинка нежным голосом поет "Санта Лючия". За выдвинутым на
середину комнаты столом веселая компания из четырех человек. Во
главе стола в роскошном платье царственно восседает Елена. По
правую руку двое мужчин лет сорока, это Доктор и Гоголь-Моголь,
друзья инженера. По левую руку сидит сам хозяин. Звонят в дверь.
Елена. Это он! (Встает, открывает дверь, возвращается, подталкивая
впереди себя Анатолия.) Знакомьтесь, это мой герой Анатолий.
(Анатолий жмет руки.) Это самый душевный человек - Доктор, а это
Гоголь-Моголь, он философ-утопист.
Анатолия усаживают за стол, подвигают тарелку, наливают
шампанского.
Доктор (поднимается, в руке фужер шампанского). У меня есть тост.
Коля, знакомы мы не первый год, я бы даже сказал, близко знакомы,
но все как-то не было случая сказать, что думаешь. То есть
говорить-то мы говорили, и до хрипоты, и до ссоры, но все о делах,
о проблемах. Теперь же я хочу сказать о тебе. Ты извини, Коля,
если с перебором, но уж от чистого сердца. (Набирает воздуху.)
Тяжело жить без друзей, но еще тяжелее жить без товарищей, без
людей, с которыми можно обо всем говорить, которым можно
довериться, без боязни, что они тебя будут чем-нибудь попрекать
или, не дай бог, над чем-нибудь твоим сокровенным будут
надсмехаться. Человек не может жить один, даже если он очень
умный. Всех не обхитришь, всегда найдется такой хитрец, что его не
обойдешь, и этот самый главный хитрец - ты сам. Но с самим собой
долго не поспоришь, вот и начинаем мы искать вокруг себя родную
душу, и не для того даже, чтоб излиться, но чтобы самому услышать
из чужих уст свои собственные мысли. Нужно обязательно знать, что
не зря ты волнуешься, что есть еще люди, и не только в книжках, а
живые, рядышком, у которых болит и ноет от того же, что и у тебя.
А иначе - с ума сойти от пустоты и от окружающей радости.
Гоголь-Моголь. Эка ты завернул...
Доктор. Подожди, я серьезно (с волнением). Я же о главном. Не
знаю, как кому, но мне было очень тяжело, пока я тебя, Коля, не
встретил. Ох, тяжело, кричать криком хотелось: где же вы, люди,
куда исчезли, ведь были же, я же читал, господи, еще сто лет назад
были, с мыслями нормальными, с разговором человеческим, с моими
болячками. Все, конечно, кричат: время другое, стрессы, экология,
не справляемся с потоком информации. Чепуха какая - во-первых, где
она, информация? Во-вторых, дело же не в информации, дело же в
идеях - а где они, новые идеи? По пальцам пересчитать можно - раз,
два, и обчелся, но и это еще не беда; старое забываем или за новое
выдаем, кукиш в кармане - и тот в прошлом веке предрекли. (Вдруг
прерывается, усмехается.) Вы можете сказать, что я для Анатолия
говорю, но, ей-богу, нет. Я потому говорю, что грустно человеку,
тяжело без людей. И это даже мне, который, можно сказать, в
тепличных условиях жил. А каково же тебе, Коля, было, как же ты
превозмог с твоей бедой? Я знал, конечно, что много таких, с бедой
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг